Жизнеутверждающая книга о том, как делать только то, что хочется, и богатеть
Шрифт:
Открытие триалов изменило все. Первое видео, которое я посмотрел, – Chainspotting, британское видео 1997 года про горных велосипедистов, в котором задействованы лучшие представители этого направления. Там были Мартин Эштон, и Мартин Хойес, и Уилл Лонгден. Все они выполняли трюки, перепрыгивая через швартовные тумбы и лавки. Один даже спрыгнул с трехметровой стены. Школьные приятели рассказывали мне про такие трюки, но они выполнялись на BMX; с горным велосипедом я такого не представлял. Это было довольно-таки вдохновляюще. Для меня этот стиль, впрочем, был не совсем нов, я и раньше пробовал себя в нем, воплощая в жизнь трюки, которые создавал у себя в голове. Теперь, когда я смотрел, как это делают другие, я был словно под гипнозом.
По
Трюки, которые выполняли Мартин и Ханс, казались мне значительно более привлекательными, чем любой из трюков в скейтбординге. Данвеганский ландшафт был просто-напросто слишком влажным для такого. Но горный велосипед открывал мне больше возможностей, на нем я мог ездить по любой поверхности в городе в любых условиях. После просмотра Chainspotting мое воображение работало на пределе. Я начал рассекать по деревне в экстатическом состоянии, практикуя езду на заднем колесе и заносы и отскакивая от стен и цветников. (Я никогда не причинял вред цветам. Честное слово.)
Я достаточно быстро заработал репутацию местного злостного нарушителя общественного порядка, в чем, в общем-то, не было ничего особенного, учитывая, что Данвеган никогда не отличался разгулом преступности. Вероятно, в то время лишь меня там и можно было посчитать персонажем из какого-нибудь полицейского телесериала – да и то только потому, что именно я постоянно устраивал различные передряги прохожим, попадая к ним под ноги. Я жил в центре города, так что с того момента, как я выезжал из дома, я становился проблемой. Народ возмущался, ведь я носился туда-сюда не только летом, во время каникул, но также и зимой.
Остров Скай обделен таким богатством, как приятная погода. Большую часть времени идет дождь и холодно до дрожи, причем даже в июле. В январе, когда дул нещадный ветер, ездить по улицам было совсем невозможно, так что от безысходности я отправлялся на местный рынок Кинлох (или, как мы его прозвали, Оружейную лавку). Эти торговые ряды, расположенные на главной дороге к Данвеганскому замку, имели крышу, защищающую от дождя, по вечерам были освещены, и к тому же внутри было несколько удобных для практики ступенек и цветников – идеально! Оружейная лавка вскоре стала моим излюбленным местом для практики, и довольно быстро ее угловатые кирпичные стены были все исполосованы моими шинами. Это время сыграло корневую роль в становлении моего стиля. Я многим обязан тому месту.
Но моя любовь к Оружейной лавке не была взаимной. На меня поступали жалобы, я превратился в местного Уолтера Уайта, а наш коп, констебль Данкан Кармайкл, – в моего спецагента Хэнка Шрейдера. Он любил гоняться за мной, хотя моя езда была безобидной, – ну, по большей части. Да, я постоянно гонял на заднем колесе и иногда не использовал фары, но я ведь не делал ничего безумного. Я никогда не выпрыгивал перед едущими машинами и
Констебль Кармайкл смотрел на это иначе. Он постоянно тащил меня домой и отчитывал моих родителей за то, что я становлюсь угрозой обществу. Это было ахинеей – конечно, меня нельзя было назвать образцовым ребенком, но я и не слонялся по улицам до двух утра. Тем не менее вскоре мои родители начали выходить из себя.
«Мы заберем у тебя этот проклятый велосипед!» – кричала на меня мама.
Она понимала мою любовь к внедомашнему времяпрепровождению, но все же я становился непомерно надоедливой занозой. В учебе я был столь же плох; считалось, что я просто притягиваю к себе проблемы. Особенно такое мнение было распространено в старшей школе города Портри, находившейся в 45 минутах езды от Данвегана. Я не был ужасным ребенком; я не был задирой и, когда подрос, в драки совсем не лез, но примерно с 13 лет я сеял хаос всюду, где оказывался. У меня было значительно больше энергии, чем следовало, и достаточно товарищей, которые были более чем рады разделить со мной мое безумие.
Я был самым младшим среди одноклассников и в какой-то момент стал краш-тест манекеном для планов своих друзей – задумают они, например, прыжок какой-нибудь или пранк, и в качестве исполнителя непременно выберут меня. Изъяны плана выявлялись сразу же, стоило мне только рухнуть в какую-нибудь кучу и завыть от боли или оказаться в кабинете директора. Оценки я получал как придется. У меня все было неплохо с практическими предметами вроде труда, ИЗО или физики, но любой предмет, где нужно было что-то писать, например английский или история, вызывал у меня мучения. Позже мне поставили диагноз «дислексия», означавший, что чтение дается мне гораздо тяжелее, чем другим. Мое внимание быстро ускользало, и я часто ловил себя на том, что витаю в облаках во время уроков, рисуя в воображении новые трюки или продумывая какой-нибудь новый маршрут. Что мне до учебников? Я был весь сфокусирован на стене или лавке за окном.
В конце концов недостаток дисциплины привел к моему временному отстранению от занятий; последняя капля упала, когда меня поймали за броском конфетки в затылок водителя школьного автобуса. Однажды, когда он вез нас домой, все начали валять дурака, и я метнул шоколадный шарик прямо ему в голову. Бросок получился шикарным, но как только конфета с глухим звуком отскочила от его черепа, я понял, что мне конец. Он прямо-таки взревел, согнул спину, а его нога вдавила тормоз.
«Ну все, блин! Я вас полиции сдам!»
Я думал, что он шутил, мы все так думали. Автобус к тому моменту уже отъехал от школы на несколько миль. Но мы ошибались. Водитель развернулся и поехал к полицейскому участку Портри. Впрочем, и тогда никто всерьез не воспринял угрозу – до того момента, пока в автобус не вошел офицер и не потребовал объяснений. Мне стало дурно. Я был полностью уверен, что меня сдадут, однако все придерживались дворового кодекса; никто не проболтался, и в конце концов мы все добрались до дома. Тем не менее позже нам всем пригрозили групповым отчислением, так что в итоге я сознался, и меня отстранили от занятий. Атмосфера дома была не очень. От уроков я на время был освобожден, но оценки у меня были неважные, а полиция жаловалась на мои полуночные приключения. Короче, репутация моя стремительно ухудшалась. В довершение ко всему этому жестокая судьба распорядилась так, что констебль Кармайкл конфисковал мой Kona.