Журнал «Если», 1997 № 06
Шрифт:
«Eau de vie», как подсказывало мое ограниченное знание французского, означает «Вода жизни». Я прикинул, что для прожженного алкоголика так оно и есть. В моем конкретном случае «Вода жизни» была просто обязана оправдать свое название.
Я внимательно посмотрел на две канистры, уложенные мной на койку. Я собирался начать с них, так как их отверстия были обращены кверху, однако призывал себя к утроенной осторожности. Я уже почти погубил себя, слишком лихо взявшись за подзарядку скафандра. Еще одна оплошность — и мне не избежать гибели.
Я почесал подбородок. Мне требовались три вещи: гаечный ключ для болтов из нержавеющей стали в отверстиях канистр, фитиль и то, что выполнит роль зажигалки.
Найти гаечный ключ оказалось легко: он лежал вместе с дюжиной других простейших инструментов в ящике на кухне. Почти так же просто я решил проблему фитиля: моя запасная рубашка, сотканная, согласно ярлыку, из чистого хлопка, была с энтузиазмом разодрана на лоскуты.
Зато источник огня превратился в проблему. Прошло полчаса, а я все еще ломал над этим голову, из последних сил борясь с паникой.
На поясолете не оказалось ничего, что помогло бы извлечь огонь: ни спичек, ни электрозажигалки, ни плиты с конфоркой, ни паяльника. Не было даже двух щепочек, которые можно было бы потереть.
Удивляться тут нечему: люди, проектирующие и строящие поясолеты, меньше всего хотят пожаров на борту.
Шевели мозгами, Уайт!
Напряженно размышляя, я откупорил обе канистры самогона, лежавшие на койке, и из чистого любопытства окунул в ближайшую палец-Жидкость оказалась прохладной, но не ледяной; я сообразил, что канистры представляют собой огромные термосы с десятью сантиметрами вакуума между стенками. Я опасливо лизнул палец. ВеттиЛу Прокоповз оказалась права: «Вода жизни» была сладкой, липкой и такой крепкой, что вполне могла прожечь глотку. Ананасовка оказалась ужасной дрянью; вишневая, напротив, была более или менее терпимой. Я задумчиво обмакнул палец еще раз и дочиста его облизал. По телу распространилось блаженное тепло. После последнего моего «перно» с водой в «Кафе де Монд» прошло уже много времени. К тому же я отчаянно замерз…
Дьявол ожесточенно тряс меня за плечо.
— Время отправляться в ад, Уайт! — кричал он. — В ад!
Вокруг его злобной багровой рожи извивались оранжевые и желтые языки пламени. Я жалобно застонал. Жара была невыносимой, а я ведь еще не попал в ад. Даже после смерти жизнь обходилась со мной несправедливо…
Я заставил себя приоткрыть один глаз и узрел изнутри шлема склоненное надо мной незнакомое лицо, причем рогов на голове не было. Тем не менее я погибал от жары.
— Жарко! — пробормотал я, чувствуя на всем своем теле чужие руки. Я снова плыл, как в невесомости. Я очутился невесть где, но только не на Земле. — Жарко, жарко, жарко!
— Совершенно верно, приятель, — ответил голос. — Да здесь же пятьдесят градусов! Просто чудо, что ты еще жив.
— Пить! — простонал я, хватаясь за чью-то руку. — Дайте пить!
К моим губам поднесли какую-то емкость, в рот и в горло полилась вода. Я чуть не захлебнулся.
— Не это! — прокашлял я. — Выпить!
— Судя по всему, приятель, ты все вылакал — или сжег!
— Система обогрева, — объяснил я, захлопывая веки весом в миллион тонн. — Такая уж у меня система обогрева…
Снова открыв глаза, я обнаружил, что нахожусь в совершенно незнакомом помещении, в окружении коричневых лиц. Я узнал полинезийцев. Поскольку я по-прежнему не ощущал тяготения, было очевидно, что это не Земля. В таком случае что тут делает такая куча полинезийцев? И почему они так хмурятся?
— Ты выпил весь подарок для принца Аты? — недоверчиво спросил голос.
— Не весь! — возмущенно ответил я. — Я развел огонь, чтобы согреть старину Джонатана. И согрел… — Я уронил голову на плечо и закрыл глаза.
— Очнись, Уайт! — Меня тряхнули за плечо. — У тебя перед нами Должок.
— Нет, у меня должок не перед вами, а перед судьей Дейвисом Александером. Я должен что-то для него сделать, не помню только, Я властно вытянул руку. — Дайте выпить!
Мне в руки сунули емкость, к которой я жадно припал. Это была настоящая выпивка, вроде эликсира из канистры.
Самое круглое из всех коричневых лиц приблизилось ко мне вплотную.
— Все, что от вас требуется, месье Уайт, это побыть в рудном шаре еще немного. — Меня ослепили белоснежные зубы. — Конечно, не в этой ужасной кабине, а в прекрасном большом кресле.
— Прекрасное большое кресло? — Я что-то припомнил, но не разобрался, что именно. — Это кресло для наследного принца, а не для старины Джонатана.
— Да, но теперь в нем будет сидеть Джонатан. — Мне под нос сунули новую порцию спиртного. Я машинально глотнул. — Совсем недолго! А потом мы дадим вам много-много выпивки.
Я закивал с такой готовностью, что подбородок упал мне на грудь и там остался.
— Идет, идет! Только сперва дайте Джонатану еще выпить.
— А как же! Но сначала… — Перед моими глазами появилась бумага на дощечке и ручка. — Подпишите это небольшое заявление, а мы уж для вас расстараемся…
Кажется, я проспал все время до Земли. Кресло и впрямь оказалось удобным.
Потом я не просыпался еще тридцать два часа.
Когда я наконец продрал глаза, на меня смотрели другие лица, тоже коричневые. Тяготение — да какое могучее! — пригвоздило меня к кровати.
— Примите наши поздравления, месье Уайт, — произнес один из полинезийцев. — Вы стали первым человеком в истории, прилетевшим с орбиты на Землю в рудном шаре.
— Я?.. — Я вытаращил глаза. — Но… Как же наследный принц? Это ему полагалось лететь в шаре!