Жуков. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
Парад на Красной площади
Жуков получил передышку. За три недели он предотвратил развал фронта после окружения крупных советских сил в двойном Вязьмо-Брянском котле. Это казалось невозможным даже англоамериканским союзникам, уверенным, что еще до Рождества СССР будет повержен, но фронт был восстановлен. Жуков использовал привычные методы: репрессии, улучшение структуры управления, прекрасное использование резервов, постоянный отбор и выдвижение наиболее способных командиров. На подступах к столице он действовал лучше, чем во время всей этой войны, хотя – и это покажется парадоксальным – никогда противник не имел перед ним такого превосходства в живой силе и технике. Немцы готовили новое наступление к началу зимы. В июне они рассчитывали разгромить советские войска одним ударом на линии Двина – Днепр. Но в районе Смоленска перед ними возник второй рубеж. Они разгромили и его, после чего решили, что у Советов больше не осталось организованных вооруженных сил. Однако между Вязьмой и Брянском появился третий. Он, в свою очередь, был разгромлен в октябре. И вот перед Москвой возник уже четвертый рубеж! Гитлер был удивлен, но не слишком обеспокоен. Гигантский Киевский котел на юге принес ему огромные трофеи и политические дивиденды. 24-го пал Харьков, четвертый по значению советский город. 1 ноября
1 ноября Жукова вызвали в Ставку. Сталин ждал его и сразу перешел к главному: «Мы хотим провести в Москве, кроме торжественного заседания по случаю годовщины Октября, и парад войск. Как вы думаете, обстановка на фронте позволит нам провести эти торжества?» [501] Жуков ответил утвердительно. Противник не начнет большого наступления в ближайшие дни; он пополняет свои войска и ждет, когда мороз укрепит дороги. Но его авиация все еще проявляет активность, поэтому Жуков советует Сталину усилить ПВО и подтянуть к Москве с соседних фронтов истребительную авиацию.
501
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. C. 352.
6 ноября Сталин вместе с членами политбюро прибыл на поезде метро на станцию «Маяковская». Там, сидя в креслах, взятых из Большого театра, несколько сотен человек: члены Моссовета, представители партии, армии и профсоюзов ждали его, чтобы отметить 24-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции – самый важный советский праздник. Сталин произнес речь, продолжавшуюся около сорока минут и транслировавшуюся по радио. Жуков в этот момент находился в своем штабе. Он наверняка слышал трансляцию сталинского выступления, но никак не упомянул об этом в своих «Воспоминаниях». Речь Сталина была причудливой смесью лжи и правды, «представляла собой странное смешение тревоги и полной уверенности в себе» [502] , как отметил Александр Верт, московский корреспондент «Санди таймс». Сталин заявил, что Красная армия потеряла 350 000 человек убитыми, 378 000 пропавшими без вести и 1 миллион ранеными – в четыре раза меньше, чем на самом деле. Он сделал это невероятное признание, выдававшее мучившие его страхи: «Немцы рассчитывали… на непрочность советского строя… полагая, что после первого же серьезного удара и первых неудач. откроются конфликты между рабочими и крестьянами. пойдут восстания […] Вполне вероятно, что любое другое государство, имея такие потери территории, какие мы имеем теперь, не выдержало бы испытания и пришло бы в упадок. […] Советский строй… выдержал испытание». Наконец, в его речи прозвучала страшная фраза, которая сделает советско-германскую войну еще более жестокой, еще более бесчеловечной, еще более непримиримой: «Если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат» [503] .
502
Верт А. Россия в войне 1941–1945. М.: Прогресс, 1967. С. 167.
503
Сталин И.В. O Великой Отечественной войне Советского Союза. С. 19–26.
