Жизненное пространство
Шрифт:
Следующим движением Горкалов достал автоматический пистолет и активировал электромагнитный механизм затвора пятидесятизарядной «гюрзы»…
Она заметила, что его руки не дрожат, лишь в побледневшем лице не было ни кровинки.
Шейла всегда была храброй девочкой, но сейчас ей было так страшно, что пальцы не гнулись, казались чужими и непослушными…
Он повернулся, увидев, что она, едва осознавая собственный жест, полезла за пазуху, вытаскивая тонкую цепочку с точно таким же медальоном, принадлежавшим ее отцу, капитану Дейвиду Норману.
Тень
Грань невозвращения уже была пройдена ими обоими, — судьба в который раз распорядилась по-своему, и хотя Горкалов видел страх девушки, понимал ее дрожь, но теперь он был вынужден оставить за Шейлой право на осознанное, самостоятельное решение.
Она повернула голову, встретилась с ним взглядом.
Слова не имели смысла. Он смотрел в ее глаза лишь долю секунды, затем, резко открыв дверцу машины, вылез из изуродованного «Гранд-Элиота», зная, что «Фалангер» слишком велик для охоты на людей.
Дверь со стороны Шейлы заклинило, и она торопливо полезла через водительское сиденье.
Илья не произнес ни слова, лишь жестом указал на раздвинутые створы ближайших ангаров, в которых возвышались смутные контуры. В правом «Фалангер», в левом «Ворон» — достаточно редкая модель сорокапятитонной машины среднего класса.
Мелкие смутные фигурки продолжали суетиться подле них; отсюда было невозможно различить, кто там и что делает подле ферм обслуживания боевых машин, но Горкалов уже, видимо, решил для себя все дилеммы и молча указал Шейле — твой «Ворон», я на «Фалангере», идем с боем, коды свой-чужой по ходу активации.
Язык немых жестов, бытовавший в среде пилотов Конфедерации, был известен ей так же хорошо, как родной элианский.
Илья поднял «гюрзу» и, повернув пистолет ребром, чтобы мизерная отдача от стрельбы вела оружие не вверх, а вбок, молча шагнул в сумрак, одновременно открыв огонь.
В звенящей тишине это было похоже на бред. Он шел и стрелял, не останавливаясь, не прекращая огня, словно сам был машиной, а его нервы состояли из стальных струн, не озираясь, не дергаясь, не сворачивая, пока не вошел в тускло освещенный ангар с установленным на обслуживающей плите «Вороном».
Из рукоятки «гюрзы» вылетела пустая обойма, и Шейла, которая, инстинктивно пригибаясь, двигалась следом за Горкаловым, вдруг услышала, как звонко клацнул о рифленую металлическую плиту отстрелянный магазин.
К ней снова возвращался слух, а вместе с ним и ужас.
В сумраке ангара она споткнулась обо что-то шуршащее, мягкое и безвольное. Вспомнив про крошечный фонарик, пристегнутый к брелоку для ключей, она посветила им себе под ноги и невольно отшатнулась.
На обагренной розовой кровью металлической плите лежал инсект.
Эти существа были известны Шейле по многочисленным выпускам галактических новостей, но воочию она столкнулась с ними впервые.
Этот напоминал материализовавшийся кошмар перебравшего энтомолога. Хитиновый панцирь мертвого насекомого, заляпанный розовой сукровицей, влажно и неприятно поблескивал в дрожащем свете маломощного
Из-за шока, вызванного инстинктивным ужасом и отвращением, Шейла волей или неволей смогла внимательно разглядеть насекомоподобное существо. Она стояла и смотрела вниз, себе под ноги, на застреленного инсекта, не ощущая ничего вокруг, словно эта чуждая форма жизни сумела заполнить собой все ее сознание.
Его голова, лишенная шеи, казалась торчащей прямо из плеч, большие фасетчатые глаза, смещенные ближе к ушным отверстиям, выглядели тусклыми и ненатуральными, будто стеклянными, дыхательные щели, занимавшие центр «лица», располагались елочкой, создавая жуткую, вдавленную имитацию носа, из-под которого резко выступали роговые челюсти, способные обкусывать и мелко измельчать как растительную, так и животную пищу…
…Рука Горкалова легла на плечо Шейлы, заставив ее вздрогнуть и отскочить в сторону.
Он не отпустил ее, а молча встряхнул, повернув лицом к себе, так что она ощутила на щеке его теплое, прерывистое дыхание. Рука Ильи Андреевича оказалась неожиданно сильной, а пальцы показались ей просто железными.
— Нет времени на медленные танцы, — произнес он, ногой перевернув труп инсекта. — Видишь?
Она кивнула, с трудом сдерживая подкатившую к горлу рефлекторную тошноту.
— Это вторжение.
За открытыми створами консервационного ангара внезапно раздался ноющий звук сервомоторов — это «Фалангер», торс которого по-прежнему возвышался над боксами, повернулся в другую сторону.
Больше не нужно было слов, эмоции и так перехлестывали разум. Она понимала, что произошло.
Горкалов был прав. Цивилизацию продали.
Дрожащие пальцы Шейлы нашли медальон и сжали его.
— Я смогу заменить отца… — едва слышно прошептала она.
Первое, что ощутила Шейла, протиснувшись сквозь люк в рубку «Ворона», было полумистическое чувство внезапно материализовавшегося сна, но не желанного, а кошмарного…
Кодон активации бортовой кибернетической системы, казалось, жжет вспотевшую от напряжения ладонь.
Она вылезла из люка позади специального ложемента — сложной системы датчиков и приводов, центром которой являлось катапультируемое в случае критических повреждений кресло пилота, обошла этот комплекс, боком протиснувшись в узкий зазор между ложементом и обступающими его со всех сторон приборными панелями, села на самый краешек кресла, словно была маленькой девочкой, тайком от родителей пробравшейся в некую запретную зону, нашла глазами крохотное окошко сканера и, решившись наконец, протянула руку, коснувшись теплым медальоном сканирующей пластины.