Жизор и загадка тамплиеров
Шрифт:
Что это были за секреты, о которых вроде бы знал монах Герберт Орильякский, ученик восточных эрудитов, этот загадочный персонаж, подозреваемый в применении если не магии, то так называемых герметических наук? Нам говорят, что речь могла идти про скрижали законов — но истинные скрижали, а не про те, которые достались еврейскому народу в виде моральных наставлений. Истинными же скрижалями якобы были «секреты Великой Пирамиды», похищенные Моисеем, что, в свою очередь, объясняет, почему фараон всеми доступными средствами пытался помешать израильтянам бежать из Египта и преследовал их до самого Красного моря. Конечно, подобные легенды не рождаются на пустом месте; часто случается, что они соответствуют реальности, прошедшей символическую кодировку с целью быть переданными грядущим поколениям в виде, доступном исключительно тем лицам, кто достаточно посвящен, чтобы понять их. Но в случае со скрижалями законов или «секретами Великой Пирамиды»
Однако если Гуго де Пейен и его товарищи стали обладателями столь обширных секретов, то им совершенно не нужно было отправляться униженно молить папу и знать Европы о серьезной материальной помощи, которая была им оказана по необъяснимой причине.
На это замечание многие отвечают, что тамплиеры далеко не сразу нашли секреты, и им требовались время и средства, чтобы отыскать их. Поэтому первым храмовникам пришлось воззвать к помощи лиц, участвовавших в официальном признании ордена Храма. Одним из них якобы был Бернард Клервоский, который понимал исключительную важность поиска серьезнейших секретов и удовлетворил просьбу Гуго де Пейена и его соратников.
Действительно, именно Бернард Клервоский поднял этот вопрос. Так или иначе, он находился в центре событий, в результате которых орден Храма обрел свою форму и вышел из неопределенного состояния. Выходит либо одно, либо другое: или Бернард Клервоский уже в 1118 или 1119 году был вдохновителем Гуго де Пейена, или впоследствии взял под свой контроль рывок девяти первых рыцарей. Объективно рассуждая, Бернард, несомненно, оказал незаметное, но глубокое влияние на замысел Гуго де Пейена, сделав орден Храма таким, каким мы его знаем, или таким, каким мы его представляем. Бернард Клервоский был мастером своего дела, и это утверждение не должно удивить никого, кто знает о выдающейся роли, сыгранной им в истории Церкви XII века, и его влиянии на развитие духовности в Западной Европе.
Но кем был этот св. Бернард, которого льстецы считали прорицателем, а ненавистники — истериком? Он был сыном бургундского кастеляна и принадлежал к рыцарскому роду, в котором были еще живы представления об общности семейных и земельных интересов. Он провел свои первые годы в замкнутом мирке, где царили законы семейной солидарности и вендетты. Поэтому понятно, почему он, осознав, что у него иное призвание, стал монахом только после того, как убедил своих братьев последовать его примеру. Или придерживаться духа семейственности, или нет — для Бернарда никогда не существовало полумер. В двадцать лет он вошел в аббатство Сито, только что основанное клюнийцем Робертом де Молемом, который видел в богатстве, удобствах и могуществе бенедиктинцев источник духовного падения. Роберт захотел вернуться к изначальному монашескому уставу — уставу Св. Бенедикта и ирландца Колумбана. Бернард был воодушевлен этой реформой монашеской жизни. Как Роберт де Молем и его преемник Стефан Гардинг, он будет проповедовать аскетизм, бедность, нравственную чистоту — неотъемлемые условия величия души. Бернард выделялся истовой верой, энтузиазмом, исключительной волей и стойкостью. Все эти качества дополнял замечательный ум. Когда по совету Стефана Гардинга монахи, посланные вместе с ним в монастырь Клерво, который задумали основать цистерцианцы, Бернарда выберут аббатом, он станет властителем душ христианского мира, чьего ответа ждали, прежде чем принять любое решение — ведь его слова слыли словами Божьими. Лишь немногим доводилось достигать такой власти благодаря душевным добродетелям. Но если власть его над окружающими людьми была несомненной, то власть, которую он имел над собой — точнее, пытался иметь, — была не менее велика.
Бернард Клервоский понял, что человек раздираем на части своими желаниями и в этом разладе кроется причина его несчастий. Для него возврат к единству мог свершиться только по образу и подобию Христа. Но какого Христа? Того, кто умер на кресте, или Христа торжествующего, которого можно было увидеть на портиках некоторых романских церквей? Никому не дано этого узнать. Агиографы св. Бернарда обходили стороной этот вопрос. Нужно было вписать его в вереницы почитаемых христианских святых, которых без опасений можно было бы представить всему миру. Однако не все было так просто: вокруг Бернарда было слишком много тайн.
