Журнал 64
Шрифт:
Уже на мосту Королевы Луизы стало очевидно, что собака утратила координацию. По крайней мере, наркоман неоднократно дергал за поводок, в результате чего упрямое животное закрутило мордой во все стороны.
На противоположном конце моста парень потащил собаку на тропинку поближе к озеру и принялся орать на нее, словно проблема заключалось всего лишь в непослушании, однако замолчал, когда собака зарычала и оскалилась на него.
Замерев, они стояли друг против друга в течение одной или двух минут, а Нэте тем временем заняла место у помпезных перил моста и делала вид, что смотрит на озеро и Озерный павильон.
Однако в действительности ее внимание было приковано к
«Сейчас она нырнет в воду, чтобы попить», – подумала Нэте, но зверь остался на месте. Этот этап уже миновал.
Только когда псина улеглась на бок, фыркнула и замерла, недоумок на другом конце поводка осознал, что ей совсем плохо.
С выражением, свидетельствующим о глубоком замешательстве и бессилии, он потянул поводок и закричал: «Сатана, пошли!» Но Сатана никуда не пошел. Вареная колбаса с беленой сделала свое дело.
Все заняло десять минут, как и планировалось.
Целый час Нэте сидела и слушала классическое радио «П2», так как эта радиостанция способствовала душевному спокойствию и настраивала на рефлексию. Теперь она прекрасно убедилась в эффективности белены и больше не беспокоилась по этому поводу. Оставался вопрос в том, получится ли у приглашенных людей соблюсти обозначенные временные рамки. По крайней мере, в том, что они клюнут на наживку, она не сомневалась. Как бы то ни было, десять миллионов – очень много, а кто во всем Королевстве Дания не был в курсе, что она обладает ими, и даже еще большими деньгами? «Да нет, они стопроцентно клюнут», – подумала Нэте, когда по радио начался новостной выпуск.
Новости оказались не особо интересными. Министр по делам церкви находился с визитом в ГДР, только что начался суд над израильтянином, выдавшим тайну о ядерном оружии…
Нэте встала, чтобы пойти на кухню и приготовить обед, когда услышала имя Курта Вада.
Она задрожала, словно в нее вонзили какой-то острый предмет. Затаила дыхание, как будто это было единственное средство, способное помочь.
Голос был тем же, что и много лет назад. Надменный, чистый и уверенный. Но вот тема оказалась новой.
– «Чистые линии» пропагандируют гораздо более широкий спектр решения проблем, нежели простое вмешательство в мягкотелое общественное отношение к теме иммиграции. Кроме того, нас беспокоит рождаемость в среде низших и наиболее слабых социальных групп, так как дети, рожденные от обездоленных родителей, часто рождаются слабоумными, становятся наркоманами или обладают дурной наследственностью, усугубленной асоциальными тенденциями. Отсюда возникает огромный пласт проблем. Наше общество вынуждено бороться с ними ежедневно, на борьбу уходят миллиарды крон, – говорил он, не давая журналисту вставить слово. – Только подумайте, сколько удастся сэкономить, если преступники лишатся возможности иметь потомство. Конечно, данная мера вскоре фактически изживет себя. Тюрьмы обезлюдеют. Или, например, если мы избавимся от сумасшедших расходов на безработных иммигрантов, которые в погоне за комфортом обеими руками залезают в казначейство и перетаскивают к нам все семейство. Школы переполнены детьми, не понимающими ни нашего языка, ни наших обычаев. Подумайте о том, что будет, если многодетные семьи, живущие за счет пособия и вынуждающие своих детей голодать и холодать, вдруг лишатся права производить на свет столько потомства. Сами они не в состоянии обеспечить детей. Речь идет о…
Нэте тяжело опустилась на стул и вгляделась в кроны каштанов.
Все в ней перевернулось. Кто он такой, чтобы сметь решать, кто годится для жизни, а кто нет?
Курт Вад, конечно.
На мгновение она почувствовала приступ тошноты.
Нэте стояла перед своим отцом. Она еще никогда не видела, чтобы его лицо было таким мрачным. Мрачным и расстроенным.
– Я защищал тебя все твои школьные годы, ты осознаешь это, Нэте?
Женщина кивнула. Конечно, она прекрасно знала. Множество раз их приглашали на беседу в класс. Отец парировал угрозы инспектора и классной дамы, прилежно выслушивал все жалобы и извинялся от ее имени. Да-да, ему следует научить ее бояться Бога и следить за словами, какие она употребляет. И, конечно же, ему необходимо направить Нэте на правильный путь, если уж говорить о распущенном поведении дочери.
Но она никогда не понимала, почему в таком случае он сам позволял себе грубо ругаться, а также плохо говорить о том, что касается отношений между полами, в то время как все и вся на хуторе утверждали обратное.
– Они говорят, что ты глупая и невоздержанная на язык и развращаешь всех вокруг, – сказал отец. – Тебя выгнали из школы, и теперь мне придется приглашать специальную даму, чтобы обучала тебя дома. Если бы ты хоть научилась читать… но ты не смогла даже этого. Повсюду на меня смотрят с негодованием. Я – тот самый фермер, чья дочь позорит весь город. Священник, школа – все осуждают тебя, а тем самым и меня. Ты не прошла конфирмацию, а теперь, ко всему прочему, еще и беременна, и утверждаешь, что виновник – твой кузен…
– Но так и есть. Мы вместе.
– Да нет же! Таге говорит, что у него с тобой ничего не было. Так кто же это в таком случае?
– Таге и я – вместе.
– Нэте, встань на пол на колени!
– Но…
– Встань!
Она сделала, как он просит, и увидела, как отец тяжелой походкой подошел к сумке, лежащей на столе.
– Вот, – он высыпал горкой перед ней на пол плошку рисовых зерен. – Ешь! – Затем поставил рядом кувшин с водой. – И пей!
Она огляделась. Взглянула на портрет матери, улыбчивой и стройной, в свадебном платье. На стеклянный шкаф с посудой, на настенные часы, давным-давно остановившиеся. И ничто в этой комнате не могло ее утешить, ничто не могло помочь ей.
– Скажи, Нэте, с кем ты трахалась. Или ешь.
– Только с Таге.
– Вот! – прорычал отец и трясущимися руками запихнул ей в рот первую горсть риса.
Рис резал горло, несмотря на то, что она пила как можно больше. А следующая горсть причинила еще большую боль. Эти крошечные острые и твердые зерна, сахарной головой возвышающиеся на полу…
Когда отец закрыл лицо ладонями, зарыдал и принялся умолять ее, чтобы она призналась, кто ее обрюхатил, девушка резко вскочила, так что кувшин с водой разлетелся на кусочки. Четыре шага по направлению к полуоткрытой двери, и Нэте оказалась на улице. И там, на воле, она обрела уверенность, ловкость и легкость. Улица была ее стихией.
Она слышала позади себя крики отца, все отдалявшиеся, однако это не остановило Нэте. А остановила ее боль в диафрагме, когда рисовые зерна начали впитывать желудочный сок и размокать. Когда желудок раздулся, заставив ее запрокинуть голову и жадно хватать ртом воздух.
– Это Та-а-аге! – пронеслось над тростником и речным потоком, несущим свои воды мимо нее.
Затем она упала на колени и что было силы прижала кулаки к низу живота. Стало немного легче, однако желудок продолжал растягиваться; тогда она попыталась отрыгнуть и вставила в горло палец, но ничто не помогало.