Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
— Можно придумать нечто среднее, — возразил король.
— Благодарю вас за такое великодушие, государь: если я правильно поняла, мне позволят уехать без помех.
— Графиня, вы женщина.
— К счастью, это так.
— И о политике рассуждаете воистину как своенравная, разгневанная женщина. У меня нет причины дать отставку господину де Шуазелю.
— Как же, он идол ваших парламентов, он поддерживает их бунт.
— В конце концов нельзя же без предлога…
— В предлоге нуждается только слабый.
— Графиня, господин де Шуазель — порядочный человек, а порядочные люди редки.
— Этот порядочный человек продает вас черным мантиям, которые поглощают все золото у вас в королевстве.
— Не будем преувеличивать, графиня.
— Не все, так половину.
— О Господи! — вскричал раздосадованный Людовик XV.
— В самом деле, — также возвысила голос графиня, — до чего я глупа! Какое мне дело до парламентов, до Шуазеля, до его правления? Какое мне дело до самого короля — ведь я у него не более чем крайнее средство?
— Вы опять за свое.
— Да, государь.
— Ну, графиня, дайте мне два часа на размышление.
— Даю вам десять минут, государь. Я пойду к себе в спальню, подсуньте мне под дверь ваш ответ: вот бумага, вот перо, вот чернила. Если через десять минут ответа не будет или он будет не таков, как мне надо, — прощайте, государь! Забудьте обо мне, я уеду. В противном случае…
— В противном случае?
— Дерните за веревочку, дверь откроется.
Дабы соблюсти приличия, Людовик XV поцеловал руку графине, а та, удаляясь, метнула ему, словно парфянскую стрелу, самую соблазнительную из своих улыбок.
Король не пытался ее удержать, и графиня заперлась в соседней комнате.
Через пять минут между шелковым шнуром, обрамлявшим дверь, и ворсом ковра протиснулся сложенный вчетверо листок бумаги.
Графиня жадно пробежала глазами содержание записки, поспешно нацарапала несколько слов, обращенных к г-ну де Ришелье, который прогуливался во дворике под навесом и томился ожиданием, опасаясь, как бы его не заметили.
Маршал развернул записку, прочел и, разбежавшись несмотря на свои семьдесят пять лет, помчался в большой двор, где ждала его карета.
— Кучер, — крикнул он, — в Версаль, во весь опор!
Вот что содержалось в бумажке, которая была брошена г-ну де Ришелье из окна:
«Я потрясла дерево, портфель упал».
79. КАК КОРОЛЬ ЛЮДОВИК XV РАБОТАЛ СО СВОИМ МИНИСТРОМ
На другой день в Версале был изрядный переполох. Люди при встречах обменивались таинственными знаками и многозначительными рукопожатиями или, скрестив руки на груди и возведя очи горе, выражали тем свою скорбь и изумление.
К десяти часам г-н де Ришелье с изрядным числом приверженцев занял место в прихожей короля в Трианоне.
Разряженный в пух и прах, сияющий виконт Жан беседовал со старым маршалом, и, если верить его радостной физиономии, беседовал о чем-то веселом.
Часов в одиннадцать король проследовал в свой рабочий кабинет, никого не удостоив разговором. Его величество шагал очень быстро.
В пять минут двенадцатого из кареты вышел г-н де Шуазель; с портфелем под мышкой он пересек галерею.
Там, где он проходил, заметно было сильное волнение: все отворачивались и делали вид, что поглощены разговорами, лишь бы не приветствовать министра.
Герцог не придал значения этим уловкам; он вошел в кабинет, где ждал король, перелистывая папку с бумагами и попивая шоколад.
— Добрый день, герцог, — дружелюбно произнес король, — как мы себя нынче чувствуем?
— Государь, господин де Шуазель в отменном здравии, но министр тяжело захворал и просит ваше величество прежде всех разговоров согласиться на его отставку. Я благодарю своего короля за то, что он позволил мне самому сделать первый шаг; за эту последнюю милость я ему глубоко признателен.
— Как, герцог, вы просите об отставке? Что это значит?
— Ваше величество, вчера в присутствии госпожи Дюбарри вы подписали приказ о моем увольнении; эта новость обежала уже весь Париж и весь Версаль. Зло содеяно. Однако мне не хотелось бы удаляться со службы, которую я нес у вашего величества, до того, как мне будет вручен приказ об отстранении. Я был назначен законным порядком и не могу считать себя смещенным иначе как в силу законного приказа.
— Неужели, герцог, — воскликнул король, смеясь, поскольку суровая и исполненная достоинства манера г-на де Шуазеля внушала ему чувства, близкие к ужасу, — неужели вы, такой умный человек, такой поборник правил, поверили этим слухам?
— А как же, государь, — отвечал изумленный министр, — вы ведь подписали…
— Что именно?
— Письмо, которое находится в руках у госпожи Дюбарри.
— Ах, герцог, неужели вам никогда не приходилось мириться? Счастливый вы человек! Все дело в том, что госпожа де Шуазель — само совершенство.
Оскорбленный сравнением герцог нахмурил брови.
— Ваше величество, — возразил он, — вы обладаете достаточно твердым характером и достаточно добрым нравом, чтобы не примешивать к государственным вопросам то, что вы изволите называть семейными делами.
— Шуазель, я должен вам все рассказать: это ужасно забавно. Вы же знаете, что кое-кто вас страшно боится.
— Скажите лучше, ненавидит, государь.
— Как вам будет угодно. Ну вот! Эта безумица графиня поставила меня перед выбором: или отправить ее в Бастилию, или с благодарностью отказаться от ваших услуг.
— Вот видите, государь!
— Ах, герцог, признайте, что было бы жаль лишиться того зрелища, которое являл собою Версаль нынче утром. Со вчерашнего дня я забавляюсь, глядя, как из уст в уста перелетают новости, как одни лица вытягиваются, а другие сжимаются в кулачок… Со вчерашнего дня Юбка III — королева Франции. Умора да и только.