В нем видели наследника западной традиции, восходящей к друидам и их предшественникам. Рене Генон назвал его «последним друидом Галлии». Абсурдное утверждение. Вся жизнь Бернарда свидетельствует об обратном. Не было человека, более преданного Римской церкви, большего сторонника централизации и универсалистских взглядов, чем он. А друидическая
23
Ibid. Le christianisme celtique et ses survivances populaires. Paris: Imago. 1984.
Убежденный страж веры и единства Церкви, Бернард понимал, что участвует в развитии общества и в какой-то степени воздействует на жизнь монашества: поэтому он не мог оставаться безразличным к просьбам Гуго де Пейена и его соратников. Для него понятие мирского все еще не отделилось полностью от сакрального. Согласно этому пониманию мира, существующего по божественным законам, которые надлежит знать и истолковывать, человек, как и государство, полностью погружен в жизнь, представляющую собой движение к искуплению. От неба, земли и до самых глубин ада христианский мир является огромным и неделимым организмом. Это был идеал Бернарда Клервоского. Он будет защищать его всю свою жизнь. В этой концепции нет ничего общего с гибкой доктриной друидов и аббатов-епископов ирландских монастырей раннего средневековья. Но это объясняет интерес аббата Клерво к рыцарям тамплиерам.
И все в этих рыцарях ему пришлось по душе. Бернард увидел в них возможность создать воинство Христово, которое смогло бы под исключительным руководством папства способствовать единению христианского мира, устранив тех, кто не желает быть его составной частью, то есть неверных, мусульман, и установить эффективный контроль над обширными пространствами европейского континента, охраняя их от любых потрясений и смут. Можно также с полным основанием предположить, что Бернард Клервоский намеревался расселить тамплиеров как можно плотнее по Европе, создав своего рода сеть, которая гарантировала единство христианского мира. Один вождь, папа римский, одна вера, христианская, один народ, народ христианский. То был идеал св. Бернарда и цистерцианцев. Тамплиеры должны были стать орудием для его достижения.
Предполагали — надо сказать, безосновательно, — что Бернард якобы знал о существовании неких документов, содержащих сведения о первых веках христианства, которые были спрятаны в надежном месте в Иерусалиме, и послал на их поиски храмовников. Но нет необходимости прибегать к подобному аргументу для того, чтобы объяснить благосклонность клервоского аббатам к рыцарям Храма. Его грандиозное видение христианства нельзя было претворить в жизнь без постоянного присутствия «спокойной силы», состоящей из «воинов Христовых», поддерживающих социальный мир и божественный порядок. Ордену Храма, этой международной организации, подчиняющейся только папе римскому — впрочем, как и цистерцианцам, — предстояло стать, по мнению Бернарда, идеальным ферментом единства, в котором так нуждался христианский мир. Поэтому можно смело утверждать, что для настоятеля Клерво миссия тамплиеров в Святой Земле была только предлогом. Настоящая цель ожидала орден в Западной Европе. Да, первоначально задачей воинства Христова была охрана дорог. Но кто контролирует дороги, контролирует и все остальное — как в военном, так в политическом и экономическом отношении. И единая христианская Европа, которую держали бы в повиновении, была бы готова стать царствием Божьим на земле. Если Бернард и руководствовался оккультными мотивами в отношении к тамплиерам, то искать их нужно именно в этом направлении: «Счастливы те, кто пребывает путешественником и чужестранцем в этом извращенном мире, и умеет оставаться чистым от его грязи; ибо не живем мы во граде, но мы ищем град, который настанет». Орден Храма должен был стать главным орудием в этом поиске.
На одной из орденских печатей представлены два рыцаря верхом на одной лошади. Конечно, это символ братства, но и двойственности, усиленной двумя цветами — белым и черным — знамени Босеан. Это доказательство двойственного положения тамплиеров, одновременно рыцарей и монахов, тех, кто воюет, и тех, кто молится. Символ двойной деятельности, в Святой Земле и Европе — а может, и иной двойственности.
В мистических мыслях Бернарда Клервоского был ли Иерусалим только в Палестине? Этот «град, который настанет», не Град ли Божий? И подобно самому Господу, этот град «нигде и повсюду».