Жребий принцессы
Шрифт:
Он устроился поудобнее. В комнате было тепло, однако жара не казалась нестерпимой. Один из шрамов страшно зудел там, где Хирел не мог почесаться: длинная глубокая борозда шла по внутренней поверхности бедра. Сторожевой пес своим укусом чуть не лишил его мужественности. Хирел и сам не понимал, откуда у него взялось столько силы, чтобы сломать шею зверю. Пес заплатил свою цену, но Хирелу до самой смерти придется носить эту мертвенно-бледную отметину, уродующую его прекрасную кожу.
Он изменился. Он похудел так, что можно было пересчитать ребра. Еще недавно по-детски пухлое тело стало
Быть может, ему следует потребовать женщину? Это живо сгонит мерзкую улыбку с лица хозяина постоялого двора. И пусть этот несчастный девственник жрец увянет от зависти.
Хирел нахмурился. Невозможно представить себе засыхающего от зависти Саревана. Скорее всего он встанет у двери, скрестит на груди руки и будет нагло улыбаться, превращая подвиг мужской доблести в вызывающий содрогание безнравственный поступок.
— Будь ты проклят, — сказал Хирел. Его голосу не хватало убедительности. — Ладно, я уйду. Уйду прямо сейчас и сам найду дорогу домой. Мои братья, увидев меня, в ужасе падут ниц, и возмездие совершится.
Он сжал колени и перекатился на бок. Его глаза затуманились, и он ничего не мог с этим поделать. Один, совсем один, под защитой какого-то ненормального, который поклоняется демону. Ни одна душа в целой империи не знает о том, что он остался в живых. Те же, кого волнует его смерть, тревожатся лишь о том, действительно ли он мертв. Его мать, которая любила его и, безусловно, страшно избаловала, два года назад по собственной воле ушла из жизни, а его отец — всего лишь золотая маска на золотом троне; братья же мечтали сделать его евнухом и продать на юг в рабство. И вот теперь Хирел возвращается домой, туда, где его ненавидят и боятся, а в лучшем случае — безразличны к нему; где его ждут сети придворных интриг и цепи королевской власти, где каждую секунду его будет подстерегать опасность нового предательства.
Его передернуло. Он должен вернуться. Разве у него есть другой выход?
Хирел знал, что ему делать. Одеться. Собрать остатки еды. Захватить пригоршню серебряных монет из кошелька Саревана, чтобы купить коня и до самого Кундри'дж-Асана иметь возможность его кормить. Достигнув цели, он сторицей возместит долг: отправит целый мешок золота Орозии, в город, название которого он не потрудился узнать, и даст ей указание отдать его жрецу.
Придумав план действий, он взглянул на свою одежду. Она оказалась влажной. Хирел вновь чуть не расплакался.
Открылась дверь. Чтобы войти, Саревану пришлось нагнуться. Несмотря на худобу, плечи у него были крепкие и широкие, и он заполнил собой всю комнату. Лицо его окаменело, глаза горели.
Хирел прислонился к холодной шершавой стене. Он и сам не помнил, как оказался возле нее. Каким-то образом жрец угадал его намерения украсть и сбежать.
Нет. Только настоящие маги смогли бы проникнуть в чужой разум, а настоящих магов не существует — одни шарлатаны. Сареван слепо огляделся вокруг, то сжимая, то разжимая кулаки. Его правая рука, которую укусил Хирел, взлетела к ожерелью и вновь опустилась.
— Они сожгли его, — хрипло вырвалось из самых глубин его
— Что? — вскинулся Хирел, взбудораженный чувством собственной вины и неожиданностью.
Сначала ему показалось, что Сареван его не расслышал, потому что даже не посмотрел в его сторону. Но в конце концов он ответил все так же тихо и хрипло:
— Храм Аварьяна. Они его сожгли. Сожгли вместе со жрецами, пепел присыпали солью, а посреди развалин установили камень-демон, до тысячного поколения прокляв тех, кто молится Аварьяну, и его самого. Но почему? В чем причина столь непомерной ненависти?
В его словах сквозила боль, такая сильная, что у Хирела сжалось горло, и его собственные слова прозвучали сдавленно:
— Здесь Аварьяна считают врагом, символом завоевателя, символом империи, которая дерзнула воспротивиться нам и бросить нам вызов. В каждом жреце здесь видят шпиона, а некоторых действительно уличают в этом. Но такая сильная ненависть… Я не понимаю.
Смех Саревана прозвучал пугающе.
— Зато понимаю я. Все это политика, холодная политика. Игра в «королей и города», вот только пешки здесь заменяются живыми людьми. Если сжечь храм властелина, откроется путь к уничтожению его империи. Они приняли мучительную смерть, мои братья и сестры. Они погибли, как морские пауки в котле.
— Может быть, они оскорбили кого-то могущественного, — сказал Хирел. — Никакого заговора, просто личная месть. Но какова бы ни была правда, тебе здесь находиться небезопасно, и ты не должен медлить. Теперь уже весь Шон'ай видел твое ожерелье.
— О да, они видели его. Они все видели меня, ублюдка, монстра, порождение дьявола. Я опрокинул этот проклятый камень, пропел хвалебные гимны и наложил собственное проклятие.
— Ты окончательно спятил. — А ты этого не знал?
— Теперь они охотятся на тебя. — Сердце Хирела отчаянно билось, но голова была ясной. — Мы еще успеем бежать. Мы скроемся в толпе. Ты можешь пригнуться, прикрыть тело и волосы или даже прикинуться хромым.
— Нет, — ответил Сареван. — По крайней мере один из моих братьев-жрецов остался в живых, хотя его бросили в темницу. Но я найду его. Клянусь Аварьяном, я найду его. — Его слова звучали так, словно заключение в тюрьму было вещью невозможной, словно это было жестоким личным оскорблением. И тем не менее, когда он вновь взглянул на Хирела, он казался человеком здравым, спокойным и рассудительным. — А ты должен идти. Юлан присоединится к тебе, когда ты окажешься за воротами; он будет охранять тебя, он укажет тебе путь и приведет к отцу целым и невредимым. Никто не тронет тебя, пока он будет рядом.
Все было верно и мудро. Хирел и сам намеревался сделать то же самое. Вот только…
— Я не брошу тебя, — упрямо заявил он. — Львенок, — сказал Сареван, — ты ничем мне не поможешь, а только помешаешь, и к тому же весьма вероятно, что это приключение будет стоить мне жизни. Ведь на развалины храма наложил проклятие маг; он силен и не знает, что такое милосердие. Хирел усмехнулся. — Маг! Я прямо дрожу от страха.
— И правильно делаешь, мальчик. Он не какой-нибудь ярмарочный жулик. Он наделен силой, реальной силой, и он вкусил мрака.