На следующий день, 7 ноября, в 8 часов, многочисленные пехотные танковые и артиллерийские полки прошли парадом по Красной площади. Парад принимал маршал Буденный, на белом коне, с обнаженной саблей в руке, с важным видом и с воинственно топорщащимися усами. Стоявший на трибуне Мавзолея Ленина Сталин приветствовал проходящие войска. Толпа зрителей, собравшаяся, невзирая на сильный снегопад, не разобрала слов, сказанных им, но это не имело значения: она хотела его видеть. После парада войска садились на трамваи и направлялись к городским окраинам, неподалеку от которых проходил фронт. На следующий день Сталину пришлось перезаписывать свою речь – первая запись оказалась слишком плохого качества, – которую будут транслировать всюду. «Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, работники интеллигентного труда, братья и сестры в тылу нашего врага, временно попавшие под иго немецких разбойников, наши славные партизаны и партизанки, разрушающие тылы немецких захватчиков!» Он снова попытался оправдаться за поражения; вновь выразил свою уверенность в неизбежности победы; снова славил великих героев России – Александра Невского, Дмитрия Донского, Суворова, Кутузова… Все русские люди увидели, что вождь не делает больше разницы между старым патриотизмом и патриотизмом советским. «Это событие, – напишет Жуков о параде 7 ноября, – сыграло огромную роль в укреплении морального духа армии, советского народа и имело большое международное значение» [504] . Агентство ТАСС распространило сообщение о параде по всему миру; Черчилль и Рузвельт увидели в том параде первый лучик надежды на затянутом черными тучами небосклоне.
504
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 352.
Глава 14
Спаситель Москвы
В то время, когда на Красной площади проходил парад, Жуков бился за то, чтобы получить в свое распоряжение больше сил. 1 ноября Ставка приняла решение о формировании десяти новых резервных армий, которые могли быть готовы через двадцать – двадцать пять дней. А что делать до того? Он не сомневался, что противник возобновит наступление, как только заморозки скуют почву. Он получал меньше, чем было нужно. Потери в технике были огромны. Танковые заводы, эвакуированные на восток, еще не возобновили выпуск продукции. Если ему прислали 2000 артиллерийских орудий (едва треть от того, что было потеряно в Вяземском и Брянском котлах), то танков поступило всего 300, из которых половина со слишком тонкой броней, которую пробивали немецкие снаряды. Поступившие с 1 по 15 ноября подкрепления – 100 000 человек – имели только легкое вооружение. 2 ноября он написал письмо в Ленинград Жданову, много говорящее о нехватке оружия: «Как тебе известно, сейчас действуем на западе – на подступах к Москве. Основное это то, что Конев и Буденный проспали все свои вооруженные силы, принял от них одно воспоминание. От Буденного штаб и 90 человек, от Конева штаб и 2 зап. полка. К настоящему времени сколотил приличную организацию и в основном остановил наступление пр[отивни]ка, а дальнейший мой метод тебе известен: буду истощать, а затем бить. К тебе и т. Кузнецову у меня просьба – прошу с очередным рейсом Дугласов отправить лично мне: 40 минометов 82-мм, 60 минометов 50-мм… Вы это имеете в избытке. У нас этого нет совершенно. Жму еще раз крепко руки. Жуков» [505] . Еще одним средством борьбы было изготовление сотен деревянных танков, ложных артиллерийских позиций и фальшивых дзотов, чтобы скрыть от противника слабые места своей обороны; он всегда будет поклонником маскировки – этого искусства камуфляжа и скрытности, культивируемого советскими военными. 9-го новая забота: Брянский фронт был упразднен, Жуков унаследовал от него 50-ю армию и оборону Тулы. Он отвечал за 600 км фронта, изогнувшегося от Тургинова на севере до Плавска на юге дугой, в центре которой находилась Москва.
505
ЦАМО. Ф. 208. Оп. 2524. Д. 15. Л. 7. Цит. по: Жуков в битве под Москвой.
