Жуков. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
1. Противник, понеся большие потери в зимней кампании 1942 – 43 годов, видимо, не сумеет создать к весне больших резервов для того, чтобы вновь предпринять наступление для захвата Кавказа и выхода на Волгу с целью глубокого обхода Москвы. […] Противник вынужден будет […] развернуть свои наступательные действия на более узком фронте и решать задачу строго по этапам, имея основной целью кампании 1943 года захват города Москвы.
Исходя из наличия в данный момент группировок против нашего Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, я считаю, что главные наступательные операции противник развернет против этих трех фронтов […].
2. Видимо, в первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13–15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока. […]
6. Для того чтобы противник разбился о нашу оборону, кроме мер по усилению ПТО (противотанковой обороны. – Пер.) Центрального и Воронежского фронтов, нам необходимо как можно быстрее собрать с пассивных участков и перебросить в резерв
Я незнаком с окончательным расположением наших оперативных резервов, поэтому считаю целесообразным предложить расположить их в районе Ефремов – Ливны – […] Воронеж – Елец. […]
Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем ему танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника […].
Подпись: Константинов [кодовое имя Жукова]» [605] .
605
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 456–458.
В этих строках весь советский план действий под Курском. 10 апреля Василевский по телефону сообщил Жукову о согласии с его предложениями. В тот же день оба составили директиву Ставки о создании крупных резервов, объединенных в новый Степной фронт, поставленный позади выступа. Начались совещания с командующими фронтами и их начальниками штабов. Многие, в том числе Ватутин, предпочитали предпринять упреждающее наступление на немцев. А вот Рокоссовский полностью поддержал идею глубокой обороны, предшествующей переходу советских войск в наступление [606] .
606
Голованов А. Указ. соч. С. 318–319.
12 апреля Жуков, Василевский и Антонов представили Сталину свои выводы, подкрепленные картами. Верховный отказался от идеи упреждающего наступления, но продолжал полагать, что вермахт намерен ударить с юго-востока на Москву. В конце концов он согласился с тем, что главная опасность угрожает Курску, направление на который должно быть усилено в первую очередь. Но, настаивал он, для устранения всякой угрозы Москве следует создать эшелонированную систему обороны такой глубины, чтобы исключить малейшую вероятность выхода противника в дальний тыл. Кроме этого, танковые резервы должны прикрывать основные направления, в первую очередь московское. Несмотря на эти страховочные меры, Сталин в мае и июне продолжал сомневаться, правильное ли решение он принял: ведь Ватутин и Хрущев предлагали наступать – прорваться от Черкасс к Днепру и взять в кольцо группу армий «Юг». Это был практически тот же план, который в феврале осуществлял тот же Ватутин, чье продвижение было остановлено контрнаступлением Манштейна. Лишь в конце июня Жуков, Василевский и Антонов окончательно уговорили его отказаться от этой идеи. И все-таки 2 июля, после звонка Ватутина, вновь потребовавшего нанесения превентивного удара, Сталин опять поставит вопрос: «Стоит ли дожидаться удара противника?»
Вплоть до 18 апреля Жуков находился в Москве, в Ставке и в Генштабе. Он курировал доработку представленного 12-го числа Сталину реалистичного плана, свидетельствующего об оперативной зрелости, достигнутой советским Верховным командованием. План, разработка которого завершилась в мае, предусматривал именно то, что произойдет летом 1943 года. Первое: изматывание атакующих в направлении Курска немецких сил путем ведения активной обороны. Второе: первое наступление с целью ликвидации на севере Орловского выступа (операция «Кутузов»). Третье: освобождение Харькова на юге (операция «Румянцев»). Выровненная таким образом советская линия фронта устранила бы угрозу фланговых контратак противника, и все фронты, от Орла до Черного моря, смогут двинуться прямо к Днепру.
Тогда Сталин направил Жукова и Штеменко на Кавказ, чтобы помочь советским войскам ликвидировать неприятельский плацдарм на Кубани (на Таманском полуострове), удерживавшийся XVII немецкой армией, и полностью освободить военный порт Новороссийск. Жуков пробыл в этом районе – который ему не нравился и куда Ставка направила второсортные войска – до 10 мая. Он разработал план наступления 56-й армии и проследил за его осуществлением, начавшимся 29 апреля. Советские войска продвинулись вперед на 10 км и взяли Крымскую, но их наступательный порыв разбился о мощные немецкие оборонительные позиции: «Голубую линию». Жуков повел себя необычно: попросил Сталина отозвать его в Москву, с чем Верховный согласился. Можно полагать, что он опасался застрять на юге и не находиться на главном участке фронта в тот момент, когда немцы начнут под Курском наступление, намеченное на 15 мая. В рассказе об этой поездке в его «Воспоминаниях» есть одна фраза – удивительная и вызывающая улыбку у советских читателей: «…мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л.И. Брежневым, но он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелейшие бои» [607] . Чтобы маршала Жукова интересовало мнение никому не известного полковника Брежнева, естественно, было ложью, навязанной цензорами, назначенными тем же самым Брежневым. Жукова с большим трудом удалось убедить вставить в книгу эту нелепую фразу. А Брежнев, похоже, так и не понял, что выставил себя на посмешище.
607
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. Т. 2. С. 120.
