Журнал Наш Современник №6 (2004)

Журнал Наш Современник

Наша классная руководительница в школе была страстной “пушкинист­кой”, она не пропускала ни одного нового отцовского материала об А. М. Опе­кушине и всякий раз высказывала свои впечатления, а порой и замечания. Так, мне запомнилось, что она не поверила результатам отцовского опроса людей возле памятника А. С. Пушкину, когда никто не смог назвать фамилии скульптора, изваявшего этот шедевр. Ей казалось немыслимым, что люди в “самой читающей в мире стране” не знают своих гениальных художников. Впрочем, старой учительнице русского языка и литературы, готовившей из своих воспитанников профессиональных экскурсоводов по пушкинской Москве, это просто невозможно было представить.

Но факт остается фактом: начиная с 1967 года, с

перерывами в несколько лет, отец устраивал такие экспресс-опросы на Пушкинской площади: “Кто автор памятника А. С. Пушкину?” Зная отца как добросовестного профессио­нала журналистики, я, конечно, не соглашался со своей учительницей. Действительно, из множества сотен людей только с годами едва ли единицы стали отвечать правильно. Думаю, что в значительной степени в этом есть заслуга и моего отца, который неустанно пропагандировал творчество великого русского скульптора на страницах газет и журналов. Каких-либо определенных выводов из этих опросов отец тогда не делал. Ну не знает народ у нас Опекушина! И что? Хотя догадки у профессионального пропаган­диста были уже тогда: это вполне осознанная “культурная” политика замалчи­вания одного из самобытнейших русских талантов. Только этим можно было объяснить, что до той поры советские искусствоведы не издали ни одной монографии, посвященной творчеству выдающегося русского скульптора, а библиография популярных изданий о нем едва насчитывала пару брошюр, и то посвященных более памятнику А. С. Пушкину, а не собственно жизненному и творческому пути А. М. Опекушина. Конечно, над тем, что это реалии не только информационной советской политики, а самой настоящей скрытой информационной войны против национальной русской культуры, вряд ли мой отец тогда задумывался. К сожалению, в открытую здоровый русский национализм в наших семьях воспитывать было не принято, тем более, что моя бабушка — мать отца, в свое время изгнанная с медицинского факультета Среднеазиатского государственного университета с формули­ровкой “за проявление антисемитизма”, пуще огня остерегалась этой темы в домашних разговорах.

В очередной раз отец основательно подошел к опекушинской теме во второй половине семидесятых, рассчитывая к столетию открытия памятника А. С. Пушкину наконец выпустить хотя бы небольшую книгу. Именно тогда была написана большая часть данного биографического очерка. В ходе его новых изысканий всплыл и пресловутый “еврейский вопрос”, примешавшийся к судьбе Опекушина не только при жизни, но и преследовавший его память и после смерти. Естественно, тогда отец не стал включать открывшиеся ему материалы в канву своей документальной истории.

Перед уходом из “Известий” на работу в Кремль отец вновь отправился в командировку в верхневолжские области. По результатам поездки у него в 1979 году вышла книжка “Право на подвиг”, в которую вошли как старые работы, так и новые очерки. Отец специально не стал включать в книгу опеку­шинские материалы, рассчитывая издать их к юбилею памятника отдельной книгой.

“Опекушинская” рукопись отца пополнилась тогда новыми эпизодами. Я в то время был студентом, уже сам занимался некоторыми архивными изыска­ниями и по просьбе отца во время поездки в Ленинград в Пушкинском доме, в архиве Русского музея, в Государственном историческом архиве, располо­женном в бывшем английском посольстве и здании Сената, отыскал и частично скопировал некоторые документы, связанные с A. M. Опекушиным. Впервые благодаря отцовской просьбе я увидел в подлиннике автографы императоров Александра II, Александра III и Николая II и, возможно, благодаря именно этому по-настоящему проникся темой Русской Монархии. Впрочем, найден­ные мной документы отцу не пригодились. К сожалению, тогда политическая газетная текучка, да и реалии книгоиздательской политики не позволили ему осуществить свой замысел с книгой. К юбилею открытия памятника А. С. Пушкину был напечатан только небольшой его очерк в журнале “Огонек”.

