Жребий принцессы
Шрифт:
Теперь он признавал, что Хирел был прав, настаивая, чтобы они ехали по открытой дороге. В самом сердце Асаниана негде было спрятаться из-за отсутствия дикой природы. Перед путниками раскинулась равнина с разбросанными по ней укрепленными городами, соединенными между собой дорогами. Каждый город напоминал жемчужинку, попавшую в паутину полей. Ручьи плавно текли по прямым руслам, прокопанным руками людей, а не богов; деревья росли прямыми рядами, которые помогали ориентироваться и укрываться от ветра, или в живописном беспорядке покрывали охотничьи угодья дворян. И повсюду были божества, маленькие и великие, в честь которых
Строго упорядоченная страна. Здесь невозможно было скакать по полям или отклониться от дороги и по более короткой, хоть и более узкой тропе добраться до Кундри'джа. Да и сама дорога имела свои законы и свою иерархию — от босоногого раба до принца в колеснице. Для воинов торжественной клятвы с их быстрыми сенелями предназначались широкие обочины дороги, но они не могли углубляться в поля или нестись по самой дороге. И даже им приходилось останавливаться, чтобы пропустить какую-нибудь важную персону, или замедлять галоп, приноравливаясь к людскому потоку, пересекающему город.
Чем ближе к столице, тем чаще им попадались караваны закованных в цепи рабов, еле передвигавших ноги с рынка на рынок. Хирел смотрел на них и не видел, как это было принято в Золотой империи, Зха'дан усвоил этот обычай довольно быстро: на его родине брали пленных и покупали слуг, хотя там никогда не было передвижных рынков рабов. Сареван, которого даже мысль об обращении с людьми как со скотом приводила в ужас, нашел спасение в одном из правил для принцев: то, чего нельзя изменить, приходится терпеть. Впервые с тех пор как разум его был искалечен, он радовался этому, потому что теперь не чувствовал отчаяния, разлившегося над головами этих скованных, уныло бредущих людей. Он просто мог отвернуться и заставить себя не думать об этом.
Но незаметно и бесшумно миновать рынок рабов ему не удалось.
Сареван не поинтересовался названием города. Он не хотел его знать. Город был крупным и прямо-таки кричал о своем процветании. Дорога пролегла сквозь него, отделяя жилую часть от рынка, так что путешественники имели возможность остановиться и поменять утомленного сенеля на свежего, утолить голод или жажду, купить оружие, одежду или драгоценности.
Или раба. По-видимому, здесь обреталось немало поставщиков подобного товара. Одни держали лавки со специальным знаком над дверью: позолоченные наручники или картинка особого рода. Другие ставили палатки, завешенные со всех четырех сторон или совершенно открытые. Тут и там стояли простые помосты, иногда снабженные навесами, откуда продавцы расхваливали свой товар перед толпой покупателей.
Трое путешественников гуськом ехали мимо рынка. В середине был Хирел. Даже под маской он выглядел как обычно: немного напряженный и надменный, он не соизволял обращать внимание на мир вокруг себя. Его кобыла двигалась очень медленно.
Она остановилась. Сареван блуждающим взглядом обвел рынок. Когда он оглянулся, то обнаружил, что седло на спине кобылы опустело.
Брегалан крутнулся на задних ногах и врезался грудью в неожиданно преградивший ему дорогу людской поток. Сареван пришел в ярость, но жеребец не мог двигаться быстрее. Какой-то грозный боевой конь с рогами в бронзовой оболочке осмелился толкнуть его, угрожающе фыркая. Брегалан всхрапнул и боднул его. Обидчик отскочил в сторону, и Брегалан занял освободившееся
Покинутая Хирелом кобыла начала волноваться. В том месте, где она стояла, дорога пересекалась с прямым узким переулком. Здесь толпились люди, сосредоточившие все свое внимание на высоком помосте с кучкой рабов — мальчиков, младшему из которых едва миновало девять лет, а старший казался ровесником Хирела. Они были обнажены, а их руки были связаны за спиной, так что они не могли прикрыть свой срам. Большинство из них были асанианцами с хрупкими янтарными телами, двое оказались бледнокожими зеленоглазыми островитянами, один — дикарь из северных племен, надменный и угрюмый, а также несколько обитателей пустыни, старавшихся держаться поближе друг к другу. Все без исключения были евнухами.
Саревану удалось быстро разыскать Хирела. Он был намного выше остальных, к тому же единственный носил черное одеяние олениай. Он стоял с краю толпы, застывший словно каменное изваяние. Сорванная маска была скомкана в кулаке. Лицо под запылившимся капюшоном казалось смертельно бледным.
Сареван проследил направление его взгляда. На помосте, чуть поодаль от остальных, стоял еще один асанианец. Другие рабы были скованы единой цепью за шеи и лодыжки. Этот же имел собственные оковы и собственного надсмотрщика, его обруч был позолоченным, и с него свисала табличка с какой-то надписью.
— Благородных кровей, — сказал Хирел. — Его продадут в последнюю очередь, и продавец будет торговаться до тех пор, пока цена не окажется достаточно высокой. Смотри, у него прекрасная кожа, волосы отливают чистым золотом, а в лице нет ни одного изъяна. Он в самом расцвете отрочества. Хотел бы я знать, почему его продают на открытом рынке. Для рабов такого качества это необычно. Наверно, его господин погряз в долгах.
Голос Хирела звучал слишком спокойно, широко раскрытые глаза стали совсем светлыми. Сареван сжал его жесткое, неподатливое плечо. — Хирел, это не ты.
— Всего три месяца назад это мог быть я… Сареван привлек его к себе. Хирел не сопротивлялся. Сареван дрожал, капельки пота проступили у него на лбу. Но он не мог отвести взгляд от этого мальчика, который был так похож на него самого, каким Сареван нашел его: отрок на пороге возмужания. Он перешагнул этот порог всего три месяца назад. А тот, кто стоял перед ним, не перешагнет его никогда.
— Он это не ты, — снова сказал Сареван. — Он — это медь и раскрашенные кости. В нем нет твердости, его взгляд — это не взгляд льва. Он ничто по сравнению с тобой. — Он — это я, — прошептал Хирел. Сареван ударил его. Хирел пошатнулся, но его лицо не изменило выражения.
— Ты прекрасен, и ты настоящий мужчина. Никто теперь не может сделать тебя похожим на него. Никто никогда не сможет этого сделать. Он — фальшивая монета. Ты — настоящее золото.
Хирел не слышал его. Казалось, что-то в нем надломилось или же что-то, долго дремавшее в его душе, наконец пробудилось и восстало.
— Он ускользает, — сказал пробившийся к ним Зха'дан. Даже приглушенный маской, его голос звучал крайне встревоженно. — Я не могу поймать его.
Сареван коснулся Хирела, чтобы заставить его очнуться. Юноша, который казался таким безвольным и равнодушным, под его рукой превратился в настоящего демона. Зазвенела сталь. Сареван отскочил. Хирел развернулся, взметнув полы своего одеяния, и побежал.