Жребий принцессы
Шрифт:
— Эти комнаты в вашем полном распоряжении. Но за их пределы не выходите, а также не ешьте и не пейте ничего, кроме того, что вам принесут мои рабы.
Никто не ответил. Хирел стоял неподвижно и смотрел ему вслед. А потом медленно повернулся. Сареван позабыл о своей мудрости. Он был опасно близок к тому, чтобы схватить мальчишку, ударить его, встряхнуть, наорать на него — словом, сделать все что угодно, лишь бы это застывшее лицо потеплело.
В душе Саревана нарастал великий гнев. Но это был вовсе не обычный для него мгновенно возникающий яростный
И меньше. Больше, потому что, подобно изображению божества, он находится высоко и недосягаем в своем совершенстве. Меньше, потому что, как и у холодного изображения, у него вместо сердца позолоченный камень. Красивая, но пустая оболочка, безжизненная и бездушная, холодная на ощупь и неуютная.
Под пальцами Саревана пружинила живая плоть: пульсировала кровь, мускулы напрягались в сопротивлении. Однако влажные янтарные глаза оставались прежними.
— Пусти меня, — сказал Хирел. — Нет, — отрезал Сареван.
Эти глаза изучали его. Он до конца понял смысл этого взгляда. Чужеземец, варвар. Вопиющая и невероятная помесь. Бывший маг, ставший калекой. И вопреки всему — принц, сын императора, сын сына бога.
Возможно, он даже достоин поцеловать одну из этих стройных и удивительно красивых ног. Внезапно Сареван рассмеялся, разжал руки и наградил мальчика ласковой оплеухой.
— Львенок, прекрати смотреть на меня свысока. Ноздри Хирела раздувались. — Ты… ты…
— Ублюдок? — услужливо подсказал Сареван. — Собачий сын? Рабское отродье? Разумный человек?
— Разумный человек! — Хирел буквально выплюнул эти слова. Он пытался взять себя в руки, обрести хладнокровие, но это ему не удалось. — Ты?
— А может, ты? В конце концов, ты сам позволил Араносу привезти тебя в этот дворец. На что ты надеялся? Что остальные твои братья окажутся здесь, чтобы поступить в твое полное распоряжение?
— Возможно, Аранос сейчас занимается именно этим. — К Хирелу возвращалось его обычное спокойствие, не похожее на эту холодную и ужасающую неподвижность. Он обернулся кругом, намного живее, чем раньше. — Я никогда здесь не был. — Как это никогда?
Саревана сразил взгляд горящих глаз. Это успокоило его. — А что, твои покои отличаются от этих? — спросил он. Хирел пожал плечами.
— Мои покои — белые с золотом. Они немного просторнее. Он второй принц перед Золотым тронов. А я Высокий принц. Я буду им. Завтра.
— Завтра, — согласился Сареван, вкладывая в эти слова всю свою уверенность.
Они отправились бродить по роскошно отделанным мрачным комнатам, выдержанным в черных, серебристых и темно-голубых тонах. Комнат оказалось очень много.
Глаза
— Показуха, — сказал ему Сареван, возмущенный тем, что целая анфилада комнат была предназначена лишь для хранения одежды.
В одной из них они обнаружили только перчатки. Перчатки для танцев. Перчатки для управления колесницей. Перчатки, сплошь покрытые драгоценностями и предназначенные для того, чтобы ослепить весь Высокий двор. Перчатки из материи тоньше паутины, чтобы принимать наложниц.
— Чтобы принимать наложниц? — повторил Сареван, поднося перчатку к свету лампы.
Она была совсем как кукольная: крошечная, великолепная и до смешного абсурдная. Хирел выхватил ее из руки Саревана и отшвырнул к стене.
— Не издевайся над тем, чего ты не способен понять! Они уставились на него. Казалось, он забыл о них. Он подошел к зеркалу. В нем отражался молодой человек в простых доспехах, покрытых толстым слоем дорожной пыли, с побелевшим лицом и диким взглядом. — Посмотрите на меня, — сказал он.
Они молча смотрели. Хирел занес кулак и с силой ударил по зеркалу. Внезапно и пугающе брызнула кровь. Не обращая на это внимания, он глубоко вздохнул и вздрогнул.
— Меня ждет позор. Все будут смеяться надо мной. Моя голова острижена, тело стало худым и неуклюжим, а голос — не слаще вороньего карканья. Я жил среди простолюдинов; я делил с ними хлеб. Я шел под солнцем совершенно обнаженный, и солнце окрасило меня. И ко мне прикасались… ко мне прикасались…
Сареван не стал раздумывать. Он обхватил его, приласкал, встряхнул, бормоча слова, которые были забыты раньше, чем прозвучали. И Хирел смирился. На какой-то миг он дрожа прижался к Саревану.
Наконец он снова обрел твердость. Сареван отпустил его. Рука Хирела все еще кровоточила. Он облизнул царапину, осознал, что делает, и поспешно опустил руку.
— Вот видишь, — с горечью сказал он, — я ничего не стою.
— Ты самый достойный из всех принцев мира. — Сареван сжал обеими руками пораненную руку Хирела. — Слушай меня, Хирел Увериас. Да, ты изменился. И это неизбежно. Ты вырос. Ребенок, которого я нашел в диких зарослях, был нежным созданием, пухлым и хорошеньким, как ручная кошка дамы. Даже после нескольких дней страданий он был уверен, что весь мир принадлежит ему, что он — центр этого мира, а все остальное создано, чтобы служить ему. Он был невыносимым маленьким созданием. Я с трудом удержался от того, чтобы не положить его на колени и не отшлепать.
Оскорбленный Хирел вскинул голову. Однако он не сказал тех слов, которыми ответил бы раньше. Сареван не без иронии салютовал ему. — Понимаешь? Ты пока еще не превратился в мужчину, тебе предстоит долгий путь к этому, но ты уже вступил на него. И ты наверняка станешь принцем.
Хирел поджал губы и слегка приподнял подбородок. Он хотел что-то сказать, но раздумал. Развернувшись на каблуках, он направился в дальние комнаты, где ждали рабы Араноса, ванна, еда и постель для его утомленного тела.