Жуков
Шрифт:
Не выполнила свою задачу и левофланговая 50-я армия Западного фронта, которая должна была не позднее 27 марта соединиться с группой войск генерала Белова и 4-м воздушно-десантным корпусом. 15 апреля Жуков вызвал к прямому проводу командующего 50-й армией генерала И. В. Болдина и потребовал доложить, «почему получилась заминка». Болдин пытался объяснить, что противник ведет сильный артиллерийский и минометный огонь, непрерывно контратакует танками, подтягивает резервы, а войска армии испытывают недостаток в боеприпасах, горючем, продовольствии. Это было правдой, но командующего фронтом такие объяснения не устраивали:
«Из 15 соединений, которые Вы имеете, у вас на сегодняшний день и вчерашний день активно дрались только три дивизии, а 10 действовали пассивно, оборонялись. Из 13
Противник Вас гонит с 7 танками, Вы имеете 100 танков, то есть в четырнадцать раз больше, что же это за тактика такая. Вы, видимо, читали доклад командира 10 мотодивизии, как он одним полком все время отбивал наступление Ваших семи дивизий, такое поведение только дискредитирует Красную Армию. Как же Вы можете мириться с подобными фактами, дискредитирующими Красную Армию? Вы все время жаловались на отсутствие танков, сейчас у Вас в десятки раз их больше, чем у противника, но результаты все те же: дискредитация Красной Армии. Непонятно — почему Вы узнаете об отходах тогда, когда это уже совершилось. Значит, Вы не руководите боем, не организовано у Вас управление, нет у Вас своих глаз на передовых позициях, а это значит, армия действует без руля и ветрил… Противник имеет четыре дивизии и ими маневрирует против Ваших 15 соединений так, как ему хочется. Он играет с Вами как кошка с мышкой. Почему вы не учитесь и не учите командиров искусству тактики у врага? Имейте в виду, что это не зазорно, наши предки всегда учились у врагов, а затем били их, своих учителей… Короче говоря, Вы должны строго помнить наш последний уговор, я о нем докладывал, считаю, что я мягковато поступил, но я уверил, что если еще случится, то будет выдано в квадрате. Сейчас же передайте мои требования всем, кому следует, и организовывайте исполнение указаний…»[300]
А противник, сосредоточив крупные силы, приступил к ликвидации опасной «занозы» — окруженных под Вязьмой войск 33-й армии и группы генерала Белова. На предложение сдаться враг получил отказ, а в ночь на 14 апреля генерал Ефремов начал прорыв на соединение с войсками Западного фронта. Передвигающимся по весенней распутице и под непрерывными ударами неприятеля войскам пришлось рассредоточиться на отдельные группы и отряды, которые пробивались самостоятельно. Сам М.Г.Ефремов был тяжело ранен и, не желая попасть в плен, застрелился. Мало кому удалось вырваться из смертельного кольца.
Об этом Жуков еще не знал, когда докладывал Сталину
18 апреля:
«…33-я армия. Положение частей восточной группировки без изменений. В полосе 43-й армии вышли две группы численностью 77 человек бойцов и командиров из состава 113-й и 160-й стрелковых дивизий. По докладу начальника артснабжения 160-й стрелковой дивизии майора Третьякова, отряд в составе 2000 человек, возглавляемый генералом Ефремовым, 16.4 двигался с боями из района Пескова в направлении Мал. Виселово. По докладу командиров, вышедших на участке фронта 43-й армии, и данным авиаразведки, главные силы группы Ефремова в ночь на 18.4 предположительно находились в лесах северо-восточнее и восточнее Мал. Бославки. Данные проверяются воздушной разведкой.
…43-я армия. На фронте Городец, Красный Октябрь продолжается упорный бой. Противник продолжает оказывать сильное сопротивление. С целью завершения прорыва обороны противника и соединения с частями группы Ефремова, двигающимися в направлении Мал. Виселово, войска армии в 21.00 18.4 перешли в наступление…
…В положении частей группы генерала Белова за 18.4 существенных изменений не произошло.
