Жуков. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
Тем не менее два момента смягчают его ответственность за неудачу. Во-первых, Конев, его сосед слева, мог бы больше ему помочь. Но Конев теперь получал приказы напрямую из Москвы: нет сомнений, что взаимодействие между фронтами было налажено плохо. Во-вторых, Жуков в своих «Воспоминаниях» говорит, что «…мы имели тогда основательные данные, полученные из различных источников, о решении окруженного противника прорываться на юг через Днестр». Были ли это его сведения или они поступили из Москвы? Он этого не говорит. Но он добавляет косвенный комплимент тактическому гению Манштейна: «Такое решение [прорываться на юг] казалось вполне возможным и логичным». Еще в 1940 году во Франции немецкий фельдмаршал доказал, что умеет заставать противника врасплох, действовать вопреки «возможностям» и «логике». С этой виртуозностью трудно было тягаться не только Жукову, но и его коллегам. Однако сам ход советско-германской войны ясно показал, что современную войну невозможно выиграть тактическими успехами, а «вдохновение» не заменит военачальнику четкое планирование и методичность. Если Манштейн смотрел на себя как на артиста – ведь война это искусство, – Жуков чувствовал себя инженером, применяющим сложные методы – «законы», как он выражался, – к сложному изменчивому процессу; для него война была наукой. Он понимал ее в особом смысле диалектического и исторического материализма, в неизбежных
10 апреля Хубе с минимальными потерями вырвался из кольца. В следующие десять дней Жуков приводил в порядок свои войска, сломил сопротивление противника в Тернополе, а 22 апреля по вызову Сталина улетел в Москву. Там он получил орден Победы за успех Проскуровско-Черновицкой операции, выведшей советские войска на румынскую и польскую границу 1939 года. Эта награда была очень важна. Весной 1943 года, после Сталинграда, вождь пожелал создать орден, предназначенный исключительно для высших военачальников, архитекторов той Победы, в которой он больше не сомневался. Он лично следил за разработкой знака ордена, на медальоне которого по его просьбе были изображены Спасская башня и часть стены Московского Кремля и Мавзолей Ленина [637] . Орден был усыпан бриллиантами. Жуков стал первым его кавалером, Василевский вторым, Сталин третьим. Они втроем станут единственными, награжденными орденом Победы дважды. Всего орден получат 17 полководцев, включая Эйзенхауэра, Монтгомери, короля Михая Румынского и Иосипа Броз Тито.
637
Указ об учреждении ордена Победы подписан 10 апреля 1944 г. Помимо Жукова, Василевского и Сталина в 1945 г. орден получили Конев, Рокоссовский, Малиновский, Толбухин, Говоров, Тимошенко и Антонов. В 1978 г. орденом Победы наградит себя Л.И. Брежнев; указ о его награждении будет отменен в 1989 г.
Жуков провел в Москве неделю, участвуя в работе над планом крупнейшей операции лета 1944 года, получившей кодовое название «Багратион». Затем вернулся на 1-й Украинский фронт, где пробыл с 28 апреля по 24 мая. «…Я послал Верховному предложение передать командование 1-м Украинским фронтом И.С. Коневу, чтобы я мог без задержки выехать в Ставку и начать подготовку к операции по освобождению Белоруссии. Верховный согласился, но предупредил, что 1-й Украинский фронт остается у меня подопечным. […] Чтобы не задерживаться, я не стал ждать прибытия на фронт И.С. Конева» [638] . Между этими, на первый взгляд невинными, строками можно прочесть очень многое. Самое главное: Жуков сделал все возможное, чтобы вернуться на центральное направление – главную дорогу, ведущую к победе: Минск-Варшава – Берлин. Он совсем не желал отдать его Рокоссовскому. Другим важным моментом является проявление его соперничества с Коневым. Жуков добился от Сталина решения назначить своего соперника командующим 1-м Украинским фронтом, потому что, находясь с 22 по 28 апреля в Москве, узнал, что этот фронт примет участие в планируемом в Белоруссии наступлении, а значит, Конев окажется в подчинении у него, Жукова, как представителя Ставки. В нарушение традиции, он не стал дожидаться прибытия своего преемника, поручив начальнику штаба Соколовскому передать ему свои инструкции. Очевидно, ему не слишком хотелось ни разговаривать с ним, ни пожимать руку.
638
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 541.
Операция «Багратион» – реванш за 1941 год
Апрель, май и июнь 1944 года были посвящены подготовке двух крупных операций, одна из которых завершится полным провалом, другая – блестящим успехом.
