Журнал «Если», 1997 № 06
Шрифт:
Изредка Бревис наведывался в обзорную сферу, но Тау-образ казался ему неизменным — лишь Дрискол был в состоянии извлекать из того, что видел, новую информацию, которая позволяла ему вносить коррективы в их курс. Впрочем, психолог заметил, что интенсивность об-раза постоянно увеличивается; теперь, когда он посещал обзорную сферу, изображение возникало перед ним, словно по мановению волшебной палочки. Да и свечение уже выходило за границы лабиринта защитных экранов.
Галлюцинации стали такими мощными, что начали перекрывать визуальные ощущения, так что внутренняя часть сферы и инструменты Дрискола приобрели диковинную прозрачность; все тонуло в розовом мерцающем сиянии. Даже Дрискол и сам Бревис под влиянием излучения Тау выглядели какими-то бесцветными, будто нереальными. И пока остальные члены экипажа, стараясь тщательно скрывать свои чувства, опасались приближения светового барьера, страх Дрискола, остающегося в обзорной сфере, становился особенно заметен — ведь причудливые, окрашенные в розовый цвет образы были символом неизведанного.
— Мне это совсем не нравится, Пол, — заявил наконец Дрискол. — По мере увеличения скорости появляются признаки нестабильности. Я не знаю, в какие области мы вторгаемся, но это не будет обычным скачком.
— Неужели наши дела так плохи?
— Нам удается выдерживать столь интенсивное воздействие образа только потому, что он остается почти неизменным. Но если он будет постоянно меняться, это превратится в настоящий кошмар. А в случае качественного скачка мы даже не успеем добраться до двери.
— Почему?
— Можно потерять всякое представление об окружающем пространстве за несколько секунд, если образы начнут резко колебаться. А поскольку излучение продолжает оказывать влияние на мозг даже после того, как ты теряешь сознание, можно получить сокрушительный удар по нервной системе. И тогда Тау становится убийцей. Я бы сказал, что сейчас происходит рождение такой смертельно опасной Тау-бури.
— Тогда следует уйти отсюда, и как можно быстрее, — предложил Бревис.
— Ты уходи. Я должен снять еще несколько показаний приборов, пока их еще можно различить.
— Тогда окажи мне услугу, — попросил Бревис. — Не выключай коммуникатор и докладывай не реже, чем через минуту. Как только ты замолчишь, я сразу приду и вытащу тебя отсюда.
— Спасибо, Эрик. Я так и сделаю. У тебя остается всего пять минут, если ты хочешь быть в рубке управления в тот момент, когда мы достигнем скорости света. Я полагаю, образ станет еще более интенсивным, так что будет лучше, если один из нас окажется подальше отсюда.
Простое наблюдение. Две мигающие, расположенные рядом точки на экране осциллографа. Одна соответствует скорости света, другая — реальной скорости корабля. Расстояние между точками показывает, насколько скорость корабля меньше. Расстояние это постоянно сокращается. Корабль приближается к неизведанному.
Две точки все ближе. Вот их разделяет два сантиметра, один — фундаментальная физика восстает против того, что они могут встретиться, однако человеческий разум заставляет корабль набирать скорость.
Пот обильно выступил у Портера на лбу. Пальцы Граса ловко вводят новую информацию в компьютер. Он тоже на грани срыва, но тратит всю свою энергию на непрерывную корректировку параметров.
Расстояние между точками на экране сократилось до нескольких миллиметров, затем — Бревису показалось, что это продолжалось целую вечность, — их разделял лишь волосок. А потом, когда экипаж решил, что скорости света достичь невозможно, точки слились.
Люди почувствовали, как их тела сотрясает дрожь, словно каждая клетка претерпела некие изменения, однако осталась неповрежденной.
Портер быстро проверил показания приборов и подтвердил, что они и в самом деле прошли световой барьер и ускорение продолжает нарастать. Детекторы сообщили о световой вспышке длиной в миллион километров, которую оставлял за собой корабль, но это была безразличная телеметрическая информация — люди не могли оценить фантастическую скорость перемещения «Лямбды II».
Голос Дрискола в интеркоме стих — опасения Бревиса оказались не напрасными. Он не остался с Портером и Грасом, чтобы разделить их триумф, а устремился в обзорную сферу. Проходя мимо защитных экранов, еще не успев ничего как следует рассмотреть, он понял, что образ изменился. Бревис вышел из лабиринта экранов, и на него обрушился калейдоскоп огней; Эрик неминуемо потерял бы ориентировку, если бы его плечо не касалось последнего экрана.
Дрискол стоял у самого входа, однако интенсивность излучения была такой высокой, что Бревис не мог его разглядеть; видимо, пилот застыл на месте, ошеломленный фантастической панорамой. Когда Бревис схватил его за руку, он словно пробудился от сна и позволил провести себя через лабиринт, точно слепого. Выйдя из лабиринта. Бревис внимательно осмотрел пилота.
— Как ты себя чувствуешь?
Дрискол прикусил губу и смущенно улыбнулся.
— Вполне прилично, могло быть хуже. Похоже, я слишком долге там оставался.
Он был смертельно бледен.
Бревис кивнул.
— Тут ты совершенно прав. Отправляйся-ка в свою каюту, Пэт, и немного отдохни. Я дам тебе лекарство, и ты поспишь несколько часов. И, пожалуйста, не ходи в обзорную сферу, не предупредив меня. Я знал, что Тау оказывает серьезное влияние на психику, но не предполагал, что оно может стать таким мощным за столь короткое время.
Взгляд Дрискола блуждал по лицу психолога, словно он хотел что-то сказать, но неожиданно у пилота закружилась голова, и он пошатнулся. Опираясь на плечо Бревиса, Дрискол молча последовал в свою каюту.
Хотя световой барьер был пройден, напряжение не спадало. Члены экипажа оказались перед лицом огромной, непознаваемой Вселенной — крошечная капля металла и несколько людей, мчащихся на сверхсветовой скорости через аналог космического пространства. Модули и раньше добивались подобных результатов, но те немногие, которым удалось вернуться, превратились в собрание парадоксов в музее «Корпорации Тау». И никто так и не смог найти ответа на вопрос, что же все-таки произошло с модулями.
Люди и компьютер постоянно изучали поступающую информацию, пытаясь отыскать какую-нибудь подсказку к разгадке тайны. Однако ни механизмы, ни люди не могли понять, в чем же тут дело. Все функции оставались внутри установленных ограничений, компьютер ежесекундно проводил тестирование… и получал отрицательный ответ. Грас бросил распечатку на стол. Подробности не имели значения. Хотя компьютер был удовлетворен, людей преследовала мысль, что они уже миновали точку возврата. Впрочем, их опасения не имели ни малейшего подтверждения.