Журнал 64
Шрифт:
После того как Касперсен ушел, явно обремененный мыслями о событиях последних дней, Курт перезвонил Микаэлю и проинформировал его, что если они поторопятся, то могут застать полицейских на Пеблинге Доссеринг. Оттуда и можно будет установить слежку.
Полтора часа спустя Микаэль отзвонился и сообщил, что, к сожалению, они опять опоздали, но на парковке перед домом Карла Мёрка был размещен человек, констатировавший, что Мёрк вернулся домой. Правда, Хафезу эль-Ассаду удалось улизнуть. Квартира, заявленная в регистре народонаселения в качестве
Ранним утром воскресенья Курт вызвал дежурного врача. Глубокие вздохи и прерывистое дыхание Беаты, лежащей рядом с ним в кровати, в последние часы усугубились.
– Да, Курт Вад, – сказал врач, хорошо известный своей успешной практикой в Видовре. – То, что вы и сами понимаете, исходя из своего медицинского опыта, и в чем вы уже признались мне по телефону, я, к сожалению, вынужден подтвердить – вашей супруге осталось не так много времени. Сердце совершенно изношено, так что сейчас счет идет на дни, если не на часы. Вы уверены, что не хотите вызвать «Скорую»?
Вад пожал плечами.
– А какой смысл? – сказал он. – Нет, я буду с нею до последнего. Но все равно спасибо.
Когда они остались одни, он лег в постель рядом с нею и нащупал под одеялом ее руку. Эту миниатюрную ручку, которая так часто гладила его по щеке. Любимую маленькую ручку…
Курт взглянул в сторону балкона на рассвет и на мгновение пожелал иметь собственного бога. Тогда он мог бы помолиться про себя за свою любимую и за последние дни. Ибо еще три дня назад он был готов к данной неизбежности, как и готов был жить после этого дальше. Но теперь все изменилось.
Мужчина посмотрел на стакан со снотворным. Сильнодействующие крошечные таблетки, легко глотаются. Процедура займет не более двадцати секунд. На мгновение он улыбнулся сам себе. Еще минута, конечно же, потребуется на то, чтобы принести стакан воды.
– Как считаешь, мне лучше принять их сейчас, моя милая? – прошептал он и прижал к себе ее руку.
Ах, если бы она только могла ответить… Как же было одиноко!
Курт нежно погладил ее тонкие волосы. Как часто он восхищался ими, когда она причесывалась перед зеркалом, и свет заставлял их блестеть… Как быстро пронеслась жизнь…
– О, Беата… Я любил тебя всем сердцем. Ты была и остаешься светом моей жизни. Если бы я мог еще раз прожить свою жизнь рядом с тобой, я бы непременно это сделал. Каждую секунду. Если бы ты только могла проснуться хоть на мгновение, чтобы услышать меня, мой дорогой, милый друг…
Затем он повернулся к ней и прижался к слабо дышащему, увядшему, но самому восхитительному телу, какое он когда-либо видел.
Было почти двенадцать, когда Курт проснулся. Какой-то звон отозвался у него в затылке.
Он слегка приподнял голову и без облегчения обнаружил, что грудь Беаты все еще слабо вздымалась. Разве не могла она просто умереть, не вынуждая его смотреть на агонию?
Вад покачал головой от этой мысли.
«Крепись, Курт», – подумал он про себя. Как бы то ни было, Беата не должна умереть в одиночестве. Просто не должна, и всё.
Мужчина посмотрел на улицу сквозь двери балкона. Было по-ноябрьски серо и ветрено, шумели нагие ветки сливы.
«Неприятный день», – подумал он и потянулся к двум своим мобильным. Что же его разбудило?
Сообщений не было. Тогда Вад тронул дисплей стационарного телефона и обнаружил на нем номер, не сразу опознанный.
Нажатием на определенную кнопку он активировал функцию автоматического перенабора номера, а спустя несколько секунд понял, что лучше бы этого не делал.
– Сёрен Брандт, – прозвучал из трубки голос, который он совершенно не желал слышать.
– Нам не о чем с вами говорить, – холодно произнес Курт.
– А я думаю наоборот. Я бы хотел поинтересоваться, читали ли вы в моем блоге о самоубийстве Ханса Кристиана Дюрмана?
Человек на другом конце провода замолчал на мгновение, чтобы дать ему ответить на поставленный вопрос, но ответа так и не получил.
Проклятый ублюдок и проклятый Интернет…
– Я поговорил со вдовой Дюрмана, – продолжил журналюга. – И она весьма озадачена поступком своего мужа. У вас есть какие-нибудь комментарии на этот счет?
– Абсолютно никаких. Я плохо знал его. И, послушайте хорошенько, я пребываю в глубокой скорби. Моя супруга находится на смертном одре. Если вы проявите хоть немного порядочности и теперь оставите меня в покое, мы могли бы побеседовать в другой день.
– Мне очень жаль. Я, помимо прочего, получил информацию о том, что вы находитесь в центре внимания полиции в связи с неким делом о пропаже без вести. Но я так понимаю, что вы и это откажетесь комментировать, я прав?
– Какая пропажа без вести? – Курт никак не мог взять в толк, о чем шла речь, причем слышал об этом уже не в первый раз.
– Ну, такова тема вашего общения с полицией. Но, насколько я успел понять, они проявляют большую заинтересованность в обмене со мной сведениями о вопиющей преступной деятельности «Секретной борьбы». И в связи с этим задам вам последний вопрос: входит ли в ваши с Вильфридом Лёнбергом намерения протащить в программу «Чистых линий» такие вещи, как, например, принудительные аборты?
– О-ох, избавьте меня от подобной клеветы. Можете не сомневаться, я улажу все дела с полицией. И если вы опубликуете что бы то ни было без соответствующей документации, вам обойдется это в копеечку, обещаю вам.
– Договорились. Документации у меня на данный момент предостаточно, но благодарю вас за предоставленные комментарии. Теперь у меня есть кое-что для трансляции в виде прямой речи.
После этого он положил трубку. Он положил трубку… Курт был в ярости.
О какой документации могла идти речь? Неужто сведения из картотеки Нёрвига действительно распространились настолько стремительно? Нужно будет устроить этому подонку Брандту веселую жизнь.