С 10 по 13 мая Жуков находился в Москве, где изучал планы летнего контрнаступления. 14-го он приехал к Рокоссовскому на Центральный фронт. Немецкое наступление, намеченное на 15-е число, не началось. Общая тревога, объявленная 19-го, также оказалась ложной. Жуков пробыл на выступе до 26 мая, проверяя малейшие детали подготовки к обороне, мероприятия по которой приобрели невообразимый размах. Войска, сосредоточенные вокруг Курска, устроили минные поля, ловушки, перекопали многие тонны земли, соорудили земляные и бетонированные укрепления. Военная история еще не видела ничего подобного. Было сооружено восемь оборонительных рубежей общей глубиной 300 км. Каждая представляла собой лабиринт траншей, дотов и дзотов, минных полей (был установлен миллион мин!), проволочных заграждений. Каждый дом, хутор, деревня были укреплены. Берега рек были обтесаны под углом 90°, чтобы не позволить вражеским танкам преодолеть их вброд. Жуков всюду ездил, все видел, все проверял. Особенно он заботился о создании специалистами инженерных войск противотанковой борьбы. Для одной только 13-й армии Центрального фронта он предписал создание трех оборонительных рубежей со 158 укрепленными противотанковыми пунктами, с 300 позициями для артиллерии и ПВО. Из воспоминаний всюду сопровождавшего его шофера Бучина: «Если чем и запечатлелось в памяти Курское побоище – думаю, так точнее называть полдень Великой Отечественной, а не Курская битва, – так это земляные работы в поле. По всему фронту и тылу на сотни километров на восток каждый день мелькали лопаты, подальше от фронта ревели экскаваторы, вывозили и привозили грунт. Натужно хрипели изношенные двигатели грузовиков, доставлявших бревна, мотки колючей проволоки, бетонные и стальные конструкции. Муравейник! […] День за днем, неделя за неделей Жуков объезжал Курский выступ. Он вникал в мельчайшие детали строительства укреплений, установки заграждений» [608] .
608
Бучин А. Указ. соч. С. 67.
Жуков не знал, что германские руководители никак не могли договориться относительно даты начала операции «Цитадель» – наступления на Курск. Манштейн хотел как можно скорее начать наступление. Модель, как и Гудериан, генерал-инспектор танковых войск, против этой операции. Его начальник, Клюге, – за. Гитлер, боявшийся потратить впустую свой последний патрон, ждал, пока с заводов начнут поступать новые тяжелые танки «Пантера» и «Тигр», которые, вместе с самоходными артиллерийскими установками «Фердинанд», должны были наверняка прорвать советскую оборону. Цейтцлер, начальник Генерального штаба ОКХ, бывший поначалу сторонником «Цитадели», затем выступил против нее. Разноголосица достигла высшей точки. И вот 21 июня Гитлер решил, что «Цитадель» начнется в начале июля.
С 26 по 31 мая Жуков находился на своем излюбленном участке – на Западном фронте. Он помог Соколовскому разработать план наступления на Смоленск – цель, остававшуюся недосягаемой для него с начала 1942 года. Затем, после пяти дней, проведенных Жуковым в Москве, Сталин 5 июня направил его на Юго-Западный фронт к Малиновскому и к его соседу слева – на Южный фронт, Толбухину. На этот раз речь шла о том, чтобы по окончании операции под Курском подготовить освобождение крупного промышленного района Донбасс. Жуков добавил, что здесь же возможно произвести отвлекающую операцию, если таковая понадобится во время сражения за Курск, что и произойдет. Особую заботу он проявлял о стыках фронтов, в первую очередь Воронежского и Юго-Западного. Соединение оборонительных систем, совместная организация артиллерии, радиосвязь, согласованные планы контратак – все это было тщательно разработано, а затем проверено на картах. У всех в памяти еще была харьковская катастрофа 1942 года, одной из основных причин которой явилось отсутствие связи между фронтами. С 16 по 28 июня маршал работал в Ставке. Немцы все еще не начинали наступление, и напряжение усиливалось. Сталин был сильно обеспокоен: что, если Гитлер тоже сделал выбор в пользу стратегической обороны? Не лучше ли атаковать сейчас, рискнуть нанести упреждающий удар? Переносить мучительное ожидание, воздерживаться от необдуманных действий Жукову помогали его холодный ум и стальные нервы. Все разведданные говорили о том, что Клюге и Манштейн накапливают значительные силы против северного и южного фасов Курского выступа. Возможно, именно желание начать наступление побудило Сталина отправить Жукова 30 июня на Брянский фронт. До 2 июля он объезжал армии, которым предстояло участвовать в наступлении на Орел (операция «Кутузов») – остававшийся втайне удар против IX армии Моделя. 4 июля он вернулся на КП Рокоссовского на Центральном фронте. Немцы активизировались. Участились налеты авиации и пристрелочная стрельба артиллерии. Около 01:30 ночи по московскому времени командующий 13-й армией Пухов доложил, что его люди захватили сапера из немецкой 6-й пехотной дивизии. Этот человек, некий Фермелла, рассказал, что общее наступление назначено на 3 часа утра. Жуков тут же приказал начать упреждающую артподготовку, не запрашивая разрешения Сталина, и велел подняться в воздух 600 самолетам, чтобы подавить на земле силы люфтваффе. В этот момент позвонил Верховный. «Я почувствовал, что Верховный находится в напряженном состоянии, – пишет Жуков. – Да и все мы, несмотря на то что удалось построить глубоко эшелонированную оборону и что в наших руках теперь находились мощные средства удара по немецким войскам, сильно волновались и были крайне возбуждены. Была глубокая ночь, но сон как рукой сняло» [609] . Жуков, как и Сталин, мучился вопросом: сумеет ли в этот раз Красная армия остановить немецкое летнее наступление? Первые две меры оказались малоэффективными. Артиллерия причиняла незначительный ущерб немцам, а советская авиация понесла большие потери: она лишилась нескольких сотен самолетов и уступила на день господство в воздухе своему противнику.
609
Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 481.