Жуков. Маршал на белом коне
Шрифт:
«Избитый, голодный, приниженный, — писал в своём покаянном письме зэка Крюков своему боевому товарищу, — бессонные ночи тоже давали себя знать. Я не выдержал и подписал. До сих пор я себе простить не могу. Но у меня теплилась надежда, что придёт время и я смогу сказать правду, почему я подписал».
Крюков решил сказать правду о пытках и вынужденных «признаниях» на суде. Но следователи почувствовали неладное — столько времени упорствовал и вдруг подписал «признания». Следователь капитан Самарин предупредил Крюкова: «…если откажетесь от ранее данных показаний и скажете об избиениях — сгноим в тюрьме. А у вас перспектива поехать в лагерь, а там жить можно. Помните одно — ваша участь решена безвозвратно и ничего вам не поможет. Всем вашим заявлениям никто не поверит. И ещё советую вам, когда попадёте в лагерь, не подумайте писать жалобы. Помните одно, куда бы вы ни писали, всё попадёт ко мне и дальше моего стола никуда не попадёт, а вас мы за это запрячем в такой лагерь, откуда никакой связи с миром нет, где вы закончите своё существование».
Жуков не забыл боевого товарища и друга командирской юности. После смерти Сталина он вернулся в Москву и был назначен на пост министра обороны СССР. Получив письмо из ГУЛАГа, он в тот же день показал его Хрущёву. Тот посоветовал обратиться к нему письменно, пустить запрос по официальному каналу.
«ЦК КПСС
товарищу ХРУЩЁВУ Н. С.
Ко мне поступило заявление бывшего командира кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Крюкова В. В., арестованного в 1948 году, с просьбой передать его в ЦК КПСС.
Крюкова В. В. знаю с 1931 года как одного из добросовестнейших командиров, храброго в боях против гитлеровских захватчиков.
Прошу Вас, Никита Сергеевич, по заявлению Крюкова дать указание.
Г. Жуков.
2 июня 1953 года № 83-н».
В тот год он вытащил из лагерей и тюрем многих невинно осуждённых на страдания и гибель.
Итак, генералы и офицеры, арестованные по «трофейному делу», давали показания. Кто молчал, к тому применяли спецсредства.
Абакумову во что бы то ни стало необходимо было найти чемодан с драгоценностями. Все эти пыльные гобелены и обезьяньи шкуры не стоили ровным счётом ничего. Хорошего дела, достойного первого маршала страны, из них не скроишь. Тем более что на всё это барахло у Жукова имелись чеки, накладные, дарственные расписки и другие документы, свидетельствовавшие о добросовестности приобретённого. А вот драгоценности, чемодан с золотом и камушками решили бы всё одним махом.
Вскоре на допросах всплыло имя генерала Серова, в 1945-м работавшего в штабе Жукова его заместителем по делам гражданской администрации, а в ту пору первого заместителя министра внутренних дел СССР. «Колуны» Абакумова умело развязали язык генералу Сидневу: «Наряду с тем, что основная часть изъятого золота, бриллиантов и других ценностей сдавалась в государственный банк, Серов приказал мне все лучшие золотые вещи передавать ему непосредственно… Серов мне говорил, что все эти ценности он отправляет в Москву, однако я знаю, что свыше десяти наиболее дорогостоящих золотых изделий Серов взял себе… Много времени проводил в компании маршала Жукова, с которым он был тесно связан. Оба они были одинаково нечистоплотны и покрывали друг друга… Серов очень хорошо видел все недостатки в работе и поведении Жукова, но из-за установившихся близких отношений всё покрывал. Бывая в кабинете Серова, я видел у него на столе портрет Жукова с надписью на обороте: “Лучшему боевому другу и товарищу на память”. Другой портрет Жукова висел в том же кабинете Серова на стене. Серов и Жуков часто бывали друг у друга, ездили на охоту и оказывали взаимные услуги. В частности, мне пришлось по поручению Серова <отдать> в подчинённые мне авторемонтные мастерские присланные мне Жуковым для переделки три кинжала, принадлежавшие в прошлом каким-то немецким баронам. Несколько позже ко мне была прислана от Жукова корона, принадлежавшая по всем признакам супруге немецкого кайзера. С этой короны было снято золото для отделки стека, который Жуков хотел преподнести своей дочери в день её рождения».
