Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Был Пьетро но всех вещая весьма прилежен и всячески стремился заслужить почести и приобрести славу и искусстве. Был он не только добрым христианином, но и весьма благочестивым и большим другом бедных и за доброту свою был любим не только в Риме, на своей родине, но и всеми, знавшими его или же его произведения.. В глубокой же старости он в конце концов отдался с таким воодушевлением религии, ведя жизнь примерную, что почитался почти что святым. И посему не приходится удивляться тону, что не только названое Распятие, выполненное его рукой, заговорило, как было сказано, со святой, но что совершала и совершает неисчислимые чудеса выполненная им Богоматерь, которую я лучше не назову, хотя она и весьма знаменита во всей Италии и хотя я более чем уверен и по манере живописи мне совершенно ясно, что она выполнена рукой Пьетро, похвальнейшая жизнь коего и благочестие обращенное к Господу, достойны того, чтобы им подражал всякий. И посему пусть не думает никто (ибо это почти невозможно, и опыт постоянно это доказывает, что можно достигнуть высокого почета без страха Божьего и милости Господней, а также без добрых нравов.
Учеником Пьетро Каваллини был Джованни да Пистойя, выполнивший на своей родине несколько работ, большого значения не имеющих. Умер Пьетро в конце концов
Quantum Romanae Petrus decus addidit Urbi Pictura, tantum dat decus ipse polo.
(Городу Риму Пьетро придал красы живописью, настолько сам он украшает небеса).
Изображения его, как я ни искал, найти не мог; потому его и не помещаю.
ЖИЗНЕОПИСАНИЯ СИМОНЕ И ЛИППО МЕММИ СИЕНСКИХ ЖИВОПИСЦЕВ
Поистине могут назвать себя счастливыми люди, имеющие от природы склонность к тем искусствам, которые могут принести им не только почести и пользу величайшие, но и, более того, именам их славу едва ли не вечную. Но еще счастливее те, кто с пеленок обладает, кроме такой склонности, также любезностью и светскими нравами, которые делают их весьма приятными для всех людей. И, наконец, счастливее всех, если говорить о художниках, те, которые, получив от природы склонности к доброму и от нее же, а также от воспитания – благородные нравы, живут в одно время с каким-либо знаменитым писателем, от которого за небольшой портрет или другую подобную же любезность в виде произведения искусства они подчас через писания его получают в награду честь и славу вечные. Среди тех, кто занимается искусствами рисунка, этого особенно должны желать и добиваться превосходные живописцы, ибо их творения, создаваемые красками на плоскости, не могут обладать той прочностью, какую имеют скульптурные произведения из бронзы и мрамора или же здания, выстроенные архитекторами. И потому величайшей удачей было для Симоне то, что он жил во времена мессера Франческо Петрарки и встретил при авиньонском дворе сего нежнейшего поэта, который пожелал иметь изображение мадонны Лауры, исполненной рукой мастера Симоне, и так как она на портрете оказалась такой же прекрасной, как он желал, он оставил память о Симоне в двух сонетах, один из которых начинается так:
Ни Поликлет, прославленный в искусстве,
Ни тысячи других, ему подобных…
а второй так:
Когда я кисть вложил Симоне в руку,
Был мастер вдруг охвачен вдохновеньем…
И поистине сонеты эти и упоминание о нем в одном из «Писем к домашним» в пятой книге, начинающемся со слов: Non sum nescius (Известно мне)прославили бедную жизнь мастера Симоне больше, чем прославляли и когда-либо прославят все его произведения, ибо рано или поздно они погибнут, тогда как писания такого мужа будут жить на веки вечные.
Итак, Симоне Мемми был превосходным сиенским живописцем, единственным для своих времен и весьма ценимым при папском дворе, и потому после смерти своего учителя Джотто, которого он сопровождал в Рим, где тот выполнял мозаичный корабль и другие вещи, он, подражая манере Джотто, написал Деву Марию в портике Сан Пьетро, а также святых Петра и Павла неподалеку от бронзовой сосновой шишки на стене между арками портика с внешней стороны. Симоне был так прославлен за эту работу, в особенности же за изображение причетника собора Петра, расторопно зажигающего лампады перед названными фигурами, что он с настойчивостью величайшей был приглашен в Авиньон ко двору папы, где он выполнил столько живописных работ фреской и на досках, что творения его оправдали его славу, распространившуюся столь далеко.
И потому, когда он возвратился в Сиену, будучи весьма известным, он и там пользовался большим успехом, и Синьорией ему было заказано написать в одном из зал ее дворца фреской Деву Марию, окруженную многочисленными фигурами, каковую он и завершил со всем совершенством себе на пользу и во славу великую. А чтобы показать, что и на досках он умеет работать не хуже, чем над фресками, он в названном дворце расписал одну доску, что послужило поводом к тому, что ему были заказаны две другие в соборе, а также Богоматерь с младенцем на руках в прекраснейшем положении над дверями попечительства названного собора; на этом живописном произведении прекраснейше расположены и большим украшением служат летящие ангелы, несущие в воздухе хоругвь и обратившие взоры вниз на нескольких святых, окружающих Богоматерь.
