Журнал Наш Современник №5 (2001)
Шрифт:
В ответ: не буди! Спросить бы этого хлопотливого мужичка - как живется ему сейчас на благодатной глуби? Ему казалось, что от происходящего в Москве он не зависит: "Надеяться надо только на самого себя". Но одно дело - надеяться на себя, а брать удобрения из совхоза. Да и тракториста при случае попросить вспахать участок. Да и комбикорма за полцены - из того же источника. В 1993-м совхоз, скорее всего, еще существовал. Другое дело - теперь, когда нет ничего: ни тракторов, ни комбикормов, ни удобрений. Ни пресловутой социалки, которая худо-бедно в советском селе существовала: медпункт (а то и больница), магазин, Дом культуры с библиотекой (не оттуда ли прочитанный номер "Нашего современника"?), Дом быта с парикмахерской,
И еще - в столице враги. Свои бандиты, ограбившие и этого псковского мужика в 92-м, 98-м. И чужеземцы, надсмотрщики от всевозможных международных фондов, бдительно следящие, не очухалась ли, не поднимается ли Россия, и при первых же признаках подъема туже затягивающие петлю - долгов, санкций.
Хотя моего пейзанина чужеземцы не пугают. Он вспоминает: "Началась война. Мне было 10 лет. Нас у матери было трое - один другого меньше. Наши ушли. Мы в деревне остались без лошадей, без хлеба, соли, спичек. Пришли немцы. Было страшно. Передовые немецкие части вызывали чувство униженности. Не знаю, как они, но мы их ненавидели... Немцы не только сказали, но и подтвердили: "Земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает". Через 2 года мы уже жили хорошо. Чего не было у нас, обменивали на свои продукты у немцев. Мы им мясо, яйца, молоко, хлеб - они нам косы, серпы, соль, спички. Я только под оккупацией и ел льняное, конопляное масло и носил прекрасные льняные рубашки".
Скорее всего, так и было. В том селе. И даже зная планы Гитлера относительно будущего порабощенной России, можно не сомневаться, что этот мужичок-землячок выжил бы. Не было бы Москвы, СССР, а он знай щеголял бы в льняной рубашке - на тишайшей своей глубине. Характерно: слова "разбуди спящих!", вызвавшие у него неприязнь, по преданию, были произнесены преподобным Сергием Радонежским, явившимся во сне Козьме Минину, который, выполняя волю небесного заступника России, поднял нижегородцев на борьбу с поляками. Отвержение этих слов выглядит как жест символический, ритуальный. Имя преподобного Сергия связано с первым освобождением Руси. Имя Минина с избавлением от второго нашествия иноплеменных. В сущности, не мне - им сельчанин говорит: не будите! Добавьте панегирик фашистам, и что же получается? А вот что: Р о с с и я н а м н е н у ж н а! Мы - не русские - "пскопские".
И ведь это не балбесы-юнцы, блажившие в те же годы: "Зачем деды против немцев сражались, пили бы сейчас баварское пиво". Русский крестьянин, соль земли...
По научному - это денационализация. На нормальном языке - помрачение рассудка нации. Ведущая к гибели болезнь.
Тогда, в 93-м, казалось, что не поздно все изменить. Но именно и з м е н и т ь - прежняя стратегия, прежние иллюзии, да и многие из прежних лидеров со страшной (воистину так!) наглядностью показали свою несостоятельность.
Из статьи "Переоценка" (№ 12, 1993). "Маляры спешно забеливают обгорелый остов Дома Советов. Но у тех, кто видел горящее здание, - хотя бы на экране телевизора, - эта сцена, наверное, никогда не сотрется из памяти. Не только потому, что страшен был сам по себе расстрел д о м а - привычной детали обжитого московского пейзажа, мирного великана, давшего приют тысячам людей. Не только потому, что на наших глазах происходила показательная казнь Закона, Конституции, Порядка. Мы не забудем увиденное, ибо эта картина отделила от нас прежнюю жизнь. Здесь рубеж, за которым наступление новой эпохи.