Неудача предпринятого на юге вторжения в Румынию вызвала сильнейшее раздражение Сталина, опасавшегося, что в этом регионе его опередят британцы. Это была личная неудача Конева и Малиновского, потерпевших поражение от немецких VIII и VI армий и от последних боеспособных румынских войск. Общее для двух советских фронтов количество потерь можно предположительно определить в 150 000 человек – вдвое больше, чем у их противников. Советская историография умалчивала об этом эпизоде, к которому Жуков не имел отношения.
Предпринятая на центральном участке фронта операция «Багратион» стала самым страшным поражением в истории германской армии. Перед группой армий «Центр», которой командовал бесцветный фельдмаршал Буш, стояла невыполнимая задача: 47 дивизиями, из которых только 4 были танковыми или механизированными, удержать фронт протяженностью 1100 км. Эти дивизии были разбросаны по четырем армиям: III танковой, IV, IX и II полевым – тем же самым, с которыми Жуков сражался под Москвой в 1941 году, а затем в 1942-м. Еще более опасной для немцев была конфигурация линии фронта, образовывавшей выпуклую полудугу, на севере которой стоял 1-й Прибалтийский фронт, а на юге – 1-й Белорусский: их исходные позиции, в случае наступления, были идеальными для проведения операции на окружение. Гитлер отказывался санкционировать любой отвод войск, ссылаясь на наличие сильных укреплений на нынешних позициях, особенно вокруг городов Витебск, Орша, Могилев и Бобруйск.
В своих «Воспоминаниях» Жуков утверждает, что 22 апреля, в 17 часов, находился в кабинете Сталина, где обсуждал операцию «Багратион». Он представляет дело таким образом, что создается впечатление, будто он является автором идеи плана операции. Но он определенно не был единственным родителем «Багратиона». С одной стороны, мы не находим в журнале посещений кремлевского кабинета Сталина записей о посещении его Жуковым в период между 16 февраля и 25 мая. С другой стороны, в своих мемуарах он дает ценную подсказку, опровергающую его предыдущее утверждение: «В самолете на пути в Москву, изучая последние данные с фронтов, я еще раз пришел к убеждению в правильности решения Ставки от 12 апреля 1944 года, в котором одной из первоочередных задач на лето 1944 года ставился разгром группировки немецких войск в Белоруссии» [639] . 12 апреля, между 16:25 и 20 часами, Сталин принял только двух военных: Антонова и Штеменко. В своих воспоминаниях последний приписывает авторство «Багратиона» Генштабу: «Разработка общего оперативного замысла, а затем и плана действий в летней кампании 1944 года велась в Генеральном штабе на основе предложений командующих фронтами, которые знали обстановку до деталей» [640] .
639
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 545.
640
Штеменко С.М. Указ. соч. С. 174.
Он называет только двух командующих фронтами, которые внесли некоторый вклад в разработку плана: Рокоссовского и Жукова; о втором сказано так: «Г.К. Жуков, назначенный к тому времени на должность командующего 1-м Украинским фронтом… также прислал свои соображения о дальнейших наступательных действиях». Василевский относит зарождение замысла «Багратиона» к марту и в числе его создателей называет Генштаб, то есть тандем Антонов – Штеменко, Жукова, Рокоссовского и себя самого.
Штеменко сообщает наиболее связные и наиболее интересные сведения. По его рассказу, Рокоссовский отстаивал идею двойного удара, наносимого силами одного лишь 1-го Белорусского фронта, которым он командовал. Первый удар, наносимый левым флангом, был нацелен на Брест и далее на Белосток с целью отрезать германским войскам пути отступления на запад; второй удар предлагалось наносить из Рогачева на Минск. Но фронт Рокоссовского занимал позиции в плохо проходимых Припятских болотах, поэтому его план был отвергнут из-за сложностей со снабжением. Жуков расширил масштаб операции, предложив включить в нее 1-й Украинский фронт, который должен был нанести удар на Львов, а затем продолжить наступление в направлении Сандомира в Южной Польше и там создать плацдарм на Висле. В его предложении мы находим черты плана упреждающего удара, представленного Жуковым Сталину в мае 1941 года. На основании содержавшихся в этих предложениях идей Антонов и Штеменко напряженно трудились с 15 апреля по 15 мая, разрабатывая планы операций-близнецов: «Багратион» и Львовско-Сандомирской. Затем план был исправлен с учетом критических замечаний и представлен на рассмотрение высшего командования Красной армии во главе со Сталиным: Жуков, Василевский, Антонов, Штеменко, Воронов (артиллерия), Федоренко (бронетанковые войска). Рассмотрение плана продолжалось с 25 мая по 2 июня. 31 мая Сталин предложил Жукову и Василевскому поделить обязанности представителей Ставки. Второй выбрал роль координатора действий 1-го Прибалтийского (Баграмян) и 3-го Белорусского (Черняховский); Жуков взял на себя координацию действий 1-го (Рокоссовский) и 2-го (Захаров) Белорусских фронтов, а позднее и стыка левого фланга 1-го Белорусского фронта с 1-м Украинским (Конев).