Когда это было сделано, Симоне был приглашен генералом ордена св. Августина во Флоренцию, где работал в капитуле Санто Спирито, обнаружив изобретательность и удивительную рассудительность в фигурах и лошадях, им написанных, о чем свидетельствует история Страстей Христовых, где мы видим, что все им выполнено талантливо, со сдержанностью и величайшим изяществом. Там же мы видим разбойников, испускающих дух на кресте; и душа доброго радостно возносится на небо ангелами, душа же злого в полном смятении, с всклокоченными волосами направляется в сопровождении дьяволов на муки ада. Равным образом обнаружил Симоне изобретательность и рассудительность в позах ангелов, горько плачущих вокруг Распятого, но превыше всего достойны внимания духи, которые, как мы видим, рассекают воздух своими плечами и своим вращением как бы поддерживают движение своего полета. Однако эта работа еще больше свидетельствовала бы о превосходных качествах Симоне, если бы она не была повреждена временем, а сверх того испорчена в 1560 году упомянутыми отцами, которые, не имея возможности пользоваться капитулом, пришедшим в негодное состояние от сырости, и заменяя изъеденный червями потолок сводом, уничтожили и то немногое, что оставалось от живописных работ этого человека. Почти в то же самое время Симоне написал Богоматерь и св. Луку с другими святыми темперой на доске, находящейся ныне с его подписью в капелле Гонди в Санта Мариа Новелла. После чего он весьма удачно расписал три стены капитула названной Санта Мариа Новелла. На одной, над входными дверями, он написал житие св. Доминика, на следующей, по направлению к самой церкви, написал устав и деятельность его вероисповедания и ордена в борьбе с еретиками, изображенными волками, нападающими на овец, которых защищают многочисленные псы с черными и белыми пятнами, отгоняющие
Итак, на Кампо Санто Симоне, следуя, дабы не делать еще больше ошибок, порядку, которого придерживались другие, выполнил над главными дверями изнутри фреской Богоматерь, возносимую на небеса хором ангелов, поющих и играющих столь живо, что по ним можно опознать все разнообразные действия, обычно совершаемые поющими и играющими музыкантами: как они прислушиваются к звукам, открывают по-разному рты, возводят очи к небу, надувают щеки, напрягают горло и вообще совершают все прочие действия и движения, выполняемые музыкантами. Под этим Успением он на трех картинах изобразил несколько историй из жития св. Раньери пизанского. На первой, будучи юношей, он играет на цитре, под которую танцуют несколько девушек, красивейших и по выражению лиц, и по нарядным одеяниям и прическам того времени. Далее мы видим того же Раньери, которого за подобное сластолюбие упрекает отшельник блаженный Альберто и который стоит с поникшей головой, с заплаканным лицом и с глазами, покрасневшими от слез, в полном раскаянии за свои грех, в то время как Господь в воздухе, окруженный небесным светом, показывает, что прощает его. На другой картине Раньери, раздав все свое имущество беднякам божьим, собирается сесть на корабль, и его окружает целая толпа нищих, калек, женщин и детей, весьма возбужденно стремящихся пробраться вперед, чтобы попросить у него милостыни и поблагодарить его. На той же картине тот же святой,
облеченный в храме власяницей паломника, стоит перед Богоматерью, окруженной многочисленными ангелами, которая показывает ему, что он упокоится в ее лоне в Пизе; все эти фигуры отличаются живостью и красотой лиц. На третьей Симоне изобразил, как Раньери, пробывший семь лет в заморских странах, являет всем своим видом, что провел в Святой земле три сорокадневных поста; там же он стоит в хоре, имея богослужению, и множество мальчиков поют, а его искушает демон, которого отгоняет твердая решимость Раньери, не пожелавшего обидеть Господа, и сопутствуемого фигурой, в коей Симоне изобразил Постоянство; она обращает древнего врага в бегство, а тот удаляется не только в смущении, но и обмятый страхом и, согласно прекрасному и смелому замыслу художника, убегая, схватился руками за голову, которую он опустил и втянул насколько возможно в плечи, говоря, как это видно по надписи, выходящей из его пасти: «Больше не могу». И, наконец, на той же картине мы видим еще Раньери коленопреклоненного на горе Фавор, когда в воздухе ему является чудесное видение Христа с Моисеем и Ильей. Все это в этом произведении, а также многое другое, о чем умалчиваю, обнаруживает, что Симоне обладал очень смелым воображением и понимал хороший способ изящно сочетать фигуры в манере тех времен. Закончив эти истории, он расписал в том же городе две доски темперой в сотрудничестве с Липпо Мемми, своим братом, который и раньше помогал ему в росписи капитула Санта Мариа Новелла и в других работах.
Этот последний, хотя и не был столь превосходным, как Симоне, следовал тем не менее, насколько мог, его манере и выполнил совместно с ним много фресок в Санта Кроче во Флоренции, у братьев-проповедников в Санта Катерина в Пизе доску главного алтаря, а в Сан Паоло, а Рипа д'Арно, кроме многих прекраснейших фресок, доску темперой, ту, которая ныне находится над главным алтарем, на которой Богоматерь, святые Петр и Павел и св. Иоанн Креститель, а также другие святые и которую Липпо подписал своим именем. Выполнив эти работы, он расписал самостоятельно доску темперой для братьев-августинцев в Сан Джиминьяно и приобрел этим такую известность, что ему пришлось отослать в Ареццо епископу Гвидо де Тарлати доску с тремя поясными фигурами, ныне находящуюся в капелле Св. Григория в епископстве. Когда Симоне работал во Флоренции, его двоюродному брату, талантливому архитектору по имени Нероччо, удалось в 1332 году заставить зазвонить большой колокол флорентийской Коммуны, в которой в течение семнадцати лет никто не мог звонить без помощи двенадцати человек, его раскачивающих. Последний же уравновесил его так, что раскачать его можно было вдвоем, после чего уже один звонил сколько угодно, несмотря на то, что весил колокол более шестнадцати тысяч фунтов; кроме славы это принесло в его пользу триста флоринов золотом, что было большим вознаграждением для тех времен.