Жнец
Шрифт:
А Ева… Ева быстро вкусила преимущества своей ангельской внешности. И, казалось, сущность манипулятора жила у нее в крови.
Так или иначе, четыре года прошли как один миг, и, по ироничной случайности, обман раскрылся вновь на дне рождения маленькой Чирроки. Вернее сказать, раскрыл его сам Брайан: к тому моменту он окончательно разочаровался в себе, в своей работе, вновь впал в депрессивный период, ни то из-за службы, ни то из-за измен. С Евой отношения стали холоднее; она переехала из Мукро в Восточные земли, а Брайан сознался в изменах Элизе и Антону.
Одна Богиня-Матерь знает, как и почему Элизабет простила Брайана; на это потребовалось немало времени, и, наверное, в душе она не извинила. Антон же в собрате разочаровался. Не простил ни за использование сестры, ни за предательство жены и дочери. Примерно в то время ему предложили перевестись ближе к Северным Землям: обстановка там накалялась с каждым днем, Север подвергался ужасающему контролю (большему, чем все прочие земли), нестабильность росла. Авторитет у маркизуса Севера, Иванко Хорста, становился все значительнее, и жнецов уже неприкрыто перебрасывали "подавлять инакомыслие". Синнерс долго не размышлял. Подписал бумаги, оформил документы и переехал из Мукро.
На девять месяцев. А теперь сидел перед Брайаном и казался больше призраком, чем живым человеком. Мало кто сказал бы, что Антону только исполнилось двадцать семь. Он выглядел ровесником Брайану, а может даже и старше: русые волосы покрылись сверкающей сединой (теперь они с Евой вновь стали копией друг друга, но…), а голубые глаза померкли и потухли. Вместо задорной заинтересованности – усталость и подавленность. И, где-то глубоко-глубоко, за плетеным рисунком глазного яблока, за черной точкой зрачка – глубинный ужас и страх.
Страх.
– Алиса в порядке, – наконец тяжело ответил Брайан. Он и сам не заметил, как долго молчал: очнулся, когда бариста услужливо поставил высокий запотевший от холодного напитка стакан перед Антоном. – В порядке… Продолжает заниматься танцами, заняла первое место в сольных соревнованиях.
Чирроки хотел было открыть ноутбук, но внезапный гость придержал его руку.
– Антон, перестань. Работа.
– Она нескончаема. И потому можно повременить. Дело чрезвычайно важное и серьезное.
– Ты не понимаешь; опять эта неугомонная журналистка Шай…
– Это ты не понимаешь! – громко оборвал Брайана Антон. Затем опасливо оглянулся, будто бы в кофейне мог быть кто-то еще кроме них и бариста, научившегося становиться глухим к чужим разговорам. – Это ты не понимаешь, – повторил Синнерс, понизив голос, – враки о Севере – не враки. Ни слова лжи. Послушай, – мужчина выждал паузу, вглядываясь в глаза собрата, – эпидемия на Севере истинно существует. И она действительно возвращает мертвых к жизни. Брайан, – Антон схватил бывшего коллегу за руку, – с Севера грядет Апокалипсис.
***
Белые металлические балки моста напоминали ребра гигантской рыбы. Костяная клетка мелькала за окнами спортивной машины, едущей на всей скорости вперед. Брайан курил в окно, одной рукой выкручивая руль при обгоне. Вместе с Чирроки в машине был и Антон, наблюдающий за проплывающим мимо пейзажем.
Солнце лениво поднималось выше. Воды спокойной реки переливались рыбьей чешуей в лучах скрывающегося за высотками солнца. Прогулочная зона, полная людей, оставалась позади. Позади оставались и жилые районы, и белые башни Резиденции Трех, и высокая ограда утопающего в зелени светлого здания – незнающие не признали бы в этой изобилурующей маскаронами и пилястрами постройке следственного изолятора, казематы которого сгубили так много жизней, что ночами в шепоте ветра чудились стенания и мольбы о помощи; даже сами жнецы предпочитали убираться отсюда до наступления заката.
После разговора с Антоном Брайана все не отпускало чувство тревожного беспокойства. И, хотя рассказ Синнерса походил на бред сумасшедшего, болезненный припадок умалишенного, плохую шутку паршивого комедианта или подаваемую холодной месть в виде попытки напугать и выбить из колеи, Брайан знал точно: бывший напарник не соврал. Но почему? Зачем примчал к Брайану? Чтобы предупредить? Обезопасить? Зачем? Для чего? Неужто простил? Неужто вновь признал в Чирроки собрата, с которым спина к спине работал и пил холодное пиво по вечерам пятницы за игрой в бильярд?
И, хотя в среде жнецов давно уже многие были осведомлены об инфекции, захватывающей Север, никто не знал ничего конкретного: доходившие слухи были слишком сюрреалистичны, чтобы воспринимать их всерьез даже на сотую долю. Однако же, сомневаться в словах Синнерса Чирроки не мог.
– Так значит, что-то вроде нежити? – Брайан еще раз затянулся и отшвырнул окурок куда-то за пределы дорожной ограды. – Разгуливающие трупы? Ты ведь понимаешь, как это звучит со стороны?
Антон неоднозначно пожал плечами, мол "хочешь – верь, хочешь – нет".
– На Севере их называют кадаверами.
– Кадаверами?
– Ага, – удрученно подтвердил Синнерс. – По-правде говоря, я до сих пор не понимаю, почему повсеместно не бьют тревогу. Одно ведь дело подавлять мятежи и волнения, и совсем другое столкнуться с карой Небес. Знаешь, – продолжил Антон после небольшой паузы, – я почти уверен, что и сами Трое до конца не знали, для чего перебрасывали силы и с какой конкретно Северной заразой хотели бороться: Хорстом и его последователями или инфекцией. Впрочем, инакомыслие Севера и вправду подавлено. Кому бунтовать? За что уже бороться?
– Где сам Хорст?
Антон ответил не сразу.
– Бежал, судя по всему. И армия, и жнецы уже другим были заняты, куда нам было до его перемещений. А, может, подох где-нибудь. Но точно не в °15-10-12-1. Мы позже засекли его пересечение границ города, но сам Север он не покидал, – Синнерс скривился. – Нужно было сразу его вне закона объявить и охоту начать, а Трое только полтора месяца как опомнились, да еще и под шумок. Когда для всех Хорст остается все тем же маркизусом, и только жнецы его ловят, толку мало будет. Надо было и таможенников предупреждать, и всех подряд баронов, и полицию, и армейские подразделения…