Журнал 64
Шрифт:
Стремясь произвести впечатление, с первым блюдом Мёрк справился с улыбкой, чему выучился по многочисленным фильмам с участием Ричарда Гира, однако когда на арене появился гусь, Людвиг вытаращил глаза.
– У вас что-то капает в соус, – с этими словами он показал пальцем на нос Карла, тем самым вызвав возмущение Моны.
Когда мальчик принялся молоть какой-то вздор о шраме на виске гостя и называть его отвратительным, а к тому же еще и отказался верить в то, что у полицейского имеется настоящий пистолет, Карл созрел для контрнаступления.
«Господи, – мысленно произнес он, воздев глаза к потолку, – если ты сейчас же не поможешь мне, через десять секунд
Чудом, спасшим его, оказалось не бабушкино понимание того, что ситуация накаляется, и не воспитательные меры молодой матери. Им оказалось жужжание в заднем кармане, предвещающее, что спокойствия ему этим вечером не видать.
– Прошу прощения, – извинился Карл, протянув руку к двум женщинам, а второй рукой полез за мобильником. – Да, Ассад, – ответил он, увидев номер, высветившийся на экране.
В данный момент Мёрк был готов ответить на любой звонок и даже прерваться ради любой ерунды, способной принести пользу. Ибо ему надо было линять отсюда.
– Извини за беспокойство, Карл. Но не можешь ли ты мне сказать, какое количество людей в Дании ежегодно добавляется к числу без вести пропавших?
Загадочный вопрос, на который можно дать столь же загадочный ответ. Превосходно.
– Думаю, тысячи полторы… Ты где сейчас?
Всегда удобная фраза.
– Мы с Розой до сих пор у себя в подвале. Карл, а сколько из этих полутора тысяч к концу года так и не удается найти?
– Всегда по-разному. Не более десяти человек.
Карл поднялся из-за стола, постаравшись принять чрезвычайно занятой вид.
– В деле есть какие-нибудь подвижки? – спросил он.
Тоже неплохая реплика.
– Не знаю, – ответил Ассад. – Сам мне скажи. Потому что только за ту неделю, когда пропала бордельерша Рита Нильсен, без вести пропали еще двое, а еще один человек – на следующей неделе, и никого из них так никогда и не нашли. Тебе это не кажется довольно странным? Четверо за такой короткий срок, что скажешь? Примерно столько же, сколько обычно за полгода.
– Боже всемогущий, я выезжаю сейчас же!
Фантастическая финальная реплика – даже Ассад, вероятно, слегка удивился. Когда в последний раз он реагировал настолько молниеносно?
Карл обратился к собравшейся компании:
– Прошу меня простить! Наверное, вы успели заметить, что я сегодня выгляжу несколько отсутствующе. Отчасти по причине чрезвычайно сильной простуженности, так что искренне надеюсь, я никого не успел заразить. – Он шмыгнул носом, дабы не быть голословным, и осознал, что нос был абсолютно сухим. – Хм-м… а отчасти из-за того, что в данный момент на нас висят четыре пропажи без вести и невероятно жестокое убийство на Амагере, и мы должны немедленно расследовать эти дела. Мне действительно очень жаль, но я должен покинуть вас. В противном случае все может пойти наперекосяк.
Он уставился на Мону. Она приняла встревоженный вид.
– То самое старое дело, каким ты когда-то занимался? – спросила она, проигнорировав его комплименты относительно прекрасно проведенного вечера. – Будь осторожен, Карл. Неужели ты еще не осознал, насколько глубоко оно на тебя влияет?
Он кивнул.
– Да, и оно в том числе. Но не беспокойся за меня, я не собираюсь ни во что влезать. Я в порядке.
Женщина нахмурилась. Дьявол, что за дерьмовый вечер! Сделано два шага в обратном направлении. Дурацкое знакомство с семейством. Ее дочка возненавидела его. Он возненавидел ее внука. Также откушал совершенно невкусного гуся и капнул соплями в соус, а кроме того, теперь Мона вновь вспомнила о том проклятом деле. Теперь она непременно снова натравит на него псевдопсихолога Криса.
– В полном порядке, – добавил он, прицелившись в парнишку сложенными в форме пистолета пальцами и с улыбкой спуская курок.
В следующий раз нужно будет заранее расспросить Мону о том, сюрприз какого рода она для него припасла.
Глава 11
Таге услышал стук крышки почтового ящика и принялся ругаться. С тех пор как он повесил табличку «Не для рекламы, спасибо», письма ему приходили только от налоговых органов, а от них никогда не приходилось ждать ничего хорошего. Почему их так выводили из себя убогие гроши, которые он присваивал себе, залатав шину, прочистив свечи зажигания или отремонтировав карбюратор мопеда, он никогда не понимал. Может, они предпочли бы видеть его стоящим с протянутой рукой в кассе взаимопомощи в Миддельфарте или им бы больше понравилось, если бы он ходил на воровской промысел в коттеджный поселок у пляжа Скоруп, как другие парни, с какими они вместе пили?
Он потянулся за винной бутылкой, стоящей между кроватью и ящиком пива, служившим вместо тумбочки, и проверил, не переполнилась ли бутылка за ночь, затем поднес к промежности и помочился в нее до самого верха. Обтерев руки о пододеяльник, Таге поднялся. Он уже устал от того, что эта фифа Метте Стамме жила у него, так как уборная находилась как раз позади ее комнаты в жилом доме. Здесь же, в мастерской, построенной перед домом, прогнили половицы и свистел ветер, а зима вот-вот придет, и оглянуться не успеешь.
Таге осмотрелся. Страницы из старых журналов «Раппорт» [13] с потертыми краями и голыми девушками с пятнами смазочного масла на груди. Ступицы, колеса, запчасти от мопедов лежали повсюду и подтекали, оставляя на бетонном полу въедающиеся круги и полосы от моторного масла. Нельзя сказать, что подобным жилищем гордились бы многие, но зато оно целиком принадлежало ему.
Таге протянул руку наверх и нащупал на полке пепельницу, полную недокуренных окурков. Выбрав лучший, неторопливо затянулся, пока жар не преодолел последние десять миллиметров и не придвинулся вплотную к пальцам, обожженным маслом, и вытащил окурок изо рта. Затем взял трусы, ступил на холодный пол и направился к двери. Сделав всего один шаг, он как раз мог дотянуться до почтового ящика. Это был превосходный ящик, сколоченный из досок ДСП; крышка у него была раза в два толще, словно ее приладили на заре времен.
13
«Раппорт» – один из старейших датских мужских журналов.
Сначала Таге хорошенько оглядел улицу. Чтобы потом никто не явился к нему с жалобами на то, что он оказался посреди Брендерупа с отвисшим животом в заляпанных серыми пятнами трусах, – он не хотел повторения. «Узколобые бабы, которые не выносят вида мужчины в самом расцвете сил» – так он имел обыкновение называть их в беседе со своими приятелями в пивной. Его излюбленное словечко. «Узколобый». Оно звучало до одури интеллигентно.
Новое письмо, к большому удивлению, оказалось упаковано не в конверт с прозрачным окошком, какие приходили от налоговиков или из коммуны; это был самый обычный белый конверт с почтовой маркой. Такие письма он не получал уже многие годы.