И все наши представления об общественных институтах, партиях, лидерах, власти нуждаются в пересмотре. На фоне тех мемориальных кадров они утратили привычный масштаб, четкость. Теперь мы обязаны уточнить их.
Худшее из того, что можно сделать, - попытаться убаюкать себя: все осталось прежним.
Интересно положить рядом статьи и отзывы на них. Понять, что показалось важным, что выделил читательский красный карандаш (сам видел такие подчеркивания даже в фондах Российской библиотеки). Наиболее содержательный отклик на "Переоценку" прислал инженер В. Мамонтов из Петрограда (именно так написал он название города). "Более жесткого "разбора полетов" - оценки октябрьских событий - я не читал. В этом "Переоценка", на мой взгляд, стоит на первом месте... Да, все правильно: и сочная "литературизация" оппозиционных газет (я упрекал их за отсутствие конкретной программы действий.
– А. К.); и ожидание, "что само пойдет"; и то, что "рабочие не вышли"; и предоставление оппозиционной печати кургинянам - экие мы плюралисты - для забаламучивания сознания лапшой со СВОИХ страниц (к врущим ТВ, радио и дерьмопрессе люди уже привыкли - а тут их из засады); и переоценка "афганцев" (сделать это нужно было давным-давно); и две "интеллигенции" России (третью бы не мешало заметить...); и правильная оценка последствий победы (гипотетической) Хасбулатова - Руцкого; и великолепный призыв в конце: жить собственным умом, ничего не принимать на веру, пытаться проанализировать все - доводы, цели, результаты..."
В статье содержался еще один призыв: опереться на два фактора - национальные и социальные интересы. Сосредоточиться на них, раскрыть их значение для каждого: ч т о и м е н н о готова дать оппозиция, и не какому-то обобщенному электорату, а к о н к р е т н о - русскому человеку, русскому народу, составляющему более 80 процентов населения России. Если не сказать ему об этом ясно, доходчиво, показав на примерах - кому, чего и как, то и ожидать народной поддержки бессмысленно: к власти худо ли бедно люди притерпелись, а оппозиция, без четко обозначенных целей, как и все неизвестное, вызывает недоверие.
Расстрел парламента так и не был осознан обществом как рубеж эпох. Период подавленности и растерянности сменился оживлением. Оппозиция вновь почувствовала обманчивый вкус победы. Лидеры политических партий искали формулы быстрого успеха, и я с моими идеями на какой-то период оказался востребованным. Участвовал в подготовке и проведении встречи лидеров оппозиции в Калининграде в 94-м. Баллотировался по спискам патриотов на думских выборах 93-го и 95-го. Статьи тех лет - "На перепутье" (№ 2, 1994), "ГКЧП-3" (№ 4, 1994), "Чечня" (№ 4, 5, 1995), "Десять лет перестройки. Взгляд из провинции" (№ 7, 1995), "Чувство святыни" (№ 11, 1995), "Кладбище лидеров, или прокрустово ложе стабилизации" (№2, 1996) - представляли собой сплав впечатлений от поездок по стране с анализом результатов выборных кампаний и данных социологических опросов. Все было подчинено одной цели: вырвать победу и вернуть ту жизнь, которую мы считали с в о е й и которую у нас отняли в 91-м.
Вполне допускаю, что в этом месте часть читателей, условно говоря, православно-монархической ориентации захочет задать вопрос: а нужно ли было возвращать жизнь, а следовательно, и "порядок вещей", существовавший до августа 1991 года? Не являлись ли эти усилия не только обреченными, как выяснилось вскоре, но изначально бесперспективными, даже греховными? Будучи православным человеком, я и сам не раз задавал себе тот же вопрос. Найти ответ, во всяком случае для себя, мне помог здравый смысл.