Журнал «Если», 2008 № 01
Шрифт:
Два Адама. Два бога. По одному с каждой стороны линии Уоллеса.
Поль представил, что это началось как соревнование. На песке провели линию, чтобы посмотреть, чьи творения будут доминировать.
Поль теперь понимал, какую ношу взвалил на себя Авраам, став свидетелем рождения религии.
Шагая по улицам, Поль рыхлил пальцами землю в горшке. Коснулся пакетика, вытащил его. Этот пакетик никакие аналитики не увидят никогда. Уж он об этом позаботится.
Он прошел мимо стоящей в дверях пожилой женщины, у которой был полный рот прекрасных зубов. Подумал
Он протянул ей цветок:
— Это вам.
Потом остановил такси и сел.
— Отвезите меня в аэропорт.
Пока старая машина тряслась по пыльным улицам, Поль снял наглазную повязку. Заметил, как водитель посмотрел в зеркало заднего вида и брезгливо отвернулся.
— Понимаете, они солгали, — сказал Поль водителю. — Насчет сложности глаза. О, есть разные способы…
Водитель включил радио и уставился вперед. Поль морщился, разматывая повязку над раной и вытягивая белую марлю длинными полосками. В черепе взрывалась боль.
— Пророк есть человек, который чувствует яростно, — сказал он и сунул пакетик в пустую глазницу.
Перевел с английского Андрей НОВИКОВ
Святослав Логинов
Встречная полоса
— Это и есть дорога? — спросил Тирлич.
— Она самая! — мальчишка, вызвавшийся проводить приезжего, с готовностью кивнул.
Лента дороги лежала перед ним. Серое покрытие (язык не поворачивался назвать его асфальтом), белые строки разметок. Три ряда движения в одну сторону, три — в другую. И никаких ограждений, отбоек, дорожных знаков. Обочина никак не обустроена: ни съездов, ни кювета… ничего. Просто серое покрытие заканчивается, и начинается земля. Здесь она вытоптана, серая, под стать дороге, а в других местах, говорят, растет трава или лес подступает вплотную к дорожному полотну.
— А вон переход, — мальчишка махнул рукой в сторону невысокого красного столбика. — Идемте покажу.
Столбик был не металлический, а словно бы пластмассовый. Впрочем, Тирлич знал, что эта пластмасса не поддается никакому инструменту. Столбик несокрушим, как и вся дорога.
— Это он цвет меняет?
— Ага. Он сейчас красный, чтобы никто через дорогу не ходил. Скоро машина пойдет, сбить может.
— А животные как же? Корова у кого-нибудь потеряется и выпрется на трассу. Ей на цвет столбика плевать.
— Не… ничего не будет. Животные, знаете, как дороги боятся? То есть не боятся ни капельки, но сами по себе на дорогу в жизни не ступят. Наши, когда на волков охотятся, знают, что со стороны дороги можно флажками не обкладывать, туда они и так не пойдут. А деревенские коров у самой дороги пасут и стадо, когда нужно, через дорогу гонят — и ничего. Только телята к матери жмутся.
— Это что, машина? — спросил Тирлич, указав на черневшее вдали пятно.
— Не… — парень прищурился,
— Он что, на волах прямо по трассе? — ужаснулся Тирлич.
— И чего такого? Он же по правой стороне. Там можно.
— А волы машин не пугаются?
— Не… Это кони могут понести, а волам по фигу.
Сзади донеслось негромкое гудение — звук работающего мотора. Тирлич не успел оглянуться, как мимо пронесся автомобиль. Рассмотреть его толком не удалось, но что это именно автомобиль, сомнений не было. Стремительные обводы, низко поставленный мост, красные стоп-сигналы в два ряда. Фигуру водителя не различить за тонированными стеклами, хотя на такой скорости все равно ничего бы не удалось рассмотреть.
«Километров двести пятьдесят, — прикинул Тирлич. — Хорошо идет…»
Несколько секунд автомобиль дразнил взгляд красными огнями, затем исчез из виду.
— Сейчас еще будет, — сказал мальчишка. — Видите, столб красным остался.
Тирлич оглянулся, ожидая увидеть еще одну летящую машину.
— Никого…
— Так она еще далеко. Не видать. Столбики с запасом время показывают, чтобы можно было неспешно дорогу перейти.
— А если кто на красный пойдет?
— Это как повезет, — рассудительно ответил мальчишка. — Иной пробежит, а кого и собьет, всяко бывает.
— И часто люди тут погибают?
— Случается. У пацанов игра есть дурная. Пропустят машину и, не глядя, какой цвет, через дорогу бегут. А следующая машина, может, за первой впритык идет, у них на это никакого правила нет. Повезет перескочить, он и хвастает смелостью. А случается, что и хоронить нечего.
— Сам небось тоже бегаешь?
— Я ученый. Я еще шкетом был, когда при мне Котьку машиной сшибло. Дало так, что только брызги полетели. А я у самого края стоял, так меня всего кровью изгваздало. Я ажно зашелся, без памяти домой принесли. С того я даже при зеленом столбе через дорогу иду с опаской.
— Правильно делаешь. А на месте взрослых я бы и вовсе вдоль дороги ограду поставил.
— Ага… удержит она, как же.
Там, где лента магистрали сливалась с горизонтом, возникло неприметное поначалу движение, блеснули притушенные солнечным днем фары, запоздало возник нарастающий звук мотора. Черный автомобиль мелькнул и исчез. Придорожный столбик сменил окраску, засветившись зеленым.
— Хотите, можно на ту сторону сходить, — предложил гид. — Только там ничего интересного нет.
— Погоди. Ты вот что скажи: если машина кого собьет, она что же, не останавливается?
— С чего ей останавливаться? Нешто там люди сидят? Говорят, будто там вовсе никого нет, сама по себе едет.
— Я слыхал, что если встать у дороги и голосовать… ну… стоять с поднятой рукой, то машина может остановиться. Это правда?
Мальчишка в сомнении пожевал губами, потом вздохнул и сплюнул в придорожную пыль.
— Я так и знал, что вы будете про это спрашивать…