Журнал «Если», 2006 № 10
Шрифт:
— Ну да! Я отстал от поезда. Вот из-за этого арбуза. Купил его, а в вагон не успел…
Я не врал специально, а просто не хотел вдаваться в подробности.
— Тогда тебе надо к начальнику вокзала скорее! — заволновалась девочка. — Он поможет…
А в самом деле! Почему я сразу не додумался? Ведь у начальника-то связь со всеми… как их… транспортными средствами. Может, и с пассажирскими катерами тоже.
Я вскочил.
— Спасибо за совет.
— А тебе спасибо за арбуз, — откликнулась девочка.
— Да. Теперь главное — успеть до ближнего
— Толька, ты хулиган, — сказала девочка.
— А чего? Будто тебе самой не надо!
— Но я не кричу про это на весь Инск. При посторонних… Иди сюда… — Толя подошел, и она принялась отлеплять арбузные семечки от его щек.
Мне стало грустно. Не хотелось быть посторонним. Хотелось, чтобы кто-нибудь так же отколупывал от моих щек семечки и понарошку обзывал хулиганом.
— Пока, — сказал я ребятам и пошел назад, к пристани.
Меня беспокоила та же проблема, что и Толю, но я решил ее быстро, за контейнерами. И с облегченной душой отправился искать начальника.
Пока я шагал вдоль воды, у меня появилась другая мысль: «А на фиг мне начальник вокзала? Надо навести справки у начальника пристани! Наверно, он может связаться с катером и попросить отыскать на нем пассажира Мерцалова. И, наверное, разрешит нам поговорить друг с другом…» Если, конечно, есть на пристани контора и начальник. Я не помнил там никаких строений, помнил только шаткий деревянный причал.
Контора была. Кривой домик, обитый фанерой и покрытый облупленной синей краской. Над крышей слабо полоскался длинный желто-черный вымпел. Отражали реку и солнце стекла широкого окна. По сторонам от окна я увидел две дощатые двери. На одной — никакой надписи, на другой — то, что мне надо. Белая табличка: «Начальник пристани Н-Заторск № 3».
Я постучал. Не дождался ответа, потянул ручку, вошел… Не было здесь ничего похожего на кабинет начальника. Было несколько пластмассовых столиков, кривые стулья, буфетный прилавок, а за ним — полки с бутылками, банками и сигаретными коробками. На прилавке горел солнечными бликами великанский самовар. Помятый, но надраенный. Из-за самовара выглянула тетушка с жалобным, но не сердитым лицом.
— Тебе чего, голубок?
— Мне… я думал, здесь начальник. Там написано…
— А, да мало ли нынче где чего написано. — Она махнула рукой, будто отгоняла муху. — Всё поперек смысла. Написано «контора», читай «забегаловка», написано «Регент», читай… Ладно. Тебе он зачем?
Я сказал кислым голосом то, что приготовил заранее, коротко и внятно:
— Я из интерната. Ехал с воспитателем в другой интернат, в Горно-забойск, и отстал от катера. А воспитатель уплыл. Не знаю, как быть…
— Вот бедолага-то!
Она не стала длинно расспрашивать и охать. Выволокла из-под прилавка тяжелый телефонный аппарат. Я такие видел только в кино про войну с фашистами. На пластмассовой коробке торчала ручка, будто у мясорубки. Тетка остервенело завертела ручку, потом схватила трубку.
— Маркелыч! Маркелыч?! Ну, где тебя носит окаянная
— «Речник-три»! — вспомнил я.
— С «Тройки», говорит… С воспитателем ехал, он детдомовский. Тот уплыл, а мальчонка остался… Ну ясно, что обалдуй… — Она опять посмотрела в мою сторону: — Это не про тебя, про воспитателя твоего. Как его звать-то?
— Мерцалов Ефрем Зотович, — сказал я отчетливо. Буфетчица повторила это в микрофон.
— Чего?.. Как это так?.. Подожди, повтори по порядку… Вот ведь нечистая сила! — Она брякнула трубку на развилки так, будто старинный телефон был в чем-то виноват. А мне сообщила: — Нету на борту пассажира Мерцалова Ефрема Зотыча. Всех опросили, нету. Говорят, может, это тот, которого высадили в Малых Ельниках за то, что скандалил с капитаном. Пожилой такой, с большим и маленьким чемоданами, пивом пропах…
— Он и есть, — потерянно сказал я. — А эти Ельники далеко?
— Да не очень. Только ведь теплоходов туда нынче уже не будет, и с той стороны тоже. А с автобусами полный кавардак… Тебе, милок, лучше бы пойти в детскую комнату, рассказать, как и что. Они помогут…
— Ну уж нет! — вскинулся я.
Больше всего я боялся попасть в лапы к ментухаям. Знаем мы это дело! Толком слушать ничего не станут, для начала сразу в спецприемник, а потом уже начнут разбираться. «У нас план…» А могут и в карантин загнать, на всякий случай. И уж первым делом, конечно, прическа под машинку! А у меня только-только волосы отросли по-человечески, я в спецшколе всякими хитростями уклонялся от регулярных стрижек…
Я оглянулся на дверь: чтобы рвануть, если тетка вздумает звонить в отделение. Но она лишь покачала головой:
— Ну, гляди… А чего делать-то собираешься?
А я уже знал — что. Вернусь на вокзал, разыщу знакомый мне поезд, объясню усатому проводнику, какая случилась история. Он вроде бы неплохой дядька. Может, разрешит мне доехать до Горнозабойска. Ну, пускай дорога будет не скорая, по каким-то окружным путям, куда мне спешить-то… А в Горнозабойске я осторожно разузнаю, где там интернат со специальной клиникой, и явлюсь к начальству… Конечно, и Мерцалов там появится… Эх, выудить бы у него ампулу, тогда ищи-свищи меня… Говорят, есть компании вольных ребят, в которых никого не гнобят, со всеми на равных и никаких там Морганов…
— Пойду на поезд.
— Удачи тебе, голубчик. Если с поездом не получится, приходи сюда, устрою ночевать.
Я сказал доброй тетушке спасибо и пошел на вокзал. Сперва через рынок, потом по улице. Магистральная почему-то вывела меня не к вокзалу, а на другую улицу. Здесь было зелено, зацветали вдоль тротуаров большие тополя. Я завертел головой: где вокзал-то?
Оказалось, он чуть в стороне. И… какой-то незнакомый. Я не очень разглядывал вокзальное здание, когда мы уходили к реке, но помнилось все же, что оно серое. А это кирпичное. Поверху — фигурные башенки с жестяными паровозиками на шпилях…