Как будет действовать противник? Анализ Жукова опирался на точные данные, переданные разведчиками, оставленными в тылу врага при отступлении. Кроме того, немцы действовали по шаблону, и их дальнейшие шаги было легко предугадать: сковать центр неприятеля пехотой и мобильными соединениями нанести удар на флангах. Часть их танковых войск находится, с одной стороны, на севере и будет наступать от Волоколамска по шоссе Ржев – Москва: Рокоссовский извещен о том, что удар придется на его 16-ю армию; с другой – на юге, где, по предположениям Жукова, они должны были обойти Тулу с востока и предпринять наступление на Москву через Каширу: занимающая там позиции 50-я армия тоже предупреждена и получила необходимые подкрепления. Как можно лучше укрепиться, усилить оборону в глубину, измотать противника, дождаться подхода обещанных Сталиным армий, а потом… будет видно: Жуков не заглядывает так далеко.
13 ноября Жуков пришел к выводу, что противник перейдет в наступление 15-го. На следующий день немецкий перебежчик из 183-й дивизии подтвердил его предположения. Была объявлена общая тревога. Особым приказом Жуков потребовал от всех командующих армиями немедленно «организовать проверку на местах фактического состояния обороны всех без исключения участков фронта, включительно до ротных и занимаемых отдельными отрядами и частями. Решительно пресечь нетерпимую беспечность и доверчивость в этом деле» [506] . Он вновь поделился со Сталиным своим беспокойством относительно слабой связи с Калининским фронтом Конева, особенно с 30-й армией; и с Юго-Западным фронтом Тимошенко на юге, где 3-я армия оставила в районе города Ефремова 30-километровую брешь между собой и подчиненной Жукову 50-й армией. Он считал эти места наиболее опасными, но ничего не мог изменить: действия фронтов Сталин координировал лично. Однако замечания Жукова относительно проблемы взаимодействия между фронтами приведут к созданию в Красной армии в 1942 году одной из самых оригинальных должностей: представителя Ставки.
506
ЦАМО. Ф. 208. Оп. 2511. Д. 219. Л. 303. Цит. по: Московская битва в хронике фактов.h/moskovskaya_bitva_v_khronike_faktov/07. html (18 декабря 2011).
В тот же день 14 ноября на голову Жукову обрушилось небо. Ему позвонил Сталин и потребовал нанести по немцам упреждающий удар! Шапошников, слишком слабый, чтобы возражать, поддержал мнение Верховного главнокомандующего. Начался яростный спор.
«Сталин: Мы с Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой – из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву.
Жуков: Какими же силами мы будем наносить эти контрудары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны.
– В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии.
– Этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.
– Ваш фронт имеет шесть армий. Разве этого мало?
– Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась, с изгибами она достигла в настоящее время более 600 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта.
– Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером, – недовольно отрезал И.В. Сталин» [507] .
Жуков тщательно проанализировал провалы Конева и Еременко в октябре. У него сейчас было три козыря перед ними: он крепко держал в руках войска и своих командармов; он знал, когда противник нанесет удар (после первых серьезных заморозков) и где (на флангах, в Волоколамске и Туле). Но – чего не было ни у Конева, ни у Еременко – он понимает, что ему совершенно необходимо сохранить свои скудные мобильные резервы: танки и конницу – на направлениях возможных прорывов, чтобы в крайнем случае нанести ими контрудар. Он расположил позади 16-й армии Рокоссовского пять кавалерийских дивизий корпуса Доватора и соединение Катукова, ставшее 1-й гвардейской танковой бригадой; на Тульском направлении он разместил 2-й кавалерийский корпус Белова и 112-ю танковую дивизию полковника Гетмана. И вот теперь Сталин приказывает ему эти силы бросить в авантюру! Это означает сжечь единственную имеющуюся у него в распоряжении страховку. Через пятнадцать минут после разговора с вождем на КП Жукова пришел перепуганный Булганин и с порога сказал: «Ну и была мне сейчас головомойка… Сталин сказал: „Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдем!“» [508]
507
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 353–354.
508
Там же. С. 353–354.