Журнал «Если», 1997 № 02
Шрифт:
— Эй, несите еду! — крикнул он, стукнув кулаком по столешнице, и тут же весь замок Вермейр очнулся от серого предрассветного оцепенения. Поднялась суета. Забегали мальчишки, залаяли собаки, заревели на кухне мехи, раздувая огонь в очаге, у большого камина мужчины, просыпаясь, потягивались и сплевывали в огонь. Фрейга по-прежнему сидел, закрыв лицо ладонями.
Вниз по одной, по две стали спускаться женщины — перекусить, отдохнуть и немного отогреться у большого камина.
Снегопад прекратился, теперь ветер дул с гор, наметая сугробы у стен замка и подсобных строений. Ветер был такой холодный, что перехватывало дыхание, а горло точно рассекали ножом.
— …Так почему же до сих пор слово Божье не было донесено до этих ваших горцев, до этих неверующих, которые приносят в жертву овец? — уже снова приставал к отцу Игиусу и Стефану, тому молодому парню с болячками вокруг глаз, толстобрюхий священник.
Те колебались, не зная, как ему ответить, потому что не совсем поняли, что значит «неверующие».
— Они не только овец в жертву приносят, — осторожно сказал отец Игиус.
— Ох, нет, нет! — качая головой, подтвердил Стефан с какой-то странной улыбкой.
— Что вы хотите этим сказать? — почти взвизгнул гость, и отец Игиус, поежившись, поправился:
— Ну… они еще и коз убивают.
— Овец или коз — мне-то какое до этого дело? Откуда они только явились, эти язычники? И почему им позволяют жить на освященной земле?
— Но они всегда здесь жили! — изумился старый Игиус.
— И вы никогда не пытались донести до них Святую Веру?
— Я?
Шутка была хороша; мысль о том, что маленький старенький священник должен карабкаться в горы к язычникам, вызвала довольно громкий и продолжительный смех. Отец Игиус, однако, хотя и не проявил ни малейшего тщеславия, чувствовал себя несколько уязвленным, а потому в конце концов сухо заметил:
— У них свои боги, мой господин.
— Свои идолы! Порождение дьявола! Этот их — как вы его там называете? — Одне!
— Потише, господин священник! — резко оборвал его Фрейга. — Неужели вам так уж нужно произносить это вслух? Вы что, молитв не знаете?
После слов Фрейги высокомерия у гостя значительно поубавилось. Поскольку сам граф заговорил с ним так грубо, очарование гостеприимства тут же рассеялось, лица людей, что окружали чужака, были суровы и с троги. Впрочем, вечером священнику опять предоставили самое удобное место у огня, но он сидел нахохлившись, боясь даже вытянуть ноги поближе к теплу.
В тот вечер у большого камина никто не пел. Мужчины тихо переговаривались, но больше молчали; сам Фрейга не проронил ни слова. Тьма ждала у них за плечами. Тишина царила вокруг, лишь слышался вой ветра снаружи да наверху порой страшно кричала женщина. Она молчала весь день, но теперь хриплые, бессильные вопли повторялись все чаще и чаще. Фрейге казалось совершенно немыслимым, что у его жены еще есть: илы так громко кричать. Она была худенькая, маленькая, совсем еще девочка, она просто не могла вместить столько боли.
— Какой от них прок, от всех этих баб! — взорвался вдруг Фрейга. — Отец Игиус! В доме нечисто!
— Я могу только молиться, сын мой, — пролепетал перепуганный старик.
— Тогда молитесь! У алтаря! — И он погнал отца Игиуса перед собой в черную холодную ночь — через весь двор к часовне, где крутились несомые ветром невидимые сухие снежинки. Вскоре Фрейга вернулся один. Старый священник пообещал ему всю ночь молиться на коленях у очага в своей маленькой келье за часовенкой. У большого камина бодрствовал лишь иноземный гость. Фрейга сел на прежнее место и долгое время молчал.
Вдруг священник поднял голову и вздрогнул: голубые глаза графа неотрывно смотрели прямо на него.
— Почему вы не спите?
— Не спится, граф.
— Лучше бы вам спалось!
Гость испуганно захлопал глазами и решил притвориться спящим. Но все-таки порой поглядывал из-под прикрытых век на Фрейгу и, не двигая губами, шептал свои молитвы.
Фрейге он казался похожим на жирного черного паука. Лучи тьмы расходились у него из-за спины подобно паутине, окутывавшей замок.
Ветер постепенно стихал, и в моменты затишья Фрейга слышал слабые короткие стоны жены.
Огонь в камине погас. Паутина тьмы, теперь больше похожая на клубок спутанных веревок, становилась все гуще вокруг человека-паука, притаившегося в уголке у камина. Из-под его опущенных век поблескивала порой узенькая полосочка бессонных глаз. Подбородок священника непрестанно, хотя и еле заметно, двигался. Он что-то шептал, наводя свои чары, и паутина тьмы все крепче опутывала замок, проникала все глубже… Ветер совсем улегся. Воцарилась мертвая тишина.
Фрейга встал. Священник с ужасом смотрел на его широкие плечи, на мощный торс в золотистых доспехах, светящихся во тьме, и, когда Фрейга сказал: «Пошли», — он настолько перепугался, что не в силах был двинуть ни рукой, ни ногой. Фрейга схватил его за плечо и рывком поставил рядом с собой.
— Граф, граф, что вам угодно? — шептал чужеземец, пытаясь высвободиться.
— Пошли, — снова отрывисто сказал Фрейга и повел его по каменным плитам пола, по темным коридорам к дверям замка.