Журнал «Если», 2004 № 05
Шрифт:
Прием или, лучше сказать, праздничный обед по случаю шестилетия посланницы Клейда проходит на редкость скучно и неинтересно. Оказывается, у некоторых специалистов, обслуживающего персонала и младших дипломатов тоже есть дети. Сейчас все они одеты в лучшие платья, но, несмотря на это, вид у них такой, что сразу ясно: они с радостью занялись бы чем угодно, лишь бы оказаться подальше от Летнего зала с его старинными костяными светильниками и натертым до зеркального блеска паркетом. Дети стоят в ряд, а Шодмер медленно шагает вдоль строя, словно принимающий парад генерал. В течение четверти часа все три группировки — дети дипломатов, местная ребятня и сама Шодмер — с подозрением приглядываются
Улучив минутку, я покидаю группу серьезных взрослых, которые изо всех сил стараются расшевелить малышню. В глубине зала стоит стол с напитками «для больших». Здесь я сталкиваюсь с братьями та-Гахадд. Они заранее позаботились о том, чтобы занять стратегически выгодную позицию.
Я с удовольствием опрокидываю бокал аквавита. Затем еще один.
Кларриг озадаченно смотрит на меня.
— Я думал, ты не пьешь на работе, — замечает он, но я пропускаю его замечание мимо ушей. Первая порция крепкого напитка подействовала практически мгновенно; я начинаю видеть и чувствовать.
Я была за рулем легковой машины. Обоняние ловило запах разогревшейся на ярком весеннем солнце обивки салона; удобно облегало тело подхалимски-мягкое сиденье. Негромко застучал о рулевую колонку счастливый Дорсийский крест — брелок ключа зажигания, и двигатель с ворчанием ожил. Несильный толчок, и я почувствовала, как машина, набирая ход, запрыгала по булыжной мостовой.
Шодмер затевает игру в «колокольчики». Дети берутся за руки и встают в круг. Дипломаты и советники покровительственно хлопают в ладоши, подбадривая Шодмер, которая то вырывается из кольца сцепленных детских рук, то ныряет обратно. Дети смущены. Шодмер, напротив, выглядит беззаботной и счастливой. И чужой.
Динь-динь!.. Удар по плечу, взмах подола, быстрое движение маленьких ножек. Динь-динь, ты — колокольчик!..
Шодмер на целую голову ниже мальчика-буданца, но он, как и подобает джентльмену, все же покидает круг и, наклонившись вперед, обхватывает Шодмер сзади за талию. И вот уже два колокольчика то врываются в центр кольца, то вырываются из него.
Передо мной стремительно разворачивается полотно дороги. Косые лучи вечернего солнца бьют прямо в глаза, и лобовое стекло частично поляризуется. Движение довольно плотное — в этот вечерний час все спешат домой. Автомобиль мчится. Она всегда ездит быстро — на мой взгляд, даже чересчур быстро. Одна рука крутит ручку настройки приемника, поэтому за дорогой она следит не очень внимательно. Меня это пугает, но ей все равно. Она обожает слушать новости — просто жить без них не может. Но куда, куда она мчится с такой скоростью навстречу плотному транспортному потоку? От множества недоуменных вопросов у меня перехватывает горло, но ответов нет. Треммер — не телепатия. В нем нет слов — только чувства, только сопереживание.
Машинально я протягиваю руку за третьим бокалом, но кто-то останавливает меня.
— Послушай, Фод, тебе не кажется…
Динь-динь, ты — колокольчик!
Взгляд, которым я награждаю Кларбу, достаточно красноречив. «В следующий раз, — говорит мой взгляд, — подумай хорошенько, прежде чем прикасаться ко мне. А лучше — отрежь себе руки!»
Шодмер улыбается мне из круга и машет рукой, приглашая принять участие в игре, но
…Она снова тянется к радиоприемнику, потому что не может поймать новости, которые ее больше всего интересуют. Последние известия о посланнице Наула и обо мне. Приемник перескакивает с одной станции на другую, из динамиков сыплются светские сплетни, спортивные отчеты, криминальные новости, но о контакте, о переговорах с Клейдом нет ни слова. Что ж, журналистов можно понять: все это уже вчерашний день. Не без горечи я думаю о том, что, даже когда Фанадц присоединится к сверхцивилизации, состоящей из тридцати тысяч миров, мы еще долго будем искать в газетах только привычные заголовки. Фодла продолжает крутить ручку настройки, и низкое вечернее солнце светит ей прямо в глаза.
Я чувствую опасность раньше, чем замечаю что-то определенное.
Фодла улавливает мой страх и вскидывает глаза на дорогу. Прямо перед ней возникает из ослепительного солнечного сияния тяжелый автопоезд. Тормозить и сворачивать поздно: автопоезд уже совсем рядом, а Фодла едет слишком быстро. Кроме того, она все еще не видит опасности. Она видит только хлопающих в ладоши людей в хороших костюмах, чадящие светильники из пожелтевшей,
растрескавшейся кости да маленькую девочку, которая кружит и кружит по залу, то врываясь в круг, то вырываясь из него. Лишь в последний момент Фодла инстинктивно выворачивает руль. Каким-то чудом ей удается избежать лобового столкновения, но в последний момент автопоезд задевает легковушку крылом. Машина Фодлы отлетает в сторону, скользит боком и, наконец, опрокидывается в кювет.
И все это я вижу, слышу и чувствую.
Ведь все это происходит со мной.
Пронзительный крик. Шодмер падает на колени, прижимая к вискам крепко сжатые кулаки. Вереница «колокольчиков» замерла неподвижно; дети еще держат друг друга за талии, но на лицах уже проступают удивление и страх. Потом взрослые бросаются вперед и заслоняют от меня посланницу Клейда.
Машина ударяется о дно глубокого оврага, и у меня темнеет в глазах. Я ничего не вижу, но продолжаю ощущать, как меня давит, расплющивает и рвет на части нечеловеческая сила. Я чувствую, как Фодла умирает внутри меня.
Я тоже кричу, но за воплями Шодмер никто не слышит моего крика. Бокал с аквавитом вываливается из моих пальцев. Толстое стекло не бьется; бокал подскакивает и, оставляя за собой мокрую дорожку, катится по паркету в угол. Кларриг и Кларба поддерживают меня под руки, но их взгляды направлены на Шодмер. Та продолжает визжать, сучить ногами и кататься по натертому до блеска полу.
— Ах, чтоб тебя!.. — свирепо шепчет мне на ухо Кларба. — Да что с тобой, Фодаман?!..
Бедный, бедный Кларба! Острый приступ мигрени у Шодмер, пьяный ксенопсихолог, играющие в «колокольчики» послы великих держав. Для него это, пожалуй, чересчур.
— Ничего. Со мной — ничего, — отвечаю я, и это правда. Но часть меня умерла, и мне нужно уйти. Я должна как можно скорее выбраться отсюда. — Пустите меня, пожалуйста. Оставьте меня одну…
Шодмер продолжает что-то бессвязно выкрикивать. Еще немного, и меня начнут искать, чтобы я «перевела» им ее слова. Но меня нет. Мое изуродованное тело лежит в глубоком кювете на обочине Ташнабхельского шоссе, а душа… Стараясь не привлекать к себе внимания, я начинаю пробираться вдоль стены к выходу. Никто не должен меня заметить!