Жребий принцессы
Шрифт:
Зхиани стояла рядом с отцом и ослепительно улыбалась, даже и не думая лить слезы. Хирел сжал зубы, чтобы не произнести слова, которые вертелись у него на языке: о том, что он больше, чем сын верховного вождя, и что Зхиани могла бы стать королевой либо занять положение столь высокое, сколь это возможно при ее происхождении. Она никогда не любила его, ей нужно было лишь искусство, которому он мог научить ее и которым каждый дворянин Асаниана овладевает в ранней юности. Он был для нее лишь одним из средств заполучить богатого мужа.
— Желаю тебе выйти замуж за того, кого ты выбрала, — сказал он самым вежливым тоном, за которым могло скрываться все что угодно:
Кобыла Хирела беспокоилась, и юноша устремил ее прочь от бессердечной улыбки Зхиани, навстречу своему плену.
Он поклялся, что этот плен будет недолгим. Его воля и разум помогут ему освободиться как можно скорее.
Он не стал оглядываться назад. Всадники с криком рванули в галоп. Следуя их примеру, Хирел ударил пятками в бока кобылы. Она взбрыкнула, заржала и пустилась наперегонки с ветром.
Глава 5
— Он убивает себя, — сказал самый маленький из девяти зхил'ари, который был лишь немного выше Саревана.
Они разбили лагерь у самого южного из Лунных Озер. Хирел с тоской глядел на водную гладь. Если бы это долговязое худое существо оставило его в покое, он смог бы искупаться, поплавать и расслабить утомленные дорогой мускулы. Но 3ха'дан застал его одного и не намеревался упускать удобный случай.
Хирел снял плащ, аккуратно повесил его на ветку и осторожно произнес:
— На мой взгляд, Сареван выглядит неплохо: в седле держится твердо, хорошо ест. Он…
— Он держится в седле, потому что отказывается падать. Он притворяется, что ест, а на самом деле дьявольская кошка поедает его пищу. Он раскрашивает себя вовсе не для красоты, как это принято, а просто скрывает разрушительное воздействие поездки.
Хирел расслабил свой ремень. Дикарь с интересом наблюдал за ним. Руки Хирела опустились. У него не было настроения раздеваться перед этим скользким пройдохой. Не важно, что все племя могло детально рассмотреть его тело. Скромность Хирела не подчинялась логике.
Но если уж на то пошло, то и слабости Саревана тоже не было объяснения.
— Его рана заживает. Она почти зажила еще до того, как мы выехали из поселка. Его колдовство… ну разве можно от этого умереть?
3ха'дан посмотрел на него как на идиота, но, по-видимому, решил быть терпеливым. «Ну что взять с чужака!» — говорило его лицо. 3ха'дан осторожно подбирал слова, немножко путаясь в наречии торговцев. — Маги очень сильны, почти как боги. Только они не боги, а люди. Они платят за свою магию. Маленькая магия — маленькая плата. Большая магия может потребовать такую цену, что ее подчас невозможно заплатить. Эту цену всегда платит тело. Но сама сила отдает еще больше. Сареван — великий маг. Он сражался с великими магами и победил, но одного из них он убил. Если бросить камень, он свалит с ног кимури, но может отскочить назад и ударить тебя самого или даже выбить тебе глаз. То же самое происходит и с волшебной силой, когда маги пользуются ею, чтобы убить. Цена смерти — это смерть силы. — И тела?
— Сила и есть тело, — сказал 3ха'дан. — Если бы в моей власти была вся магия мира и я потерял бы ее, потому что дал бы заманить себя в ловушку, я желал бы одного — умереть.
— Чего же ты хочешь от меня? — спросил Хирел. — Ведь у меня нет силы, чтобы вложить разум в голову этого безумца.
— Ты не считаешь его богом. И ты можешь заставить его поступать разумно.
— Разумно? Саревана Ис'келиона? — Хирел от души рассмеялся. — Ну, дикарь, ты мечтаешь о чуде. Молись своему богу. Может быть, он услышит тебя.
Хирел снова надел
Мало-помалу он привык к компании зхил'ари. Суетливый и беспокойный 3ха'дан с двумя алыми концентрическими кругами, начертанными на лбу и на груди, оказался любителем громко петь, хотя был начисто лишен музыкальности. Его дородный брат Газхин вечно призывал его к тишине. В отличие от остальных варваров, бороды которых вечно были всклокочены и неухожены, Газхин следил за своими волосами, и на его грудь спускались две толстые, украшенные бронзой косички. Еще были два близнеца, Рокан и Кодан, похожие, как щенки из одного помета, только Рокан разрисовывал себя алым, а Кодан — голубым. Иногда Хирел развлекался, пытаясь представить себе, как выглядят их лица, скрытые густыми космами, и как могут женщины целовать эти заросшие физиономии. Неудивительно, что Зхиани получила такое громадное наслаждение, учась искусству любви у безбородого асанианского юноши.
С шумом и гомоном зхил'ари разбили лагерь, словно это было для них обычным делом. Несмотря на видимый беспорядок, они прекрасно справились со своей задачей: разложили очаг, начали готовить пищу, расставили часовых. Остальные занимались лошадьми или купались в озере. Двое совокуплялись у всех на виду, словно животные; Хирел подумал, не та ли это пара, выкрутасы которой не давали ему уснуть в течение всей прошлой ночи.
Тот, что был сверху, встретился с ним глазами и ухмыльнулся, ни на миг не сбившись с движения. Хирел поспешно отвел взгляд. Занятие любовью было искусством. На него отводилось определенное время и определенные места, в нем существовали специальные ритуалы и особые ритмы. И к нему полагалось относиться с благоговением, как к высочайшему из земных наслаждений. Но эти огромные неуклюжие лохматые люди своими криками и гримасами превратили его в насмешку.
— Это игра, священный ритуал, к которому вечно стремишься.
Рядом с ним оказался Сареван, твердо стоявший на ногах и разукрашенный кричащими узорами. Как Хирел ни старался, ему так и не удалось разглядеть на плече принца черную птицу смерти.
— Священный, — с величайшим презрением повторил Хирел. — Нечего сказать, священный, если его можно купить при помощи золота и янтаря, а потом растрезвонить об этом всем и каждому.
— Ни один жрец не допускается до своего обряда непосвященным, — сказал Сареван и оглядел Хирела с головы до ног. — Я готов признать, что не верил в твои возможности. Даже услышав легенды, которые мне рассказывали. Это правда, что вас начинают обучать этому с колыбели?
— Я тебе не младенец!
Голос Хирела сорвался от возмущения. Сареван расхохотался.
— Ну конечно, нет, львенок. Но все-таки, скажи, это правда?
— Да. — Хирел не мог оторвать глаз от земли. — Это искусство. Как танцы, как умение владеть оружием, как правила хорошего тона. Чем раньше начинается обучение, тем совершеннее становится мастерство. — Даже в этом?
Наконец Хирел смог поднять глаза. Сареван выглядел озадаченным, любопытным и невыносимым.
— Думаю, у меня есть повод завидовать тебе. Я едва знаком с правилами хорошего тона, танцами и оружием, а что касается остального, то об этом мы только шушукались по углам. Однажды я совершил непростительный грех. Я научился проникать в разум людей, занимающихся любовью. Даже в разум женщин. В один прекрасный день моя мать застала меня за этим занятием. Тогда я понял, что чувствует человек, с которого живьем сдирают кожу.