Журнал ЕСЛИ №11 ЗА 2004 ГОД
Шрифт:
– Ну… да…
– Значит, выбежим, прицелимся, пальнем как следует – и в подвал. Вот так…
Но вовсе мне палить не пришлось. И Полине не пришлось. Я только слышу: тин-н… тин-н… тин-н…
– О, летят! Гляди, Капрал, летят!
Точно, прямо над Крэнстон-стрит летят два здоровых железных сапога.
– А? Чего это?
– Капрал! Какой же ты молодец, Капрал! Какие мы все молодцы! Это ихние патрульные антигравы!
Тут она точно на меня прыгнула, обняла за шею и в самое ухо поцеловала.
В ухе – звон.
Все-таки я еще спросил:
– А тинькает-то что?
– Бортовые волновики работают на
– Ой!
– И нам всем следовало бы отойти подальше. Под горячую руку запросто мозги вскипятят… Особенно в такую темень. Помоги-ка мне, Капрал!
Полина отцепилась от меня, вижу, стоит рядом Огородник, а на плечах у него – чужой человек. Руки связаны, ноги связаны, во рту тряпка. Ноги-то его Огородник мне и перебросил на левое плечо.
– Тащи.
– К-кто?
– Старшая погань. Напоследок Петера подстрелил и положил Гвоздя. Ножом. Ловок, гнида…
С Крэнстон-стрит доносились визги и верещание. Дохли быкуны очень громко.
Как я в тот раз спал! Ой спа-ал! Долго-долго-долго. День и ночь. И еще не доспал.
Меня тормошила-тормошила Бритая Кейт, и я проснулся. Сначала испугался: чего трясет меня? Бритая Кейт злая, может ударить. Потом не испугался уже. Потому что я вчера сражался, и я ее тоже ударю, если она меня ударит.
– Вставай, дурак! Давай-давай!
– Я не дурак. Называй меня Капралом. Или Эрнстом. А дураком не называй.
– Да пошел ты! Шевелись. В мэрии суд, ты должен быть прямо сейчас!
– Кого суд?… Кого будут судить?
– Козла этого, душегуба, который банду сколотил. Давай, псих, все хотят его линчевать, и нужна твоя дурацкая подпись!
– Не называй меня…
– Да хоть Мистером Совершенство! Давай быстрей!
– Зачем это я вам всем? Какая нужна моя подпись? Я не пойму.
– Такая. Считай: Петера вчера прибили?
– Прибили.
– Таракана вчера прибили?
– Прибили, да.
– Протез ночью загнулся, кровью изошел.
– Ой…
– Короче, Малютка сказал: на Станции все остальные – простой народ, а придурок Эндрюс хотя бы капралом числится. Пусть пока побудет за олдермена.
– Какой Малютка? Мэр? Да?
– Нет, мой неродившийся младенчик. Не надо ей так шутить. Плохие шутки…
И зачем это они меня олдерменом? И я, что ли, сегодня еду выдавать буду? И на работу я всех водить буду? И в дозор я людей выталкивать буду?
– Не дрейфь, это ненадолго. Ну, мы пошли.
Мэрия – это у нас раньше был великий магазин. При мне там магазина уже не было, все распотрошили. Только зал большой. Правда, очень холодный.
Вот, я гляжу вокруг. А вокруг стоят Огородник и другие люди. Огородник мне подмигивает, а я улыбаюсь Огороднику. Хороший человек! Еще там разбойник. Очень некрасивый он оказался. Губа отвислая, половина лица красная, от старого ожога, наверное. А сам маленький, низенький, как рогулька от фитюльки. Такой маленький гад, неужели все от него случилось?
Еще там мэр Малютка. Здоровый, как быкун. Ест много? Откуда еды столько у него?
Еще вокруг ходят-ходят олдермены. Не все. Из дистрикта Центр есть олдермен, его зовут Тюря, я его видел. Тюря – негрище, тоже очень большой, вроде мэра Малютки. За Станцию я сам. За Гига-маркет – Брусье. Это второй Бритый, его на самом деле зовут Эд. А третьего Бритого вчера быкун поломал. Бритые – два брата и сестра.
Вольф-младший еще тут. Нет у нас теперь Капитана, Вольф теперь капитан. Жалко. Вольф – дырявый человек, злой.
Огородник тут. Ему тут не надо быть. Он ведь у нас никто – он наблюдатель от терранцев, а у нас он простой человек. Вот. Я спросил: «Ты почему тут? Ты же простой человек?». А он и говорит: «Будет суд по всей форме. И я договорился выступить в роли адвоката…» – «Чего это?» – «Защитника». – «А! Непонятно опять. Я думал, его просто… убьют». – «Я тоже слышал такое мнение. Потому и договорился, что будет суд и что я буду его защитником. Иначе бы его еще вчера пристрелили». – «Ты же его и поймал же!» – «Нельзя пленного просто так прикончить. Где тогда совесть? В заднице?» И я тогда голову почесал, но мысль никакая не пришла, что ему ответить. Не знаю я, как лучше.
Оказалось, Бритая будет за прокуротора. Это который обвиняет.
И я сказал Огороднику: «Вот, все, как до Мятежа, устроилось». А он мне ответил: «До Мятежа у вас тут не особенно закон уважали.
Вертели им, как хотели, но хоть видимость была, дела шли как-то. Теперь вовсе нет никакого закона. Будем не по закону, будем по жизни разбираться. По-человечески». И вздыхает.
Что ему не нравится? Живем, как живем. А теперь вот суд будет. Это ж все по-настоящему! Как люди, как раньше! Чего ему еще надо? Я не пойму. Хороший он человек, но странный.
Погода с утра вроде бешеной собаки. Мечется. То дождь шел, то солнцем палило, я думал: может, выше пояса ничего одевать не надо. Потом решил, что вот, нет, я теперь олдермен, а олдермены голыми не ходят. Вдруг мороз сделался, снег пошел чуть-чуть, снег перестал, а мороз остался… Месяц вандемьер кончился, месяц брюмер уже начался, снегу пора быть, это да, а солнышко-то откуда взялось? Я не знаю. У нас погода еще до Мятежа совсем сбесилась, что-то мы с ней подпортили… Сидим мы, все руками-ногами болтают, согреваются. Еще куревом согреваются, хотя куревом как следует ни за что не согреешься. Дым стоит ужасно густой.