Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
— А то, что мадемуазель у клавесина не было.
Андреа подняла голову, но в красивых глазах ее не было ничего, кроме удивления.
— Вот странно! — воскликнула она.
— Но это так.
— Ты говоришь, что меня не было в гостиной, но ведь я даже с места не вставала.
— Прошу у мадемуазель прощения, но… — упорствовала Николь.
— Тогда где же я была?
— Мадемуазель должна знать это лучше, чем я, — пожала плечами служанка.
— Думаю, ты ошибаешься, Николь, — мягко возразила Андреа. — Я не вставала с табурета. Мне только вроде помнится ощущение холода, какой-то тяжести, да еще трудно было двигаться.
— Однако я видела, что мадемуазель шла как нельзя лучше, — насмешливо возразила Николь.
— Ты меня видела?
— Ну, конечно.
— Но ведь ты только что сказала, что меня не было в гостиной.
— А я видела мадемуазель вовсе не в гостиной.
— Где же тогда?
— В прихожей, у лестницы.
— Меня? — изумилась Андреа.
— Мадемуазель собственной персоной. Уж мне ли не знать мадемуазель, — с подчеркнуто простодушным смешком отозвалась Николь.
— А между тем я уверена, что не покидала гостиной, — тщетно напрягая память, отвечала Андреа.
— А я, — упрямо продолжала служанка, — уверена, что видела мадемуазель в прихожей. Я даже подумала, — добавила она, еще пристальней глядя на госпожу, — что мадемуазель возвращается с прогулки по саду. Вчера вечером после грозы было так хорошо. Вечером гулять приятно: прохладней, да и цветы пахнут сильнее, не правда ли, мадемуазель?
— Но ты же знаешь, что я боюсь гулять по вечерам: я слишком боязлива, — улыбнулась Андреа.
— Можно гулять не одной, тогда не будет страшно, — отозвалась Николь.
— И с кем же, по-твоему, мне гулять? — спросила Андреа, не замечая, что разговор с горничной превратился в форменный допрос.
Продолжать выяснения Николь не решилась. Ее напугало хладнокровие госпожи, показавшееся ей верхом скрытности. Поэтому она сочла, что будет благоразумнее придать разговору иной оборот.
— Мадемуазель сказала, что плохо себя чувствует? — спросила она.
— Да, мне и в самом деле неважно, — отвечала Андреа. — Я чувствую себя усталой, разбитой, но не знаю почему. Я ведь вчера вечером ничего особенного не делала. Неужели я заболеваю?
— Но ведь бывают еще и огорчения, — заявила Николь.
— И что же? — спросила Андреа.
— А то, что из-за них тоже чувствуешь себя усталой, уж я-то знаю.
— Так, значит, у тебя какие-нибудь огорчения, Николь?
Слова эти прозвучали с таким высокомерным пренебрежением, что Николь решилась говорить смелей.
— Да, мадемуазель, — опустив глаза, ответила она, — у меня огорчения.
Андреа небрежно поднялась с постели и, раздевшись, чтобы тут же снова одеться, проговорила:
— Ну, что там у тебя, рассказывай.
— Да я, собственно, и пришла к мадемуазель, чтобы сказать…
Николь замолчала.
— Что сказать? Боже, до чего ж у тебя смущенный вид, Николь!
— Я выгляжу смущенной, а мадемуазель усталой. Нам обеим не по себе.
Слова «нам обеим» явно не понравились Андреа: она нахмурилась и с губ у нее слетело недовольное восклицание. Однако Николь не испугалась, хотя восклицание это могло бы навести ее на размышления.
— Ну, раз мадемуазель угодно, я скажу, — проговорила она.
— Начинай же.
— Я хочу выйти замуж, мадемуазель…
— Вот так так! Тебе нет еще и семнадцати, а ты уже думаешь о замужестве!
— Мадемуазель же тоже только шестнадцать…
— Ну и что?
— Разве в свои шестнадцать лет мадемуазель не подумывает о замужестве?
— Откуда вы это взяли? — строго спросила Андреа.
Николь собралась было сказать дерзость, но вовремя спохватилась: она хорошо знала Андреа и поняла, что разговор, еще не начавшись, может тут же и закончиться.
— Конечно, я не могу знать, о чем думает мадемуазель, но я простая крестьянка и поступаю, как велит природа.
— Вот интересно!
— Как! Разве это не естественно — любить и быть любимой?
— Допустим. Что ж дальше?
— Я люблю одного человека.
— А он вас любит?
— Думаю, да, мадемуазель.
Поняв, что слова ее прозвучали не очень-то убедительно, Николь исправилась:
— То есть я уверена в этом.
— Прекрасно, насколько я вижу, вы в Таверне не теряете времени зря.
— Нужно же подумать о будущем. Вы — знатная барышня и, конечно, получите наследство от какого-нибудь богатого родственника, а у меня даже родственников нет. У меня будет только то, что я добуду себе сама.
Все это казалось Андреа делом нехитрым; мало-помалу она перестала думать о тоне, в котором произнесены были не понравившиеся ей слова, и ее врожденная доброта взяла верх.
— Так за кого же ты хочешь выйти? — спросила она.
— Ах, мадемуазель его знает, — глядя своими хорошенькими глазками прямо в лицо Андреа, ответила девушка.
— Я его знаю?
— Прекрасно.
— Да не томи же — кто он?
— Я боюсь, мой выбор не понравится мадемуазель.