Жнец и его тень
Шрифт:
— Не оставлю. Никогда не оставлю. И даже смерть не разлучит нас.
Средь ясного неба молния сверкнула, дерево вдалеке загорелось. А после гром громыхнул, предвещая скорую грозу.
Как подтверждение клятве. А может, проклятию.
С той ночи Велеслав Варвару не видел.
Княжич приехал, как оговорено. Был он хорош собой, холёный, лицом разумный. Родом своим не кичился, был что с боярами, что со слугами приветлив. Князь их даже друг друг представил, сразу опосля десницы воеводы.
— Вот, — говорит, — герой в нашей дружине
— Спасибо за службу, — сказал княжич искренне и руку протянул. — Надеюсь, и я смогу заслужить твою верность.
Руку Велеслав пожал — попробуй не пожми у всего терема на глазах. Хотя больше всего хотелось те руки оторвать и кое-куда поглубже засунуть. Неприятное, злое — но невероятно искреннее чувство.
Дни ему до свадьбы отведённые на пиры и охоты княжич тратить не стал — то уловку по укреплению рва подскажет, то с боярами в палате засядет, как и что расспросит. Как бы любую другую княжну в жёны брал — Велеслав бы с радостью назвал его своим князем. А так весь долг побоку — лучше бы отчалить незваному гостю, откуда пришёл… да хоть сквозь землю провалиться!
В самый канун дня праздничного собрал княжич парней молодых на пир честной, угостил по совести, о наболевшем слушал да обещал поспособствовать. И вот уже каждый правителя своего будущего лучшим другом считает…
Дождался Велеслав, покуда все покрепче захмелеют, да тихонечко из трапезной выскользнул. Рискованно было, но ноги сами его в женскую половину несли — не мог не пойти. У двери схоронился, прислушался, нет ли кого, постучал стуком условным.
Сначала тихо было, потом засов заскрипел натужно.
Посмотрел на Варвару — аж дыхание перехватило, до того хороша она была в наряде свадебном. Покров алый, жемчугами да каменьями самоцветными расшит, губы соком ягодным подведены, щёки румяные.
Да только боль в глазах такая, что он один бы смог увидеть, — и самому заплакать хочется. Но нельзя, ведь мужчины не плачут.
Варвара помедлила миг, а потом к груди прижалась, покров шалью на плечи сполз.
— Забери меня отсюда. Давай убежим? Всё к чертям пошлём, хоть по лесам и весям странствовать будем…
Виски заныли. Правда что ли перечеркнуть всё, чего потом и кровью добивался? Место насиженное, уважение людское, золото чеканное?
Но когда на твоих руках рыдает чужая невеста, и сердце рвётся от невыносимой боли, разве есть в этом мире что-то, что пожалеешь бросить к её ногам?
А потом наступила тьма.
Занималось утро. Велеслав вскочил с постели, будто шмелём ужаленный. Как он здесь оказался? Что Варваре ответил? Не вспомнить. Начался обряд или ещё нет? Смотреть на него — как самому себе горло резать, но не пойти — всю жизнь потом себя в малодушии обвинять.
Оделся Велеслав скорёхонько да из светлицы вышел. А в тереме тишина. Слуги едва не на цыпочках ходят. Что случилось либо не знают, либо молчат загадочно. Один дедок шепнул только:
— Тут
Около гостевой стражи видимо-невидимо, любопытных отгоняют. Велеслава, впрочем, пустили, как опытного дознавателя.
Несостоявшийся жених на кровати своей лежал, перина в красный цвет окрасилась. Рубанул кто-то от души — рана глубокая, от плеча наискосок.
Князь от гнева багровел, на воеводу бранился:
— И как мне это понимать прикажешь?! Посредь терема, дружиной заполненного! И никто не видал ничего!
— Может, чары какие? — стушевался воевода, чем ещё больше князя рассердил.
— Тогда Марье твоей нужно в упрёк поставить! Разленилась, стало быть, на княжьих харчах, мышей не ловит!
— Я спрошу, не почуяла ли чего.
— Да уж спроси! И богам помолись, чтоб почуяла!
Дружинники за спиной заволновались, кому-то стали слабо возражать да не сдюжили — Варвара сквозь строй прорвалась, растрёпанная, платье в беспорядке. В комнату заглянула, руку к губам прижала, борясь с тошнотой.
— Это что ж это… я вдовой, минуя жену, сделалась?..
— Уведите её отсюда!!! — приказал князь.
Велеслав взял её за руку крепко и прочь повёл, подальше от упокойника. Молчала сперва, потом спросила тихо, боясь самого вопроса:
— Ты об том говорил, когда обещал вчера придумать что-нибудь?
То так то эдак он прикидывал, кому смерть княжича более всего выгодна, а тут будто на ухо кто шепнул, в словах своих не сомневаясь:
«Тебе».
Отчётливо понял Велеслав тогда, чьих рук дело. Тяжесть вины за беспечность свою навалилось: не ушёл чёрт, поблизости кружил, выжидая, чтобы дело своё чёрное сделать.
— Я его не убивал… — выдавил он из себя. Как жалкое оправдание.
— Я тебе верю, — Варвара руку крепче сжала, ободрить пытаясь, — ты хороший, добрый. Зазря душу чужую не заберёшь.
Опять умолкла. Лишь у светлицы своей заговорила:
— Мне стыдно такие мысли думать… Но мне сейчас так страшно. Что с нами со всеми будет, не пойдёт ли князь соседский войной по праву кровной мести — и в то же время легко.
Сказала и дверь поскорее захлопнула. Оно и правильно — сейчас им лучше вместе на глаза не попадаться, как бы кто не подумал чего.
Велеслав к себе поспешил. Дверь отворил, уже зная, кого за ней увидит. И точно: тут как тут, кафтан с золотыми бляхами, шапка, лисьими хвостами украшенная — сегодня особенно тошно было смотреть на степное убранство.
— Ты убил его.
В глазах Хана словно пламя Пекельное сверкнуло, улыбнулся он зубы обнажив:
— Давай, Велеслав, поведай мне, какой я душегубец, княжича ни за что ни про что на тот свет отправил. Славного парня и дельного управителя, который никому не сделал зла, чем накликал на город всяческие бедствия и с соседями отношения попортил на годы вперёд. Обрушь на меня всю мощь своего красноречия — в то время как сердце твоё мне «спасибо» сказать хочет.