В июне командующие и войска развернули лихорадочную деятельность. С 5 по 23 июня Жуков объехал все армии, находившиеся у него в подчинении. Командующему каждой он растолковывал его роль в форме штабной игры, затем отправлялся тщательно инспектировать участок прорыва, чего он не делал во время операции «Марс». «Эти места я знал хорошо, так как прослужил здесь более шести лет и в свое время исходил все вдоль и поперек. В болотах в районе Паричи мне довелось хорошо поохотиться на уток, которые там гнездились в большом количестве, да и боровой дичи было великое множество…» [641] Он, вместе со Штеменко, наблюдал за подготовкой наступления, следил, чтобы масштабные подготовительные мероприятия укладывались в график. Войскам подвезли 400 000 тонн боеприпасов, 300 000 тонн горючего, 500 000 тонн продовольствия и фуража. 2000 танков, 30 000 орудий, сотни понтонов и автомобилей-амфибий ждали своего часа, спрятанные в лесах и болотах. Было построено двести аэродромов.
641
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 558.
Гениальным ходом Генштаба – в соответствии с первоначальной идеей Жукова – была одновременная – и почти открытая – подготовка наступления 1-го Украинского фронта, левого соседа Рокоссовского. Конев получил четыре танковые армии, что обмануло немцев, уверившихся в намерении Сталина сначала совершить прорыв к Львову, а потом резко повернуть на север, к истокам Вислы, чтобы окружить всю группу армий «Центр». Но план советского Генштаба был гораздо более изощренным. Первый удар нанести в Белоруссии, в районе Минска. Поскольку успех не вызывал сомнений, дождаться, пока немцы бросят для удержания Минска все или часть своих по-прежнему представлявших немалую силу 16 танковых дивизий, входивших в состав групп «Северная Украина» генерала Моделя и «Южная Украина» генерала Шернера. И вот тогда, только тогда, Конев начнет наступление на Львов и Сандомир, оборона которых окажется ослабленной. Так что советское наступление предполагалось двойным, с элементом дезинформации, целью которой было лишить противника его единственного козыря – танковых соединений, – чтобы они или вообще не участвовали в боях, или попали под мощный удар. Огромный успех, который имели эти две операции, великолепно иллюстрируют главные составляющие победы СССР над Третьим рейхом: достигнутое превосходство в военной промышленности и оперативное и стратегическое мастерство советского командования, которое стоило больше немецкого тактического мастерства. Учитывая очень благоприятное для Красной армии соотношение сил, успех собственно операции «Багратион», если вернуться к ней, не вызывал никаких сомнений. Четыре советских фронта насчитывали 1 254 000 человек, 24 000 орудий, 4000 танков и самоходных артиллерийских установок, более 5300 самолетов. У немцев было всего лишь 500 000 человек, 3300 полевых орудий, 500 танков и самоходок и 600 боевых самолетов.
Операция «Багратион» (лето 1944 г.)
Наступление символически началось 22 июня. Уже через двое суток один немецкий корпус оказался окружен в Витебске. Затем III танковая армия была разгромлена в ходе фазы преследования быстро введенными в прорыв мобильными соединениями. Во время отступления IV армия была уничтожена между Оршей и Березиной, в то время как Рокоссовский, появившийся с юга, загнал IX армию в Бобруйский котел, а затем продолжил наступление на Минск. К 4 июля советские войска продвинулись на запад на 250–300 км и освободили Минск. В плен было взято 57 000 немецких солдат и офицеров, в том числе 12 генералов. Толпы пленных провели по улицам Москвы, жители которой теперь уже не сомневались в скорой победе. В следующие четыре недели темп наступления несколько замедлился. Немцы перебросили на этот участок танковые дивизии групп «Север» и «Северная Украина», но все равно им пришлось отступить еще на 300 км, оставив Брест-Литовск, Белосток и Вильнюс. В этих боях немцы понесли самые тяжелые потери за всю войну. Всего за месяц 250 000 солдат и офицеров были убиты и пропали без вести, 400 000 ранено, 28 дивизий потеряли более 75 % личного состава, притом что советские войска потеряли убитыми 97 000 человек. Можно себе вообразить, как сильно Сталин и Жуков радовались свершившемуся возмездию, разгромив группу армий «Центр» в Белоруссии, в тех же краях, где немцы одержали победу в 1941 году, ровно три года назад, день в день.