Журнал Наш Современник №5 (2001)
Шрифт:
Я реалист. А реальный настрой общественного мнения в ту пору (да и сейчас) не позволял надеяться на возрождение традиционной русской государственности, разрушенной в 1917 году. О раскладе сил можно судить хотя бы по эпизоду, участником которого я оказался. В 1992 году лидеры некоммунистической оппозиции из числа народных депутатов предложили мне выступить на митинге. Узнав, что он будет проходить на Манежной (тогда она еще не была изрыта Лужковым), я посоветовал организаторам "одолжить" массовку у коммунистов. Со мной согласились, и все равно в назначенный день на площади собралось тысяч 30 - в отличие от коммунистических митингов, в которых участвовало до 100 тысяч человек. Но и среди тех, кого удалось
К тому же обновленная компартия избегала демонстрации идеологической левизны, и это облегчало союз с нею. Насколько я знаю, в том же ключе рассуждали тогда и многие лидеры патриотов. Тот же В. Клыков, В. Распутин, академик И. Шафаревич, а из политиков С. Бабурин, М. Астафьев, Н. Павлов.
И вот наступила весна 1996 года. Мы ждали ее, как праведники Страшного Суда. Когда раскроются исполинские книги, полные свидетельств преступлений, пороков, обманов, и огненная река поглотит полчища грешников. Мы верили: на этот раз Ельцину не уйти от расплаты.
Я счастлив, что принимал участие в той схватке и сделал, что мог. Был доверенным лицом Геннадия Зюганова, ездил по стране, агитируя за него, а главное, вместе с коллегами из "Нашего современника" подготовил предвыборную брошюру лидера оппозиции, где реализовал некоторые из своих идей - как мог и как позволил ее герой. В главном он не подкачал - принял предложенное мною название, резко выбивавшееся из привычного партийного стиля: "Я русский по крови и духу". Прежде говорить о крови не отваживались и профессиональные патриоты. Показательно: из всех подготовленных к выборам материалов именно эта брошюра разошлась мгновенно, потребовался даже второй тираж.
12 июня мы всей семьей отправились на сельский избирательный участок. И только тут окончательно поняли, какой остроты достигло противоборство. Мимо нас по разбитой дороге, до небес поднимая едкую пыль, ползли лакированные "мерседесы", "ВМW", гробоподобные джипы. Все воры и мерзавцы столицы покинули свои многоэтажные виллы, чтобы "проголосовать сердцем". Разумеется, их сердца, полные жабьей порченой кровью, были отданы первому президенту, вдохновителю и гаранту их афер.
А до этого в течение недели по нашей тихой Рижской железной дороге день и ночь громыхали товарные поезда и составы с нефтью. В сторону Латвии и дальше на запад гнали горючее, цветные металлы, лес, спеша ухватить, вывезти, распродать еще один кусок из просторов и недр России. Никто не знал, как обернется дело, сработают ли на этот раз избирательные технологии.
Сработали. Не подвели. Вечером я бился головой о дощатые стены дачной веранды, слушая сообщения из Приморья о первых результатах голосования. Ау, Владивосток, Находка, ставший знаменитым нынешней зимою городок Артем! Как живется, как замерзается под бдительным оком рыжего Чубайса, тогда, в 96-м двигавшего рычагами избрания Ельцина?
Говорят, на самом деле победу одержал Зюганов. В первом туре. И упрекают: зачем не взял власть. А разве ее предлагали? Данные Центризбиркома не давали оснований для разночтений. Как бы ни обстояло дело, разрыв, видимо, был не так велик, чтобы исключить махинации в пользу сюзерена. Если Ельцин и не- добрал голосов, то получил их достаточно, чтобы ему "натянули баллы". И если бы Зюганов вздумал противиться, все закончилось бы как с ратью "МОСТа": "лежать,
Вы хотели этого? Вы л и ч н о готовы к этому? То-то...
В сентябрьском номере за 1996 год я опубликовал статью "Что мы выбрали, что потеряли". Ее напечатали таким микроскопическим шрифтом, что невозможно было прочесть. На мой взгляд, она достаточно важна, чтобы с ней познакомиться. Хотя бы сейчас - в отрывках.
"Прошлое ушло навсегда.
Последние годы - после 91-го - оно держалось силой привычки, навыками, инстинктами, приобретенными в той, минувшей жизни. Скрепами нравственных правил, традиционными ценностями ушедшей эпохи. Оно упрямо напоминало о себе пережитками советской системы, обветшалыми общественными институтами: школами, где учат еще бесплатно, больницами, где простейшие операции пока не оплачиваются. И конечно же, оно черпало силы в надежде, что народ не отказался от прожитой жизни, не разменял ее - кто на "сникерсы", кто на "мерседесы", что он был цинично обманут в 91-м, оглушен и дезориентирован в 93-м, но на свободных выборах умудренные горечью последних лет люди недвусмысленно скажут, какую жизнь выбирают.
Нынешним летом народ свой выбор сделал. Точнее, его сделали те, кто торгует нефтью страны, ее интересами, ее оружием и жизнью ее ребят. Кто возводит головокружительные небоскребы, приватизирует телекомпании, покупает политиков, создает имиджи, возводит на Олимп и свергает с него. Выбрали о н и, но народ, как сейчас принято говорить, озвучил вердикт. Покорно зачитал по шпаргалке требуемую фамилию.
...Наша эпоха, которую нам выпало делить с дедами и отцами, уходит. Великая, страшная, начавшаяся трагедией и кончившаяся фарсом, пшиком, клочьями опадающей пены в бумажном стаканчике "Соса-соlа", дрыгающимися шлюхами, блажащими: "Голосуй, а то проиграешь", жирными затылками жлобов, залезающих в "шестисотые" тачки, гальванизированным трупом, дергающим недвигающимися руками, кривящим окостеневший рот: "Выбирай сердцем".
Уходит жизнь нескольких поколений "россиян". Моя жизнь. Она струится между пальцами, овевает тело, как ветерок, безучастный к тому, мимо кого, сквозь кого провеял. Она еще недалеко, но уже ушла - со своими запахами и красками, опасностями и удачами, со всем, что дорого и ненавистно.
...Чем крепка была наша жизнь? Как и всякая жизнь - человеком. Выборы показали: сходит со сцены сам социокультурный тип советского человека. Не зюгановцы, не "левые", не оппозиционеры - советские люди оказались в меньшинстве!
Никогда не думал: об этом - печалиться! Но, видимо, все мы (независимо от того, как жили: не задумываясь, по шаблону, или отторгая советский менталитет, отчаянно выталкивая его из своей души) были советскими людьми; исключения составляли не малочисленные диссиденты и не экзотические монархисты (эти бесконечно малые величины просто не шли в зачет), а разве что откровенный криминалитет.
И вот от цельного монолита стали отпадать куски живой, тысячами артерий связанной с народным единством ткани. Дотошные социологи подсчитали: в стране 2,5 миллиона "челноков"; до 12 миллионов уличных торговцев; 300 тысяч кормящихся поборами с торгашей; полмиллиона накачанных молодых бультерьеров, охраняющих покой "новых русских"; еще полмиллиона обслуживающих их в игорных домах и ночных клубах; почти 3 миллиона заняты в насквозь криминальном банковском деле ("Новая газета", № 21, 1996).