Журнал «Если», 2000 № 02
Шрифт:
Можно попросту ввести это в Интернет. Без предисловия коллеги, без охраны авторских прав и комментариев. Ввести в бесструктурную, разбухающую реальность Сети. В конце концов, мне не нужно формального признания. В самом деле, я его не хочу.
Я получил то, чего желал: освобождение. Облики людей, комнат, домов и садов, эти вторые облики оставили меня. Ловлю уголком глаза намеки на них — уменьшенных в размере, на расстоянии, и они постоянно становятся все меньше. Расходятся в направлении своих странных аттракторов.
Майя видит мир по-другому. Когда в мотеле «Утренняя сторона» она говорила, что я, небритый и опухший, больше похож на идеального Джека, это не было комплиментом. Для нее пространственные фазовые диаграммы сходятся. Теперь она едва ли может отличить идеальный образ от реального, так близки эти состояния. И всем улыбается. Людей она притягивает, как магнит, и относится к ним, будто их реальные «я» равны идеальным.
На сегодняшний день.
Ведь ключевая характеристика
Представления не имею, на что тогда глядела идеальная Майя — в мотеле, когда она смотрела в сторону, не на меня и не на идеального Джека. Если ты не тень на стене пещеры, а подлинный идеал, то каким будет твое следующее состояние?
Не хочу этого знать. Впрочем, неважно, хочу я или нет. Если эта форма жизни обретает бытие, она живет, и мы можем только гнаться за ней по хаосу логовищ, лабиринтов и пещер, пытаясь на миг запечатлеть ее числами, пока наши сегодняшние состояния удаляются от того, что мы знаем, уходят в неизвестность, которой я не могу себе представить — да и не хочу.
Впрочем, конечно, и это может измениться.
ВИДЕОДРОМ
ИЗОБРЕТЕНИЯ ПО ЧУЖИМ ПАТЕНТАМ?
На примерах литературной фантастики любят показывать, как научные и технические идеи, рожденные воображением писателя, превращаются в реальность. Лавры провидцев увенчивают не только седые головы Жюля Верна и Уэллса, но и чело наших современников, работающих в жанре «твердой» НФ. Ну а можно ли сказать что-то подобное о деятелях кино? Ведь вспоминая фильмы, посвященные научным открытиям, мы, по сути дела, воздаем должное эвристическим находкам все тех же писателей, чьи идеи были перенесены на экран…
Сюжеты с фантастическими изобретениями и героями-учеными — от потешных чудаков до зловещих маньяков — появились в фильмах еще на заре немого кино. Кстати, журнал эту тему уже рассматривал, делая попытки классификации «безумных профессоров» («Если», № 8, 1997) и изобретенных ими человекоподобных созданий (№ 8, 1999). Посему не будем лишний раз поминать профессоров Ротванга и Франкенштейна, оставим в покое всех роботов и андроидов — от Голема до Робокопа. Не станем касаться и тех «изобретений», порой очень остроумных и оригинальных, которые во все времена и в разных жанрах, от немых комедий Бестера Китона до «бондианы», были разбросаны по периферии сюжета, не являясь главным узлом сюжетной интриги (например, в фильме «Секрет субмарины», 1916 г., герои предлагали создать подлодку, получающую кислород прямо из океанской воды, но на этом все и заканчивалось). Наконец, проведя черту (признаться, очень условную) между «изобретением» и «открытием», вынесем за скобки всякого рода макро- и микромиры, вирусы, полтергейсты, паранормальные явления и катаклизмы, то есть все то, что якобы существует помимо господ ученых и благодаря их открытиям лишь доводится до сведения почтенной публики. В изобретении важен момент трансформации реальности, созидания, моделирования, выдумывания нового. Причем масштабы этих выдумок могут быть очень разными — от регенерации пузырьков в пиве до создания райского благоденствия на целой планете.
Если говорить о последнем, то мне на память приходит разве что таинственное и, конечно, по сути сказочное устройство «Генезис», с помощью которого герои космической миссии из фильма «Звездный путь-2» (1982) собираются сотворить чудеса в заброшенном космическом мире, где обитает суровый и жестокий отшельник Хан.
В общем, найти технический рецепт всеобщего благоденствия было непосильной задачей даже для фантастов. Но если этот мир нельзя облагодетельствовать, его можно завоевать или, на худой конец, просто уничтожить. В отношении типов и технологий глобального оружия фантазия изобретателей и в жизни, и в искусстве работала намного продуктивнее. Тут, однако, надо признать, что в своих разработках «чудо-оружия» мировой кинематограф не забегал вперед, а шел по следам научной практики и все той же научно-фантастической литературы. Главную роль в «раскрутке» этой идеи сыграли два открытия — рентгеновских лучей и оружия массового поражения (боевых отравляющих веществ), на основе чего в 1925 году появился наш «Луч смерти» Л. Кулешова, а в 30-е годы — американские «Волшебник Чанду» У.-К. Мензиеса (1932) и «Невидимый луч» Л. Хиллиера (1936). В фильме Мензиеса некий диктатор Роксор похищал изобретение доктора Регента, с помощью которого целые армии можно было превращать в «бездумных скотов». Герой же «Невидимого луча» соединял в себе ученого и злодея. Он находил в джунглях метеорит с суперэлементом «радием-Х» и вводил его себе в организм, после чего его прикосновение и взгляд начинали обладать разрушительными свойствами. Маньяк с рентгеновским взглядом (его сыграл Борис Карлофф), наверное, извел бы все человечество, если бы его старушка-мать не разбила склянку с лекарством-антидотом, которым он пользовался для нейтрализации «проглоченного» суперэлемента. В конце фильма герой выпрыгнул из окна и взорвался, как бомба.
