Жребий принцессы
Шрифт:
— До известной степени. Я не был рожден для магии. Мне плохо удаются заклинания Пара трюков у меня получается, но не больше. — Ты знаешь, кто я такой?
— Это достаточно очевидно. Я встречался с твоим отцом, а ты его точная копия. От лица нашего императора приношу тебе извинения. Сначала он не узнал тебя, а потом ему надо было позаботиться о Сареване. Хирел ухватился за важную тему. — Сареван… он… — Он жив. — Жив, — повторил Хирел. Он не знал названия той силы, которая затуманила его глаза и заставила сердце лихорадочно забиться. — А его… его…
— Его
Хирел вгляделся в его помрачневшее от воспоминаний лицо и понял то, о чем северянин не сказал. — Ты был с ними.
— Все мы были там, если не в едином теле, то в единой силе. Даже князь Орсан из самого Хан-Гилена и все его рыжеволосое племя, да еще все жрецы города. Это было ужасно, и мы в долгу перед тобой, потому что благодаря тебе этот молодой идиот не погиб.
— Я уверен, что вы испытываете восторг при мысли о подобном долге перед желтым варваром. Северянин сверкнул глазами.
— Это мы сумеем пережить. А вот что действительно раздражает нас, так это то, что ты упорно остаешься здесь, в то время как тебя ожидают почетные покои. Будь так добр, прими их. — Сначала я должен видеть Саревана.
— Ну конечно. Он спрашивал о тебе. — Незнакомец поднялся, не делая попыток скрыть веселье при виде выражения лица Хирела, и позвал: — Пошли.
Принца перенесли в его личные комнаты, расположенные в высокой башне дворца. Хирел медленно вошел в самую верхнюю комнату, напоминая себе об осторожности. Это было очень уютное помещение, наполненное светом и воздухом, в котором все говорило не о богатстве хозяев, а об их хорошем вкусе.
Установленная в нише кровать была неподобающе маленькой, едва ли шире походной койки. Ни малейшего намека на орды суетящихся слуг, лишь один молчаливый силуэт в ожерелье, который слился с тенью, когда Хирел ступил на выложенный плитками пол. Юлан одним прыжком достиг кровати и навалился на лежащего в ней человека, который только смеялся, задыхаясь, и еще крепче прижимал зверя к себе.
Это был не Сареван. Это был мальчик, исхудавший до прозрачности и излучавший такое сияние, о котором поэты пишут, что подобный свет исходит от святых или от умирающих. Его косичка спускалась по плечу, обтянутому белой тканью, и извивалась вдоль его бока, пылая красно-золотым огнем под солнечными лучами. Но вот борода исчезла. Лицо, изможденное и исхудавшее, все равно оставалось молодым и прекрасным, почти таким же красивым, как девичье.
Тут он посмотрел на Хирела, и это были, конечно, глаза Саревана, блестящие, надменные и безмятежные. Голос тоже принадлежал Саревану, несмотря на то что он был слабым, как и тело его владельца. — Львенок! Что тебя так задержало?
— Бездеятельность, — ответил проводник Хирела вместо него. — Не переусердствуйте, дети мои. Я вернусь, когда ваше время закончится.
Сареван посмотрел ему вслед и тепло улыбнулся. — Ты должен быть польщен, львенок. Повелитель Северных Княжеств не часто снисходит
Хирел оторопело уставился на закрывшуюся дверь. — Повелитель Северных Княжеств?
— Вадин аль-Вадин собственной персоной, барон Гейтана, побратим Солнцерожденного, называемый людьми Возрожденным, а также Избранник Аварьяна и регент Янона и Северных Княжеств. — Глаза Саревана сверкали. — Как, львенок! Неужели я вижу на твоем лице благоговение? Неужели все-таки нашелся живой герой, которого готов признать даже такой надменный парень, как ты?
Хирел заставил свое предательское лицо окаменеть. — Это очень знаменитая личность. И, по правде говоря, она пользуется печальной славой. Когда няньке нужно припугнуть чем-нибудь своего питомца, а имя Солнцерожденного уже не действует, она вспоминает об ужасном Вадине Утханьясе, о Вадине, который не умрет. Сареван ухмыльнулся.
— Вадин Утханьяс! Ну и имечко! Когда мне захочется полюбоваться, как он выходит из себя, я его так и назову. Он просто дивно выходит из себя: гром, и молния, и грохот гибнущих королевств. Он с трудом приподнялся, и его улыбка стала еще шире, когда Хирел поддержал его пугающе хрупкое тело. Хирел подложил под его спину подушки и встал в изголовье кровати, уперев руки в бока. Взгляд Саревана дрогнул.
— Черт возьми, дитя…
— Гром, и молния, и гибнущие королевства, — нахмурился Хирел. — Ты ужасно выглядишь. Что случилось с твоим лицом?
Сареван поднес к голове правую руку, которая двигалась совершенно свободно, а под рубашкой не было заметно никаких повязок.
— Я потерял немного плоти, вот и все. Но ничего, она еще нарастет.
— Не это, дурак. Я говорю о твоей бороде. Сареван так захохотал, что Хирелу показалось, будто он вот-вот лопнет. С трудом отдышавшись, он сказал:
— Пришлось с ней распрощаться. Я, знаешь ли, не такой уж дикарь. Я перестаю быть цивилизованным человеком только во время путешествий, где не всегда можно раздобыть горячей воды и не всегда есть время на возню с бритвой и осколком зеркала. К тому же, — добавил он, — тебя так забавляло столь очевидное свидетельство моей дикости. Хирел стиснул зубы и сладко улыбнулся. — Ты выглядишь гораздо моложе своего возраста. И очень… миловидно. Я думаю, что мы подходим друг другу даже больше, чем тебе хотелось бы. Рыжие брови сдвинулись. Хирел расхохотался. — Наглый щенок, — пробормотал Сареван. Хирел присел на кровать, не собираясь обижаться. Сареван вздохнул. — Полагаю, ты ожидаешь от меня снисходительности, раз уж я обязан тебе жизнью.
— Я смирялся с неволей, пока ты не оказался там, где, по твоему обещанию, мой плен закончится. Теперь я жду, когда ты бросишь эту игру и назовешь меня моим настоящим имеНем. — Ах как тяжеловесно. Асукирел ин Зиад Увериас, ну и надменное же ты создание! В твою спину действительно вставлен стальной прут, Асукирел ин Зиад Увериас? Ах, Асукирел ин Зиад Увериас, как мило сверкают твои глаза.
— Жрец, — ледяным тоном произнес Хирел, — тебе прекрасно известно, меня можно звать просто Хирелом.