Журнал Наш Современник №2 (2002)

Журнал Наш Современник

Все это в свое время — в период попытки импичмента — доступно разъяснял думской фракции КПРФ осведомленный человек — В. Жириновский. Он прямо заявил коммунистам, что если бы им в самом деле удалось собрать консти­туционно необходимое большинство голосов для импичмента, то не Б. Ельцин бы отправился в отставку, а они — за решетку вместе со всем оппозиционным думским большинством. Вот она тайна нашей демократии: мы добровольно играем в предложенные властью демократические игры, дабы не вынуждать эту власть поступать с нами в слишком хорошо нам известных тоталитарных традициях.

Здесь — настоящая подоплека “демократического консенсуса”, здесь же — объяснение того, что

все наши свободные выборы неизменно давали угодный власти результат. Западные консультанты Б. Ельцина примерно за год до его перевыборов в 1996-м отмечали убийственный рейтинг, дающий всего 6—7% избирательной поддержки. Тем не менее Б. Ельцин выиграл выборы. Одни говорят о прямой подтасовке результатов, другие — об искусстве пиарщиков, умело шантажирующих избирателей угрозой коммунистической реставрации. Было, разумеется, и то, и другое. И подтасовка результатов и умелый шантаж.

Но главным было другое: в сознании или подсознании народа содержалось истинное знание о режиме, вызывающее глубоко спрятанный ужас перед возможным тоталитарным насилием власти. Никто не хотел по-настоящему дразнить власть, понимая, что в случае необходимости она ни перед чем не остановится. Так демократический карнавал улыбчивых масок скрывал реальные лица, искаженные страхом. Ибо никто не сомневался, что номенклатурно-гэбистский альянс станет защищать свою новую собственность отнюдь с не меньшей решительностью, чем он некогда защищал “завоевания социализма”. Скорее всего — с большей!

Обратимся теперь к другой, мистической стороне. Народная мистика, традиционно сопутствующая российской государственности, основана на архетипе грозного царя-заступника. Народное сознание знает два сакральных полюса: святого царя и святого народа, между которыми лежит препятствием слой срединный, греховный — олигархическо-боярская свора. Между священными полюсами образуется особое поле притяжения: царь желает соединиться со своим народом, народ — с царем. Когда верховная власть демонстрирует черты, далекие от народолюбия, от правды-справедливости, это означает, что царь пребывает в боярском плену, явном или неявном. Заветный итог истории — освобождение царя из плена и воссоединение его со своим народом.

Именно этот архетип объяснял загадку высокого рейтинга В. Путина. Народ прекрасно отдавал себе отчет в том, что В. Путин связан обязательствами перед Семьей — олицетворением боярско-олигархической коррумпированности и предательства — и что сам его статус преемника куплен ценой этих обязательств. Политическая гипотеза народа была связана с предположением, что В. Путин страстно стремится вырваться из плена Семьи; само его пресловутое молчание (помните вопрос: почему молчит В. Путин?) есть конспирация, едва скрывающая народническую страстность пленника.

В чем состоит настоящая драма нынешнего периода?

В том, что обещанный (а точнее, ожидаемый на основе мистической народной интерпретации загадочного молчания В. Путина) новый курс не состоялся. Не состоялся полностью и окончательно. Зримым символом этого стало новое появление Б. Ельцина на юбилейной встрече глав СНГ и его награждение высшим орденом государства. Камуфляж нового курса отброшен. В истекшем году новый президент принял целый ряд решений стратегического характера, не оставляющих сомнений в его роли продолжателя радикал-либеральных реформ и действи­тельного преемника Б. Ельцина.

Во-первых, это земельная реформа. Новый закон о частной собственности на землю ломает тысячелетнюю традицию, касающуюся статуса земли как фундамента российской государственности и одновременно — последнего народного прибежища во всех пертурбациях и катаклизмах

истории. А специфи­ческая редакция земельного закона, уравнивающая в правах на российскую землю граждан РФ и иностранцев, а также лиц без гражданства, открывает перспективу, о которой и подумать страшно: скупки и перехода лучших, эффективных земель в руки иностранцев и их ставленников на местах. Ведь никто не может сомневаться в том, что долларов у иностранцев больше, а у представителей страны, печатающей доллары, их неограниченное количество.

В этих условиях граждане РФ обречены проиграть “экономическое соревнование” за собственную землю; им угрожает участь изгоев, лишенных собственной земли и территории. В мировой истории случались жестокие и убийственные для бедняков огораживания земли (пример — Англия XVI века). Но огораживаний, специально предназначенных для иностранцев, не случалось. И это происходит на фоне того, что прежние либеральные приватизации, касающиеся отечественной промышленности, уже дали свой катастрофический эффект — деиндустриализацию и пауперизацию населения. Только желающие обманываться могут сомневаться, что новый либеральный трансферт, как и трансферт бывшей государственной промышленности, отдаст землю не в руки тех, кто ее обрабатывает, а в руки тех, кто ею спекулирует. Население будет обложено новой земельной рентой, получателями которой станут богатые иност­ранцы и их ставленники. Конкуренции себе со стороны местных предпринимателей они не допустят, поэтому на хозяйственно эффективных землях рентная плата будет такой, что сделает бессмысленной всякую хозяйственную инициативу. Обремененная новыми рентными платежами, наша экономика станет еще менее конкурентоспособной и рентабельной, чем прежде.

К таким же огораживающе-экспроприаторским эффектам неизбежно ведет и либеральная реформа жилищной сферы. Жилье, как и земля, должны перейти от экономически несостоятельных и неэффективных (а таковых большинство среди туземного населения) к тем, кому предназначено стать безраздельными господами мира сего. Остальным грозит участь и безземельных, и бездомных.

В такой же логике совершается реформа в области образования. С одной стороны, происходит коммерциализация образования, делающая его мало­доступным для рядовых граждан. С другой — деформация образования, связанная с последовательным уменьшением доли гуманитарного и социального знания в подготовке специалистов и сужением его общетеоретической базы вообще. Прежняя система образования была ориентирована на демократический европейский проект просвещения: она готовила людей, пригодных к быстрой вертикальной мобильности, к эффективной перемене профессии по мере их морального старения, к движению от нетворческого труда к творческому, от трудоемких — к наукоемким производствам.

Новая модель образования делает упор на раннюю профориентацию и раннее вступление молодежи в профессиональную жизнь и предполагает подмену открывающего горизонты теоретического знания ремесленническим, узкоприклад­ным умением, закрывающим эти горизонты для большинства. Таким образом, вместо единого демократического проекта Просвещения мы имеем сегрега­ционное раздвоение: для меньшинства избранных — проект просвещенческого восхождения, подкрепляемый элитарным образованием, для большинства неизбранных — перспектива нисхождения в гетто. Прежде именно образование было лестницей, бросаемой тем, кто внизу, для их восхождения вверх. Теперь эту лестницу решили убрать. Просвещенческую мечту (разновидностью которой были американская мечта и советская мечта) наши реформаторы-реалисты заменили жесткой “реальной политикой”, весьма напоминающей политику апартеида.