Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
— Видел, — подтвердил Бальзамо.
— На дороге?
— На дороге.
— И я держал лошадей?
— Держали лошадей.
— Во время поединка?
— Пока принц испускал дух, как я вам уже сказал.
— Значит, вам лет пятьдесят?
— Я в таком возрасте, что вполне мог видеть вас тогда.
На сей раз барон откинулся на спинку кресла с выражением такой досады, что Николь не удержалась от смешка.
Но Андреа, вместо того чтобы рассмеяться, подобно Николь, устремила взгляд на Бальзамо и, казалось, погрузилась в мечты.
Гость как будто ждал этой минуты и предвидел ее.
Внезапно вскочив на ноги, он метнул на девушку один за другим несколько молниеносных жарких взглядов, и она задрожала, словно под действием электрических разрядов.
Руки ее напряглись и окоченели, шея склонилась, она как будто против своей воли улыбнулась незнакомцу и закрыла глаза.
А он по-прежнему стоя на ногах, коснулся ее руки; она снова вздрогнула.
— А вы, мадемуазель, — спросил он, — вы также полагаете, что я лгу, когда утверждаю, что присутствовал при осаде Филипсбурга?
— Нет, сударь, я вам верю, — проговорила Андреа с нечеловеческим усилием.
— Значит, мелю чепуху я, — вмешался старый барон. — Если, конечно, не предположить, что — простите меня, сударь, — что вы привидение, призрак!
Николь так и замерла в ужасе.
— Кто знает? — отозвался Бальзамо с такой странной интонацией, что девушка окончательно покорилась его власти.
— Ну, шутки в сторону, господин барон, — настаивал старик, решивший, судя по всему, добраться до сути, — неужели вам за тридцать? Право, вам ни за что не дашь больше этих лет.
— Сударь, — обратился к нему Бальзамо, — поверите ли вы мне, если я скажу нечто такое, чему невозможно поверить?
— Не поручусь, — отвечал барон, с сомнением качая головой, между тем как Андреа, напротив, жадно ловила слова гостя. — Я весьма недоверчив, предупреждаю вас.
— В таком случае зачем вы задаете мне вопрос, если не расположены выслушать ответ?
— Ну ладно, я вам поверю. Теперь вы удовлетворены?
— Тогда я повторю вам, сударь, то, что уже говорил: я не только видел вас, но и знал вас во времена осады Филипсбурга.
— Вы были тогда ребенком?
— Как сказать.
— Вам было лет пять, не больше?
— Вовсе нет, мне был сорок один год.
Барон разразился хохотом, Николь вторила ему.
— Я же сказал вам, — сурово произнес Бальзамо, — что вы мне не поверите.
— Ну как тут поверишь, помилуйте! Дайте мне какое-нибудь доказательство.
— А между тем все очень просто, — продолжал Бальзамо, ничуть не смутившись. — Мне в самом деле был тогда сорок один год, но я вовсе не утверждаю, что был тогда тем же человеком, что теперь.
— Ну, знаете, это уже язычество! — вскричал барон. — По-моему, какой-то греческий философ — эти негодные философы водились во все времена! — так вот, какой-то греческий философ не ел бобов, ибо полагал, будто у них есть душа, точно так же как сын мой полагает, будто душа есть у негров. Кто же, черт возьми, это выдумал? Как, вы говорите, его звали?..
— Пифагор, — сказала Андреа.
— Да, Пифагор, когда-то меня этому выучили иезуиты. Отец Поре даже заставил нас с малышом Аруэ [35] сочинять на конкурсе латинские стихи на эту тему. Помню даже, мои стихи понравились ему гораздо больше, чем сочинение Аруэ. Да, верно, Пифагор.
35
Настоящая фамилия Вольтера.
— А может быть, я и был Пифагором? Почем вы знаете? — как ни в чем не бывало возразил Бальзамо.
— Я не отрицаю того, что вы были прежде Пифагором, — отвечал барон, — однако, в конце концов, при осаде Филипсбурга Пифагор не был. Во всяком случае, я его там не видел.
— Разумеется, — сказал Бальзама. — Но вы видели там виконта Жана де Барро из роты черных мушкетеров?
— Да, да, его я видел, и он вовсе не был философом, хотя питал отвращение к бобам и ел их, только если ничего другого не оставалось.
— Вот именно. Вы помните, что на другой день после дуэли господина де Ришелье де Барро оказался с вами в одной траншее?
— Прекрасно помню.
— Потому что, вы же не забыли об этом, черные мушкетеры и легкая конница всю неделю двигались вместе.
— Верно, так что с того?
— Да то, что тем вечером картечь сыпалась как град. Де Барро был печален. Он приблизился к вам и спросил у вас понюшку табаку; вы протянули ему свою золотую табакерку.
— И на ней был женский портрет?
— Верно, я до сих пор помню даму на портрете, у нее были белокурые волосы, не так ли?
— Черт побери, все правда, — произнес потрясенный барон. — Что дальше?
— Дальше, — продолжал Бальзамо, — пока он наслаждался этим табаком, в него угодило пушечное ядро и, как когда-то господину Бервику [36] , оторвало ему голову.
— Увы, так оно и было! — произнес барон. — Бедняга де Барро!
— Ну что ж, сударь, — сказал Бальзамо, — сами видите, что я видел и знал вас под Филипсбургом, потому что я и был этим де Барро.
36
Бервик, Джеймс Стюарт, герцог (1670–1734) — незаконный сын английского короля Иакова II. После свержения Стюартов состоял на французской службе, был маршалом Франции, убит под Филипсбургом.
Барон откинулся на спинку кресла; он был изумлен, а вернее, ошеломлен, что давало незнакомцу известное преимущество.
— Но это же колдовство! — возопил барон. — Сто лет назад вас сожгли бы на костре, любезный гость. О Господи, мне чудится, что от всего этого попахивает привидениями, виселицей, костром.
— Господин барон, — улыбаясь, возразил Бальзамо, — настоящий колдун никогда не попадает ни на костер, ни на виселицу, запомните хорошенько; веревка или топор палача — удел одних глупцов. Но не кажется ли вам, что на сегодня нам лучше завершить этот разговор: мадемуазель де Таверне засыпает. Судя по всему, метафизические споры и оккультные науки интересуют ее весьма слабо.