Жизнь
Шрифт:
Когда я впервые про него услышал, он состоял m'enage `a trois с Деборой Диксон и Анитой, задолго до начала наших с Анитой отношений, и все у них было мило-весело. Он был вербовщик и устроитель групповых забав на троих и не только, по-сутенерски, хотя не думаю, что Анита тогда так на это смотрела.
Одна из первых вещей, которая встала между мной и Анитой, была эта поебень с «Представлением». Кэммелл хотел мне подгадить, потому что когда-то Анита была его, еще до Деборы Диксон. Ему явно доставляла удовольствие идея испортить наши отношения. Это же была намеренная подлянка — Мик и Анита, играющие любовников. Что там что-то неладно, я чуял без всяких слов. Я знал Муш, Мишель Бретон, третью участницу сцены в ванной, — я уж не совсем тогда впал из кадра, — которой платили за парное «представление» с её бойфрендом. Анита рассказывала, что Мишель приходилось вкалывать валиум перед каждым дублем. Так что, по сути, он собирался снимать третьесортное порно. Хотя сюжет у него в «Представлении» был хороший. Ему повезло с единственным интересным кино в его жизни только из-за тех, кто там еще участвовал: Ник Peг, который был оператором, и Джеймс Фокс, которого он по-всякому выводил из себя. В обычной жизни Фокс имел породистый выговор, а тут не мог перестать выражаться как гангстер из Бермондси что на площадке, что в жизни до тех пор, пока его не спасли Навигаторы — христианская секта, которая завладела его вниманием на
Доналду Кэммеллу манипуляции были интереснее, чем собственно режиссура. Он возбуждался от наблюдения за предательством близких людей, и как раз это ему хотелось устроить с помощью «Представления», насколько хватит изобретательности. Он снял только четыре фильма, и три из них кончаются одинаково: главный персонаж либо получает пулю, либо сам стреляет в кого-то очень ему близкого. Вечный соглядатай. Майкл Линдсей-Хогг, режиссер ранних выпусков «На старт, внимание, марш!» [119] и потом роллинговского «Рок-н-ролльного цирка» [120] , рассказывал, что, когда он снимал «Пусть будет так», битловскую лебединую песню на крыше [121] , он посмотрел на еще одну крышу по соседству, и там торчал Доналд Кэммелл. Как всегда, рядом с чужой смертью. Последним фильмом, который сделал Кэммелл, была видеопостановка в реальной жизни того, как он стреляется, — снова последняя сцена из «Представления», многоминутная, тщательно обставленная. Очень близким человеком в данном случае была его жена, которая оставалась в соседней комнате.
119
Ready Steady Go! (1963-1966) — одна из первых программ на британском телевидении, посвященных поп и рок музыке.
120
The Rolling Stones Rock and Roll Circus — фильм, снятый в 1968-м году, но выпущенный только в 1996 году, на основе специального шоу, устроенного Rolling Stones на арене цирка с участием нескольких других исполнителей.
121
Let It Be — документальный фильм (1970), запечатлевший запись одноименного альбома Beatles, в том числе импровизированный концерт на крыше студии на Эбби-роуд.
Я как-то потом встретил Кэммелла в Лос-Анджелесе и сказал: знаешь, Доналд, не помню ни одного человека, которому хоть раз было бы легко и весело с тобой рядом, и я сильно сомневаюсь, что ты тоже сам с собой когда-нибудь веселился. Тебе некуда больше идти, никого нет. Самое лучшее для тебя — выйти из игры по-джентльменски. И случилось это как минимум за два-три года до того, как он наконец себя порешил.
Я сто лет не знал ничего точно про Мика и Аниту, но я чувствовал. В основном по Мику, который не подавал и виду, но я как раз потому и чувствовал. Моя женщина возвращается поздно ночью, жалуется на то, что творилось на площадке, на Доналда, то, се, пятое-десятое. Но в то же время я знаю свою женщину, поэтому в редких случаях, когда она не возвращалась ночью, я кое-куда уходил и навещал другую подружку.
Я никогда ничего не ждал от Аниты. В смысле, ну правда, я же сам её у Брайана увел. И что теперь? Получила ты Мика, и где ж тебе нравится: там или здесь? Жизнь вообще в то время была как в Пейтон-плейс [122] : Жены-подруги менялись постоянно, то к тому, то к этому, так что... ну да, приспичило тебе, и ты с ним переспала, о’кей. А чего ты еще ждал? У тебя такая женщина, Анита Палленберг, и ты ждал, что мужики перестанут на нее западать? Слухи просачивались, и я думал: если у нее с Миком дойдет до постели, то всех ему благ — его с ней хватит максимум на раз. А мне приходится с этим жить. Анита — та еще штучка. Уж наверное, он от нее натерпелся!
122
Пейтон-плейс — вымышленный городок в Новой Англии, где разворачивается действие одноименного романа (1956). Тема романа — нравственный упадок и лицемерие за респектабельным фасадом.
