Журнал «Если», 2000 № 06
Шрифт:
Трое суток вынужденного поста сделали пищевод Зайцева чудовищно восприимчивым ко всему, что в него попадало, а потому самогон в нем мгновенно рассосался, так и не дойдя до желудка. Алексей опьянел за какие-нибудь десять секунд, и пока набивал рот картошкой, чтобы как-то перебить отвратительный вкус пойла, в глазах у него потемнело, очертания подземного кабака поплыли, а его обитатели сделались почти невидимыми тенями, и лишь их зрачки, в каждом из которых отражалось пламя светильников, по-волчьи сверкали в глубине пещеры.
— Воды, — выдавил Зайцев. Он помахал рукой трактирщику
Опорожнив кружку, Алексей продышался, взял следующую картофелину, но так и не донес ее до рта. Измотанный блужданиями по болоту, бессонными ночами и голодом, он вдруг почувствовал, что не в состоянии больше ни есть, ни говорить, ни даже шевелиться. Зайцев потерял сознание еще до того, как привалился спиной к стене, и его сон, как никогда, действительно походил на дружеский визит смерти. [17]
17
Бехер Иоганнес Роберт, немецкий писатель, в стихотворении «Аn den Schlaf» назвал сон дружеским визитом смерти. (Здесь и далее прим. авт.)
Глава 2
Зайцев проснулся на жестком плетеном ложе из сухих болотных трав в крохотной низкой норе, где из «предметов интерьера» не было ничего, кроме подстилки и чадящего масляного светильника. Спал он в такой неудобной позе, что у него сильно разболелась шея и совершенно затекла левая рука. С трудом сжимая и разжимая пальцы, Алексей открыл глаза и, не успев сообразить, где находится, вскрикнул от испуга. На расстоянии полутора метров он увидел человека, который внимательно разглядывал его. Приглядевшись, Алексей понял, что перед ним женщина с круглым, словно очерченным циркулем, бледным лицом, спутанными волосами и каким-то безумным от чрезмерного любопытства взглядом. Ужасные шрамы на лбу и щеках так обезобразили ее, что невозможно было определить, хороша ли она была до увечья или страхолюдна и какого она возраста.
Едва Зайцев пришел в себя, она молча сунула ему кружку с водой и обернулась, радостно сообщив кому-то:
— Очухался!
И тут же из темного проема в противоположной стене показался седой безрукий старик с пустыми, давно зарубцевавшимися глазницами. Он вползал в пещеру медленно, с крокодильей грацией и свистящей одышкой. Старик по-черепашьи вытягивал тонкую морщинистую шею, загребал мозолистыми обрубками, как ластами, и по-животному нюхал воздух. Наросты на культях этого человекоподобного пресмыкающегося были безобразно толстыми, с наплывшей дряблой кожей и напоминали слоновьи ступни.
Алексей с недоумением и ужасом смотрел на старика. Он отказывался верить в то, что все это видит наяву, и даже забыл о воде, хотя жажду испытывал неимоверную.
«Хичкок вам кланяется, — мысленно попробовал отшутиться от горячечного видения Зайцев. — Подземелье Санникова. А старичок-то, наверное, давно ползает. — Алексей залпом опорожнил кружку и попытался вспомнить: — Человек подземный, как же это будет на латыни? Homo… sub terra… Нет, кажется, не так. Совсем все запамятовал. Боже мой, куда же я попал?»
Старик остановился, повел головой из стороны в сторону и замер.
— Здорово живешь, стояк, — сипло поприветствовал он гостя. — Я староста.
— Здравствуйте. — Зайцев сел, уперся головой в земляной свод и почувствовал, как за шиворот посыпался песок. Здесь не было ни деревянного потолка, ни дощатых, отполированных животами полов. Это была настоящая звериная нора с травяной подстилкой и соответствующим запахом.
— Хорошо ли почивал? — шевеля ноздрями, вежливо поинтересовался старик. У него были голые, младенчески-розовые десны и совершенно бесстрастный, едва слышный голос.
— Спасибо… нормально, — ответил Алексей и, чтобы не затягивать разговор, повторил, как он попал в эти края. Это разумное изувеченное животное внушало ему отвращение и ужас одним своим видом — у него не укладывалось в голове, как старик и все, кого он видел, способны связно говорить.
— И давно вы здесь обосновались? — с дрожью в голосе спросил Алексей.
Похоже, не поняв последнего слова, староста все же уловил суть вопроса и неторопливо ответил:
— Я самый старый. А родился здесь.
— Всюду жизнь, — не найдя ничего более подходящего, проговорил Зайцев. Он не знал, о чем бы еще спросить и от растерянности понес первое, что пришло в голову: — В восемьдесят девятом я был под Карагандой, так там люди тоже в землянках жили. А может, и сейчас живут. Яма, а сверху крыша. И ничего. Даже ковры на стенах висели. У вас-то здесь попроще, — обведя взглядом голые стены пещеры, сказал Алексей. — Прямо каменный век. Натуральным хозяйством живете?
Старик с женщиной, не перебивая, выслушали Зайцева, но отвечать не стали. Он сообразил, что, скорее всего, те ничего не поняли, и тогда Алексей решил сразу перейти к делу.
— Мне бы наверх. Может, покажете дорогу к Разгульному? — попросил Алексей и посмотрел на свои ноги. Он не сразу сообразил, что исчезли не только сапоги, но и шерстяные носки, и, пошевелив голыми пальцами, обшарил взглядом пещеру. — Меня, наверное, давно ищут, волнуются.
— Да кто ж ее знает, дорогу-то эту, — проговорил староста.
Ответ даже не озадачил Зайцева. Самым сильным его желанием было поскорее выбраться из душного подземелья на воздух, а там, возможно, он и сам определил бы, в какую сторону идти. Но путь к выходу преграждали старик и женщина.
— Тогда давайте я сам, — на этот раз обратился он к хозяйке норы и попытался встать на четвереньки. — Только покажите выход.
— Нельзя, — без намека на эмоции прошелестел старик.
— Почему? — От нехорошего предчувствия у Алексея похолодело в груди. Он уже готов был услышать любое самое страшное объяснение: что он пленник и выход наверх для него заказан, что за ночь наклонный тоннель залили раствором цемента, что от обитателей подземелья он заразился страшной болезнью… и даже слова о том, что мира, откуда он пришел, больше не существует.