Журнал «Если», 2006 № 11
Шрифт:
Самым небольшим присвоен простой идентификационный маркер (объяснил он), составленный из цифрового индекса и одной из букв греческого алфавита. Каждая из этих 24 букв соответственно обозначает, как вам всем хорошо известно, один из 24 часовых поясов нашей Земли. Что касается…»
Тут Эмма ощутила, что с нее уже вполне достаточно. Она поспешно выключила телли, допила свой полезный напиток и побрела, раздираемая зевотой, вверх по лестнице в свою уютную спальню. Горячее молоко, бренди и сухая академическая наука сотворили обычное специфическое волшебство, и она едва ли шевельнула ресницами вплоть до самого рассвета.
Утром Эмма позавтракала свежим, вкрутую сваренным
Как показывает накопленный человечеством опыт, ничто на свете так не раздражает группу единомышленников, как вызывающе безмолвная демонстрация их ярых оппонентов. Именно потому Банда Прогрессистов и выбрала такую тактику. И зрелище сограждан, наотрез отказывающихся от разумных дебатов по поводу вопроса исключительной общественной важности (притом эти граждане упорно препятствуют другим обсудить проблему всласть), настолько разъярило местных торговцев и рабочий люд, что все они дружно набросились на демонстрантов с кулаками и складными деревянными стульями. В итоге медробот милосердия внезапно заполучил сразу четырех пациентов в лице добросовестно избитых негодяев, а прочие прогрессивные бандиты с позором сбежали и рассеялись в ночи.
В своем интервью констебль 1220-й (а также и родной брат владельца микромаркета) сказал, что покамест никого не арестовал и не собирается, поскольку «в свободном обществе повиновение закону может быть исключительно добровольным». Он упомянул, однако, что поначалу планировал восстановить порядок посредством силы и даже отправил в Город экстренный запрос на тяжело вооруженную (резиновыми дубинками) спецкоманду, которая должна была умиротворить излишне взволнованную публику.
Эмма совершенно не могла согласиться с индивидуальными воззрениями констебля на закон. Она также не нашла абсолютно ничего забавного в том, что почтенная мисс Уайт из «Лимонного деревца» с двумя дюжими трактирщиками и объединенная дружная компания мясников, пекарей, официантов и официанток, грузчиков и упаковщиков, барменов, уборщиц и кассирш, включая также несовершеннолетнюю помощницу старушки портнихи и примкнувших в порядке солидарности состоятельных рантье, всю ночь рьяно охотились в окрестных лесах на разбежавшихся членов Банды Прогрессистов, вооружившись крикетными битами и в сопровожении своры поддержки из гончих собак.
Тут зазвонил теллифон Эммы, и это оказалась Милли. Обычно веселое и нежно-румяное лицо верной подруги лучше всяких слов свидетельствовало о глубоком шоке.
— Моя дорогая! — вскричала она. — Ты уже слышала, слышала о бунте?! Боже мой, можно подумать, что мы по-прежнему живем в XXI столетии!..
— Да, просто ужасно, отвратительно, — согласилась Эмма. — Хотя эти прогрессисты не вызывают у меня никакой симпатии, но они, в сущности, безвредны, если их просто игнорировать… Как и подобает поступать всем порядочным людям, не так ли?
Милли внезапно смутилась и потупила глаза.
— Эмма, дорогая, — пролепетала она неуверенным голосом. — Я вообще-то позвонила, чтобы… то есть я хотела спросить… Могу ли я попросить тебя об одной большой конфиденциальной услуге?
— Ну, разумеется, можешь, дорогая.
— Дело в том, — произнесла Милли ужасным шепотом, — что в данный момент я укрываю у себя члена Банды Прогрессистов! Спасаю от ярости безумной толпы!
— Ах, Милли! — не могла не воскликнуть Эмма. — Как это храбро, как благородно с твоей стороны!
— Я запихнула его в свободную нишу за моей банкеткой, — сказала Милли деловито. — Оно не слишком-то большое, это место, уж прямо скажем. Да, я
— Конечно, это совсем не мое дело, Милли, но… Скажи мне честно, он один из твоих… гм…
— Любовников? Боже упаси! Он ничем не лучше замороженной рыбы, этот жалкий учителишка! — возмутилась Милли. — Так или иначе, — деловито продолжила она, — я не могу больше держать его у себя. Это место может понадобиться мне в любой момент, а я знаю по горькому личному опыту, что когда два джентльмена спрятаны за банкеткой одновременно, они очень редко ладят между собой. Так не сможешь ли ты, моя дорогая?…
— Да, конечно, — сразу ответила Эмма. Она с удовольствием сделала бы для Милли что угодно (кроме этого), но долг есть долг, и она пообещала помочь.
— Этот человек может прятаться у меня до тех пор, — на всякий случай решила уточнить она, — пока общественный порядок не будет в полной мере восстановлен. И я очень надеюсь, что это будет сделано быстро.
— Эмма, ты сущий ангел! Я мигом упакую его в багажник моего минимобиля и быстренько подвезу к тебе, хорошо?
Вздохнув, Эмма отключилась. А ведь она так рассчитывала на спокойный, посвященный неотложным домашним заботам день… В саду следовало окопать грядку с вьюнком, срезать сухую ветвь яблони, посадить несколько кустиков подорожника; а еще надо было раскрасить марионетки, которые она пообещала деревенскому Театру для веселого детского шоу с Панчем и Джуди. А после всего этого, возможно, она могла бы вдумчиво опробовать новый кулинарный рецепт, который позавчера чрезвычайно хвалили в очень популярной теллипрограмме.
Однако теперь вместо столь умиротворяющих занятий она вынуждена выступать в роли хозяйки дома, которая принимает не просто рядового члена всемирно известной Банды Прогрессистов, но самого ее предводителя! Ну что же, если она должна… то должна. Эмма облачилась в суровый твид и даже не прикоснулась к косметике, не желая заронить у тайного гостя подозрение в симпатии, которой нет и не может быть в ее сердце.
Но когда крошечный мобильчик Милли подкатил по укромной аллее к задней двери ее коттеджа, первое впечатление Эммы от Ффренча-Доббина выразилось в глубочайшем изумлении пополам с настоящим шоком. Этот несчастный выглядел так, словно толпа не только поймала его и долго мучила, но напоследок завязала в форме причудливого кренделя, и развязаться собственными силами — по всей очевидности! — он никак не мог.
— Оказалось, что в багажнике даже меньше места, чем за моей банкеткой, — объяснила Милли. — Но не могла же я усадить этого человека рядом с собой! Кто-нибудь наверняка бы его заметил, правильно?
С помощью суперсильного домобота две сердобольные леди успешно доставили скрюченного мужчину на Эммину софу, где он теперь лежал в неестественной позе, издавая жалобные стоны, с намертво прижатыми к подбородку коленями. Одна из лодыжек страдальца вывернулась под странным углом, перекрещенные на торсе руки торчали из-под коленок в разные стороны, подобно концам знаменитого гордиева узла.
— На самом деле его длина около двух метров, — задумчиво сообщила Милли. — В распрямленном виде, конечно. Но я понятия не имею, как распутать его.
— Я знаю как, — сказала Эмма. — Мне часто приходилось помогать моему дорогому, ныне покойному папе, когда он спал крючком и ему внезапно вступало в шею. Ну а ты, Милли… ты можешь спокойно заняться собственными делами, дорогая. Ранние пташки, должно быть, уже распевают любовные песенки у твоих дверей! А ты сама отлично знаешь, как склонны мужчины вступать в дурацкие публичные потасовки, оспаривая право на благосклонность Прекрасной Дамы… Разве не так?