С большей изобретательностью свойства рентгеновского излучения обыгрывались в детективе «Призрачный патруль» (1936), где с его помощью удавалось глушить двигатели внутреннего сгорания (прообраз современных противоугонных систем). В комедии 1937 года «Разъезжая в воздухе» изобретатель использовал направленный с земли луч (но уже радио-волновой природы) для управления летящим самолетом.
Упомянутый выше кулешовский «Луч смерти» во многом опирался на идею опубликованного незадолго до того романа Алексея Толстого. Сильно политизировав сюжет своей приключенческой ленты, Кулешов весьма пренебрежительно отнесся к ее научно-фантастическим компонентам (в отличие, скажем, от Протазанова, экранизировавшего примерно в то же время «Аэлиту»). Снятая в 1965 году экранизация «Гиперболоида инженера Гарина» (режиссер А. Гинцбург) сделала гиперболоид — прообраз лазерного оружия — центральным звеном сюжета, но, к сожалению, картина ставилась на студии имени Горького, была ориентирована на юного зрителя и поэтому утратила многие мотивы серьезного романа А. Толстого. Более поздняя телеверсия «Гиперболоида» с О. Борисовым в главной роли пыталась восполнить этот недостаток, но, во многом пожертвовав проработкой научно-фантастической атрибутики, не слишком преуспела в воссоздании социально-психологических коллизий книги.
В романе А. Толстого идея «сверхоружия» сочеталась с не менее увлекательным проектом разработки оливинового пояса, то есть того слоя земной коры, который целиком и полностью образован «кипящими драгметаллами», прежде всего золотом. В кино идея получения доступа к грандиозным золотым запасам становится особенно популярной после мирового экономического кризиса 1929 года. Так, героем немецкого фильма «Золото» (1934) стал ученый, который в некотором соответствии с законами физики нашел способ превращения свинца в золото. Планам новоявленного алхимика, среди которых (так же, как и у Гарина) была дестабилизация мировой экономики, препятствовал молодой гуманистически (или прокапиталистически) мыслящий ученый-атомщик. Можно добавить, что в разработке декораций подводной лаборатории и комбинированных съемках принимали участие создатели знаменитого «Метрополиса» — О. Хюнте и Г. Риттау, а по своей стоимости «Золото» превзошло шедевр Ф. Ланга.
В послевоенном кино идеи «золотой монополии» и обладания сверхоружием легли в основу доброй сотни фильмов (вспомним опять же «бондиану»), но либо они лежали на периферии сюжета, либо не привязывались к факту эпохального научного изобретения. В основном речь шла об обычных ядерных боеголовках. Если же в каком-нибудь малобюджетном боевике и появлялся очередной «луч смерти» («Смертельное оружие», реж. Майкл Майнер, 1989), то в эпоху лазеров и программы СОИ он выглядел жалким анахронизмом.
В тщетных поисках «патентов» для сюжетов о будущем кинематограф прибегал к уловке: слегка модифицировав современную техническую разработку, перебрасывал ее в прошлое. В фильме «Ракетчик» (реж. Д. Джонстон, 1991) в роли секретного оружия выступал реактивный ранец, с помощью которого герой мог преодолевать огромные расстояния по воздуху. Отодвинув действие в 30-е годы нашего века, создатели фильма включили в борьбу за обладание этим «секретным оружием» разведку гитлеровского рейха. С помощью оснащенных ранцами десантников немцы надеялись пересечь Атлантику (правда, как резонно заметил американский критик Р. Эберт, никто не подумал о физическом состоянии десантников после такого перелета). В общем, зрителей позабавили борьбой героя с фашистами, и не более того.
Не менее утопично, но, с поправкой на свое время, более интересно выглядел фантастический проект пересечения Атлантики в немецком фильме «Туннель» 1933 года (режиссер К. Бернхардт). В отличие от немой французской постановки 1907 года, его герои не стали размениваться на Ла-Манш и взяли курс прямо на Америку. Масштабные декорации, в которых изображалась прокладка этого трансатлантического метро, позволили с должным реализмом воспроизвести вторжение океанских вод и извержение вулкана. Чтобы лучше оценить степень этого реализма, можно напомнить, что во время съемок под обломками искусственного туннеля погиб один из продюсеров картины.