Серова ознакомили с откровениями генерала Сиднева. Опытный чекист мгновенно оценил ситуацию: конкретного нет ничего, никаких улик и доказательств, но общий фон неблагоприятный. И Серов, понимая всю шаткость своего положения и считая, что дни Жукова сочтены, пишет 8 февраля 1948 года Сталину письмо: «Сейчас для того, чтобы очернить меня, Абакумов всеми силами старается приплести меня к Жукову. Я этих стараний не боюсь, так как кроме Абакумова есть ЦК, который может объективно разобраться. Однако Абакумов о себе молчит, как он расхваливал Жукова и выслуживался перед ним как мальчик… Когда немцы подошли к Ленинграду и там создалось тяжёлое положение, то ведь не кто иной, как всезнающий Абакумов распространял слухи, что “Жданов в Ленинграде растерялся, боится там остаться, что Ворошилов не сумел организовать оборону, а вот приехал Жуков и всё дело повернул, теперь Ленинград не сдадут”».
Далее в письме Серов, имевший полное досье на своего недоброжелателя, доносит Сталину и о трофеях Абакумова, о чартерных рейсах его «Дугласа» в Крым, только что освобождённый от немцев и румын, о «девушках лёгкого поведения», которых «Фокстротчик» возил в гостиницу «Москва», о других его крупных и мелких грехах.
О чемодане с драгоценностями заговорил адъютант Жукова подполковник Сёмочкин, арестованный вместе с генералами. По этому поводу Абакумов докладывал Хозяину: «В Одессу направлена группа оперативных работников МГБ СССР для производства негласного обыска в квартире Жукова. О результатах этой операции доложу Вам дополнительно.
Что касается не обнаруженного на московской квартире Жукова чемодана с драгоценностями, о чём показал арестованный Сёмочкин, то проверкой выяснилось, что этот чемодан всё время держит при себе жена Жукова и при поездках берёт его с собой. Сегодня, когда Жуков вместе с женой прибыл из Одессы в Москву, указанный чемодан вновь появился у него в квартире, где и находится в настоящее время. Видимо, следует напрямую потребовать у Жукова сдачи этого чемодана с драгоценностями».
Судя по всему, никаких драгоценностей у Жукова в таком количестве, чемоданном, не было. Хотя некий чемоданчик он действительно возил с собой всегда. Ещё со времён службы в Белорусском военном округе. В нём лежали пара белья и всё самое необходимое на случай ареста.
Жукову пришлось писать оправдательные письма на «трофейную» тему, когда Жданов показал ему протокол допроса подполковника Сёмочкина: «Я признаю серьёзной ошибкой то, что много накупил для семьи и своих родственников материала, за который платил деньги, полученные мною как зарплату. Я купил в Лейпциге за наличный расчёт: 1) на пальто норки 160 штук, 2) на пальто обезьяны 40–50 штук, 3) на пальто котика (искусственного) 50–60 штук, и ещё что-то, не помню, для детей. За всё это я заплатил 30 тысяч марок. Метров 500–600 было куплено фланели и обойного шёлку для обивки мебели и различных штор, так как дача, которую я получил во временное пользование от госбезопасности, не имела оборудования. Кроме того, т. Власик [192] просил меня купить для какого-то особого объекта метров 500. Но так как Власик был снят с работы, этот материал остался лежать на даче».
192
Николай Сидорович Власик (1896–1967) — начальник охраны И. В. Сталина (1931–1952), генерал-лейтенант (1945). Участник Первой мировой войны — унтер-офицер. Участник Гражданской войны. С 1919 года служил в ВЧК. С 1927 года — начальник спецохраны Кремля. Был личным телохранителем Сталина. В 1952 году был арестован по «делу врачей». В 1956 году помилован.
Странное впечатление производит это письмо. Будто приказчик Жуков отчитывается перед строгим дядей Михаилом Артемьевичем после провальной ярмарки…
«Мне сказали, что на даче и в других местах обнаружено более 4-х тысяч метров различной мануфактуры, я такой цифры не знаю. Прошу разрешить составить акт фактического состояния. Я считаю это неверным. Картины и ковры, а также люстры, действительно были изъяты в брошенных особняках и замках и отправлены для оборудования дачи МГБ, которой я пользовался… 3 люстры даны на оборудование кабинета Главкома… Я считал, что всё это поступает в фонд МГБ, так как дача и квартира являются в ведении МГБ. Всё это перевозилось и использовалось командой МГБ, которая меня обслуживает 6 лет. Я не знаю, бралось ли всё это в расчёт, так как я полтора года отсутствую, и моя вина, что я не поинтересовался, где что состоит на учёте.
Относительно золотых вещей и часов заявляю, что главное — это подарки от различных организаций, а различные кольца и другие дамские безделушки приобретены семьёй за длительный период и являются подарками подруг в день рождения и другие праздники, в том числе несколько ценностей, подаренных моей дочери дочерью Молотова — Светланой. Остальные вещи в большинстве из искусственного золота и не имеют никакой ценности…
Сервизы я купил за 9200 марок, каждой дочери по сервизу. На покупку я могу предъявить документы, и может подтвердить т. Серов, через которого и покупались сервизы, так как он ведал всеми экономическими вопросами.