Я вообще-то не особенно ревнивый. Я знал, что у Аниты было до меня и что еще раньше — про Марио Шифрано, который был известный художник. И еще про другого парня, арт-дилера из Нью-Йорка. Я не рассчитывал, что накину на неё поводок. Наверное, эта история отодвинула нас с Миком друг от друга больше, чем все остальное, хотя в основном со стороны Мика, не с моей. И наверное, навсегда.
Никакой реакции по поводу Аниты я Мику не выдал. Решил посмотреть, куда все это вырулит. Конкурировать за девицу или даже за одну ночь на гастролях — это нам было не впервой. С кем она сегодня пойдет? Кто тут король джунглей? Это было как дежурное бодание между альфа-самцами. Да и до сих пор то же самое, если честно. Но как основа хороших отношений это не сильно здорово, правда ведь? Я, конечно, мог устроить Аните скандал, но толку? У нас совместная жизнь. Я постоянно в разъездах. К тому времени я уже смотрел на такие вещи цинично. То есть, если я увел её от Брайана, глупо рассчитывать, что Мик устоит от того, чтобы её завалить под художественным руководством Доналда Кэммелла. Чтобы это произошло без него — сомневаюсь. Но знаешь, пока ты там делал свои дела, чувак, и обрабатывал Марианну, пока ты прохлаждался, я наслаждался. На самом деле мне пришлось покинуть место действия в довольно спешном порядке, когда вернулся хозяин. Чего уж там, это был наш единственный раз, горячо и по-спринтерски. Мы как раз лежали в этом, как его называет Мик в Let Me Down Slow посленаслождении, моя голова между этих двух прекрасных буферов. И мы услышали, как подъезжает его машина, началась большая суматоха, я сиганул в окно, схватил туфли, из окна через сад и тут понял, что забыл носки. Ну и ладно, он не тот человек, который будет искать чужие носки. У нас с Марианной это до сих пор дежурная шутка. Она мне посылает сообщения: «Твои носки до сих пор не нашлись».
Анита — азартный игрок. Но игрок иногда ошибается со ставкой. Для Аниты в ту пору просто не было такого понятия — статус-кво. Все должно меняться. Мы не женаты, мы свободны и так далее. Ты свободен, но только пока я знаю, что происходит. В любом случае ей было мало радости от его пипки. Я знаю, что у него пара здоровенных яиц, но это ведь не совсем то, что требуется. Я не сильно удивился, когда узнал. Где-то я даже этого ждал. Поэтому я и сидел в квартире Роберта Фрейзера и писал: I feel the storm is threatening my very life today [123] . Он сдал квартиру нам, пока Анита снималась, но сам в результате так и не съехал, поэтому, когда Анита уходила на работу, я оставался с Земляничным Бобом и Мохаммедом, которым, наверное, я первым это и сыграл: «War, children, it’s just a shot away...» [124]
123
«Я
124
«Война, дети, — до них всего лишь выстрел…» — слова припева из Gimme Shelter.
Был просто сильно хуевый день, за окнами хлестал дождь. Я сидел на Маунт-стрит, а над Лондоном носилась какая-то нечеловеческая буря, поэтому я погрузился в это настроение, просто смотря из окон Роберта и видя всех этих людей, у которых ветер рвал зонты из рук и которые бежали со всех ног. И у меня возникла идея песни — иногда тебе вот так везет. День был мерзотный. Заняться было нечем. Конечно, слова становятся гораздо многозначнее со всякими дополнительными обстоятельствами, но в то раз я не думал о том, что, боже мой, моя женщина сейчас играет сцену в ванной с Миком Джаггером. У меня в мыслях были бури, которые тревожили чужие души, а не мою. Просто песне повезло с моментом. Я только потом понял: она будет говорить больше, чем я думал сначала. Threatening my very life today («Грозит мне смертью»). И угроза в ней чувствуется еще как. Страшноватая вещь. А её аккорды — снова влияние Джимми Рида, тот же трюк с повисающим звуком — съехать вверх по ладам на фоне гудящей ми. Это я просто забирался выше: ля мажор, си мажор, и потом: привет, а на чем мне закругляться? До-диез минор, о’кей. Это очень непривычная тональность для гитары. Но просто нужно поймать верную конфигурацию, когда её слышишь. Множество из них, как эта, результат случайности.