В восьмидесятые годы на несколько лет от опекушинской темы отца отвлекли работа в Монголии и Северной Корее, командировки в Китай, потом с “перестройкой” и “гласностью” наступила особо горячая журналистская страда, которая также не способствовала “академическим” изысканиям на исторические темы. Но к концу восьмидесятых отец вновь вернулся к работе над рукописью, пополнив её фактурой, которая была невозможной для публикации в эпоху “застоя”. Имеется в виду пресловутая “еврейская” тема, связанная в судьбе A. M. Опекушина с деятельностью М. М. Антокольского и его “шаббес-гойского” масонского окружения — “группы поддержки”, возглавляемой Стасовым.

Ряд патриотических изданий того времени начали освещать этот болез­ненный вопрос. По просьбе отца я носил его рукопись в некоторые из этих журнальных редакций, где месяцами рассматривался материал отца. Нет, он не отвергался впрямую, но вопрос о его публикации “спускался на тор­мозах”. Поскольку сам я некоторое время подрабатывал внутренними рецен­зиями, я прекрасно понимал, что прямого отказа с формулировкой “непрофессионализм” быть не могло. Но именно причастность к “шаббес-гойству” виднейших представителей национальной русской культуры смущала даже “патриотов”. В то же время случился один любопытный эпизод, напрямую связанный с оценкой личности А. М. Опекушина.

В декабре 1989 года общество “Радонеж” организовало в Доме актера на Пушкинской площади историко-литературный вечер, посвященный памяти Святого Царя-Мученика Hикoлaя. Это был уже не первый вечер “Радонежа”, посвященный царской теме. Но прежде на подобные мероприятия собирался в основном церковный народ, а на этот раз значительную часть публики составляла весьма демократически настроенная интеллигенция. Поэтому устроитель вечера Е. К. Никифоров умолял нас, участников, не касаться “еврейского вопроса” в связи с ритуальным убийством Царской Семьи.

На том вечере выступал ставший уже знаменитым екатеринбургский гробокопатель и по совместительству милицейский драматург Г. Т. Рябов. Артисты Театра Маяковского Александр Шаврин и, кажется, Евгения Симонова читали переписку Императора и Императрицы. Отец Артемий Владимиров произнес чудную проповедь о царственном достоинстве души каждого христианина. А поводом для вдохновенного слова молодого священника послужил просмотр документального фильма-хроники фирмы “Патэ”: Коро­нация 1896 года, открытие памятника Императору Александру III у храма Христа Спасителя в 1912 году, торжества 300-летия Дома Романовых в 1913 году, Государь Император Николай II на фронтах Первой мировой войны, в Ставке главнокомандующего и др.

Этот фильм я заказывал специально для вечера в Красногорском архиве кинофотодокументов. Поскольку фильм был без фонограммы, вначале для звукового оформления мы дали запись императорских гимнов “Боже, Царя храни!” в старинном исполнении хора храма Христа Спасителя и “Коль славен...” в исполнении девичьего хора одной из первых московских воскрес­ных школ. Словесный комментарий ленты был поручен мне. Когда смолкли ангельские голоса детского хора, как раз демонстрировался эпизод открытия памятника Императору Александру III. Говоря об авторе памятника Царю и отмечая, что он сам находится где-то среди почетных участников торжества, я совершенно без всякой задней мысли назвал А. М. Опекушина гениальным русским скульптором .

И вот тут нецерковная публика, которой так боялся руководитель “Радонежа” Е. К. Никифоров, сама проявила себя вызывающе громкими фырканьями, шиканьями, возмущенными восклицаниями: “Гениальный?!” Короче говоря, на ровном месте подняли самый настоящий еврейский гвалт, который, признаюсь, сбил меня с повествовательной канвы. И это происходило всего в двух шагах от опекушинского памятника Пушкину! И вот тут из темноты зала я услышал грозный и властный окрик моего отца: “Замолчите, варвары!”