Части 4-го воздушно-десантного корпуса к утру 18.4 овладели Будой (6 км северо-восточнее Милятино). В ночь на 19.4 части корпуса атакуют Аскерово…»[301]
Спустя много лет Г.К.Жуков оценивал события, происходившие под Вязьмой, следующим образом: «В начале апреля обстановка в районе Вязьмы серьезно осложнилась… По просьбе генералов П.А.Белова и М.Г.Ефремова командование фронта разрешило им выводить войска на соединение с нашими главными силами. При
Кавалерийский корпус генерала П.А.Белова и воздушно-десантные части в точности выполнили приказ и, совершив большой подковообразный путь, вышли на участок 10-й армии 18 июля 1942 года… Генерал-лейтенант М.Г.Ефремов, считая, что путь на Киров слишком длинен для его утомленной группы, обратился по радио непосредственно в Генштаб с просьбой разрешить ему прорваться по кратчайшему пути — через реку Уфа. Мне тут же позвонил И.В.Сталин и спросил, согласен ли я с предложением Ефремова. Я ответил категорическим отказом. Но Верховный сказал, что Ефремов опытный командарм и что надо согласиться с ним. Ставка приказала организовать встречный удар силами фронта. Такой удар был подготовлен и осуществлен 43-й армией, однако действий со стороны группы генерала М.Г.Ефремова не последовало. Как выяснилось позже, немцы обнаружили отряд при движении к реке Угра и разбили его… Критически оценивая сейчас эти события 1942 года, считаю, что нами в то время была допущена ошибка в оценке обстановки в районе Вязьмы. Мы переоценили возможности своих войск и недооценили противника. „Орешек“ там оказался более крепким, чем мы предполагали…»[302]
В 1988 году в журнале «Коммунист» (№ 14) была опубликована состоявшаяся ранее беседа Жукова с членами редколлегии «Военно-исторического журнала» и некоторыми военными историками о Московской битве. На реплику с места: «Расскажите о затухающих операциях Ефремова и Белова», — Жуков якобы ответил так: «Войска Ефремова и Белова фактически никакой специальной операции не проводили. Они прорвались через имевшиеся промежутки в обороне противника и затем действовали вместе с партизанами в его тылу. Попытки их наступать на Вязьму успеха не имели, потому что у них не было тяжелых артиллерийских средств и ощущался острый недостаток боеприпасов. Поэтому войска фронта, действовавшие в районе Вязьмы, перешли на положение партизанских отрядов… Так что о „затухании“ операции здесь не может быть и речи, они просто не имели возможности вести такую операцию.
Полоса действий войск фронта зимой 1942 года простиралась на 600 километров, и, конечно, очень трудно было уследить за действиями тактического порядка… Ефремов с частью сил армии прошел в свободную „дырку“. Сзади у него остались главные силы армии. Я не мог уследить, что он для обеспечения флангов на Уфе оставил, а он, к вашему сведению, оставил отряд в составе 90 человек — без танков, без пушек, с легкими средствами. Разделяю ли я ответственность за Ефремова? Ну, конечно, я за все войска отвечаю, но не за такие действия, которые я не организую. Что должен был сделать Ефремов? Он должен был за счет главных сил армии, которые задержались у Шанского Завода, пару дивизий поставить, как распорки, для того чтобы у него тыл был бы обеспечен. Он этого не сделал. Ну, шапки были набекрень у всех тогда, — и я недооценил состояние вяземской группировки противника…»
К.К.Рокоссовский в 1962 году в беседе с преподавателями и слушателями Военной академии им. М.В.Фрунзе ход контрнаступления под Москвой оценил весьма критически: «20 декабря после освобождения Волоколамска стало ясно, что противник оправился, организовал оборону и что наличными силами продолжать наступление нельзя. Надо было серьезно готовиться к летней кампании. Но, к великому сожалению, Ставкой было приказано продолжать наступление и изматывать противника. Это была грубейшая ошибка. Мы изматывали себя. Неоднократные доклады о потерях Жуков не принимал во внимание. При наличных силах добиться решительных результатов было нельзя. Мы просто выталкивали противника. Не хватало орудий, танков, особенно боеприпасов. Пехота наступала по снегу под сильным огнем при слабой артиллерийской поддержке. Наступало пять фронтов, и, естественно, сил не хватало. Противник перешел к стратегической обороне, и нам надо было сделать то же самое. А мы наступали. В этом была грубейшая ошибка Сталина. Жуков и Конев не смогли его переубедить».