Параллельно всему этому мы с Анитой подсели на героин. Просто нюхали его уже год или два вместе с чистым кокаином. Спидбол. Был в те времена — на первых порах Госздравоохранения такой дикий, но прекрасный закон, по которому, если ты торчок, нужно было зарегистрироваться у своего врача, и тогда ты попадал на учет государства как героиновый наркоман и тебе выдавали таблетки чистого героина с пузырьком дистиллированной воды, чтобы разводить и вкалывать. И уж конечно, при таком раскладе любой торчок официально назовет вдвое больше, чем ему нужно. Плюс одновременно, нужно тебе или нет, ты получал эквивалент в кокаине. Они планировали, что эффект кокса будет перебивать эффект опия и, чем черт не шутит, сделает из торчков полезных членов общества — с той мыслью, что, если ты только героинишь, ты ложишься, медитируешь, читаешь всякое, а потом ходишь под себя и воняешь. Но, конечно, кокаин этот торчки начали сбывать налево. Удваивали свои реальные потребности в героине, так что половина запаса оставалась на продажу, плюс весь кокаин. Разводка просто сказочная! И только когда эту программу прикрыли — вот тогда в Соединенном Королевстве начались проблемы с наркотиками. Но пока что торчки тихо охуевали. Мы хотим чего помедленней, поспокойнее вообще-то. А нам дают это чистое бодрилово. Все торчки оплачивали себе жилье с этой кокаиновой выручки. Кокаин сам по себе их интересовал очень редко, и если его заначивали, то самую малость — так, изредка освежить мозги. Тогда как раз я впервые кокаин и распробовал — чистый May & Baker [125] , прямо из баночки. На ней было написано «чистые пушистые кристаллы» — прямо на этикетке, и буквами! [126] А ниже череп с костями, то есть яд. Шикарная двусмысленность. На том этапе у меня все и замутилось — с Тони-Испанцем, с Робертом Фрейзером, — с того все и началось. Потому что было удобно — с их связями в торчковом обществе. И если я до сих пор живой, то, видимо, благодаря тому, что мы насколько возможно имели дело исключительно с реальной штукой, качественной. Короче, на кокаин я запал только из-за того, что это был чистый аптечный продукт — взрыв мозга. Когда я подружился с препаратами, любая дурь вообще была чистая, как слеза. Тебе не нужно было волноваться, с чем её намешали, не нужно было гробить себя всем этим уличным дерьмом. Но иногда, рано или поздно, ты неизбежно опускался до самого отстоя — как раз когда дурь уже крепко держала тебя за шиворот. С Грэмом Парсонсом мы, было дело, опускались по-черному. До оскрёбков с мексиканских сандалий. Но вообще-то при моем первом знакомстве с наркотиками кругом был один высший сорт.
125
Изначально самостоятельная химическая компания, с 1922-го до 1980-х существовала как фармацевтический бренд компании Rhone-Poulenc.
126
Слово «fluffy» («пушистый») в применении к химической субстанции имеет значение «в сыпучей форме».
В общем, немудрено, что в конце концов все завели себе своих личных торчков. Стив и Пенни — была такая пара зарегистрированных наркоманов. Я тогда, кажется, шастал по Лондону с Тони-Испанцем, когда мы у них заправляюсь. Жили они в убогой подвальной квартирке в Килберне. И месяца через два, как мы стали к ним захаживать, они говорят: «Вот бы вырваться отсюда. Пожить бы где-нибудь за городом». Я говорю: «А у меня как раз коттедж пустует». Короче, мы с Анитой поселили их в коттедже напротив «Редлендса», где в то время я постоянно обитал. И раз в неделю повелось: «Стив!» — до Чичестера, там заскочить на минутку в бутсовскую аптеку [127] , потом обратно домой — и у меня на руках половина его дозы белого. Стив с Пенни были очень милые, скромные, непритязательные ребята. Не какое-нибудь отребье. Стив был такой аскет с виду, с небольшой бородкой. И философ — постоянно читал Достоевского и Ницше. Крупный высокий худой парень с рыжими волосами, усами и очками на носу. Посмотреть — просто какой-то профессор, мать его, хотя пахло от него не по-профессорски. Продолжалось это, наверное, где-то с год. Такая была пара — милые, спокойные. «Может, чайку поставить?» Ни капли от того, что представляешь, когда слышишь слово «торчок». Все очень культурно. Иногда захожу в коттедж и говорю, по тому что они оба ширялись в вену: «Пенни, Стив живой еще?» «Думаю, что да, родной. Но ты все равно пока налей себе чаю, а потом мы его разбудим». Благовоспитанность невероятная. На каждого стереотипного торчка могу назвать десяток, которые живут совершенно налаженной жизнью — банкиры и все такое прочее.
127
Boots — английская сеть аптек.
Это была золотая эпоха. По крайней мере до 1973 — 1974-го все было совершенно законно. После этого дело накрыли медным тазом и перевели торчков на метадон, который хуже или уж точно не лучше. Синтетика, в общем. В один прекрасный день они проснулись и начали получать только половину рецепта чистым героином, остальное — метадоном. Из-за чего скоро добыча превратилась в чуть более конкурентное предприятие — началась эра круглосуточной аптеки на Пикадилли. Лично я парковался там за углом. Но у входа всегда уже толклась очередь — люди поджидали своих личных торчков, чтобы сразу забрать долю. Система просто уже не могла поставлять дурь в тех же объемах, не справлялась с ненасытным спросом. Мы воспитывали нацию торчков!