Журнал Наш Современник №1 (2002)
Шрифт:
Контраст между могучим творческим потенциалом и приземленным, поистине трагическим на протяжении всей его коротенькой жизни бытом — этот контраст ощущается в каждой строке книги “О музыке и не только”.
Записи, отобранные вдовой, Н. Е. Гаврилиной, и В. Г. Максимовым, подчас отрывочны, слишком лаконичны, а иногда и не очень понятны или понятны только тем, кто был духовно близок автору. Людям, не ведавшим, как он жил, в каких условиях создавал музыку, — таким читателям не все будет понятно. Но для тех, кто более-менее был близок Гаврилину, останется ощущение неполноты, ограниченности публикуемой части текста... Это как океанский айсберг, кочующий в безбрежных и неспокойных водах:
С другой стороны, упомянутая неполнота сборника позволяет читателю надеяться на будущее. Последующая книга композитора представит его облик еще объемней и шире... Тем более что первая книга издана таким малым, недостойным этого имени тиражом — всего одна тысяча экземпляров. Вряд ли она дойдет до самых народных глубин, из коих вышел и предстал всему миру Валерий Александрович Гаврилин. Народ русский Гаврилин великолепно знал и любил, и этот народ питал его разносторонний, в основном музыкальный талант. Вот что хотелось мне сказать для начала о его книге, избранные места из которой публикует сегодня “Наш современник”.
Василий Белов
Валерий Гаврилин
“О музыке и не только...”
(Отрывки из книги)
Музыка Гаврилина вся, от первой до последней ноты, напоена рус- ским мелосом, чистота ее стиля поразительна. Органическое, сыновнее чувство Родины — драгоценное свойство этой музыки, ее сердцевина. Это — подлинно. Это написано кровью сердца.
Георгий Свиридов
Чем искреннее, плавнее, полнее, детальнее, до мелочей текст — тем лучше песня завоевывает популярность. Подделки под простонародность так широко распространены, особенно в русских народных хорах — в частушках — очень хорошо чувствуется массами, и их ернический стиль, глубоко презираемый, в среде народа не встречает никакого отклика, кроме иронии. Человек в песне видит всегда более возвышенное, чем обыденность, нечто для души, и душа его закроется перед красногубой пошлостью, которой часто подменяется простодушная лукавость народной поэзии, особенно в частушках.
За такими словами не будут гоняться деревенские девчонки, каждая из которых имеет толстенный альбом со словами буквально всех популярных песен.
А нам нужно особенно понимать деревню.
* * *
Говорить о национальном в музыке — значит говорить о развитии русской классической музыкальной традиции, в том числе об усвоении ею всевозможных достижений всей мировой музыкальной культуры. Говорить об этническом — значит говорить о присутствии в музыкальных композициях языковых оборотов, свойственных фольклору. Конечно, любое сочинение, в котором ощущается воздействие фольклора, вносит определенный вклад в национальную музыкальную культуру, и в нем можно найти этнические признаки. Но коль скоро речь идет о претворении фольклора, то говорить нужно прежде всего о группах, разновидностях, бытующих на сегодняшний день, фольклора, об их тенденциозности и, стало быть, их роли в жизни общeства. Что касается групп — то их в основном две (городская и деревенская), каждая из которых весьма сложна по составу; что касается их тенденциозности, то они самым тесным образом связаны с судьбами общественного развития и исключительно чутко реагируют на все перипетии и коловращения в жизни общества. Поэтому необычайно важно хорошо понять, что стоит за фольклором обеих групп сегодня, какие боли, какого характера радости и в чем корни и тех и других. И в этом, на мой взгляд, заключается самый главный принцип претворения фольклора, т. е. принцип УЧИТЬСЯ у фольклора, учиться его чуткости, необходимости, современности.
И нам, композиторам, не нужно эстетствовать, не нужно ругать песенность города, жестокие романсы, менестрелей, ибо в их интонациях запрограммирован определенный строй чувств, рожденных историей. Мы не вправе от него отпихиваться, т. к. он живет и будет жить долго, и было бы большим промахом не запечатлеть его в произведениях высокого искусства.
Обычно те, кто ругает фольклор города, хвалит фольклор деревни. А ведь сама деревня давно подвержена процессу ОГОРОЖЕНИЯ. С момента начала капитализации.
* * *
...Нет ничего страшнее либерализма. Даже воинствующий консерватизм лучше, т. к. он очевиден. Либерализм же лжив, увертлив и трудноуловим. Он путает ясное отношение к вещам и сбивает с прямой дороги.
* * *
Всякая мысль, как бы ловко и умело ни была выражена словами, всегда беднее подлинного “я”. Смысла в ней не более чем в капле, вырванной из моря, ибо море не состоит из капель, оно — сплошная масса, и тем интересно. Капли образуются от внешних условий, в противность сущности моря.
Мыслить фиксированно — значит обеднять себя.
Вообще все созданное природой нельзя, невозможно рубить на составные части — это разрушило бы смысл создания. Дерево вовсе не состоит из волокон, как музыка не состоит из звуков. Нет “составной части” без взаимодействия с другой “составной частью”, а их обеих — без взаимодействия со всеми остальными “составными” данной материи; а ее самое нет без взаимодействия с другими материями.
* * *
ЛИБЕРАЛИЗМ — ЭТО ПОРЯДОЧНОСТЬ НЕГОДЯЕВ.
* * *
Воспитывает ли эстетика человека? Нет и еще раз нет. Вспомните продавщицу кофейной, оборудованной по последним образцам техники, — она вам хамит, официанты в шикарном ресторане вас обманывают, пассажиры в метро, украшенном как парадные залы, толкают и оскорбляют вас; разодетые по последней моде девицы и юноши — недалеки и необразованны, с примитивным образом мышления (интуристы в Эрмитаже, в Октябрьском концертном зале).
В теперешнее время нарушена органическая связь интеллектуального и эстетического. Люди культурные и интеллигентные породили прекрасное и являются его носителями, потому что уровню их развития соответствует потребность в тех или иных формах эстетического. Но они же и сделались рабами серой массы, поставщиками красивого и совершенного для людей, морально не доросших до этих ценностей и превращающих ценности в обычную утварь, утилизируя их. Все это не дает ничего, кроме развращенности, потому что ничто так не развращает людей, как свободная возможность обладать ценностью без морального права обладать ею. (Кулак и учительница; купец, бьющий хрусталь, — из Салтыкова-Щедрина. Графиня из Радия Погодина.)