Журнал «Вокруг Света» №01 за 1977 год
Шрифт:
В другой раз, солнечным сентябрьским днем, проходя мимо Галкиного болота, я, хотя и спешил к поезду, все же остановился, свалил с плеч рюкзак. Круглое, пространство мшаника прямо-таки ломилось и трещало от невиданного прибытка подберезовиков. Грибы самых разных величин и возрастов — от крошечных длинношеих белоголовиков до иссохших темно-коричневых стариков — стояли тут кругами, простирались мостами, рассыпались и снова сбивались в толпы. Собрать все это и унести одному человеку было немыслимо.
Конечно, юрьевские сборщицы черники если и не выедут на болотце, то будут бродить где-нибудь недалеко от него, то есть как раз там, где и нужно, потому что в километровом
Ну а нестеровские пастухи, почему же они так оплошали? Уж кому, казалось бы, как не им, пастухам, знать в подробностях окрестные полевые и лесные угодья?
И все же их неосведомленность мне представляется вполне извинительной. Нестерово от нас в пяти километрах, у них там испокон веку были свои промысловые маршруты в леса и на клюквенные мшаники. Что им какое-то Галкино болото? Звук пустой! В масштабах патриархального, малопеременчивого быта, нужды которого из века в век почти сполна покрывались природными дарами самых ближайших окрестностей, это самое Галкино болото на слух и на смысл представлялось им, может быть, не меньшей отдаленностью, чем какая-нибудь закраесветная слабореальная Гренландия. Они и коров-то своих прежде никогда к нам не гоняли, да кто бы им и позволил! Это лишь в последние годы, когда Чернокулово истаяло на глазах, превратилось из шумного, многолюдного села в подобие хуторка, когда осталось тут всего-навсего три коровенки, а травное пиршество приречных лугов сделалось как бы ничейным, начали к нам гонять.
Словом, я бы ту забавную утреннюю сценку и позабыл уже напрочь, как ежедневно мы забываем навсегда десятки крошечных незамысловатых происшествий, если бы...
Если бы не пошел вдруг наматываться вокруг невинного Галкиного болота клубок всевозможных вопросов. Ну хорошо, рассуждал я, с этим «географическим пунктом» все ясно. По крайней мере, еще осталось несколько человек, которые при нужде могут прийти и показать: вот оно! Но умрут они, или память им с годами изменит, и что тогда?
А тогда будет вот что: из разговорного обихода, из опыта людского навсегда исчезнет ласковое имя крошечного лесного мшаника. Но это не все, потому что вместе с ним исчезнут и десятки (если не сотни) других названий, составлявших некогда малую деревенскую географию нашего Чернокулова. Географию, известную и понятную главным образом только его обитателям.
Так что же я лежу тут и в потолок поглядываю?! Надо немедленно приниматься за дело! Надо сегодня же обегать всех наших старух и подробнейшим образом выспросить: что, где и почему в окрестностях села носит то или иное нарицательное имя? Как называются другие болота? Есть ли имена у наиболее крупных ручьев, впадающих в Нерль? Есть ли они у рощ, сосновых боров, лугов?.. И все, что узнаю, обязательно записать, как записывают песни или сказки!
А впрочем, я ведь кое-что и сам уже знаю. И стал вспоминать и обнаружил почти тут же, что — увы! — мой запас нищенски мал: всего-навсего три названия. Ну да ладно, худа беда — начало, не будем отчаиваться: Змеинец, Сухой вражек, Городок.
Змеинец. Это название известно мне уже давно — с самого первого краткого пребывания в Чернокулове, когда по санному пути мы собрались идти на Нестерово и дальше на Симу, к автобусной станции, и когда, объясняя нам дорогу, Анна Михайловна Федеева, наша гостеприимная хозяйка, сказала, что перво-наперво мы пойдем Змеинцем, а там уже дорога выведет из лесу и мы увидим на горе Нестерово.
Сбиться с пути действительно было невозможно. Почти сразу же, как санные
Я так и не допытался ни у кого до сих пор, почему, этот красный сосняк назван таким пугающим именем — Змеинец. Ни весной, ни летом, ни осенью мы ни разу не видели тут змей. Может быть, они водились пониже, в приречной сырой болони, которая до недавнего времени была густо покрыта кустарником, теперь раскорчеванным? Не знаю. Но если даже имя досталось лесу по наследству от приречья, оно, на мой взгляд, удивительно, подошло чистому бору, потому что в «медицинском» этом названии проступило одно из главных достоинств красноборья — целительная крепь, бодрящий, лекарственный настой здешнего воздуха, его врачебное действие на человека.
Сухой вражек. От нашего дома до Сухого вражка рукой подать. Издали его можно принять за искусственную лесопосадку, межевую линию, разделяющую два больших поля. Верховражье начинается примерно в километре от реки малой водороинкой — канавкой, по краям которой двурядно стоят старые уже сосны и березы. Спускаясь под уклон с холма, водороина быстро разгоняется, делает несколько резких молнийных зигзагов, как бы расталкивая землю и зарываясь в ее толщу, и вот ты уже идешь по дну глубокой рассадины, откуда не так-то просто вскарабкаться наверх. А вскарабкаешься, отдышишься и скажешь себе: нет, пожалуй, «вражек» — это слишком ласково. Если отсюда невольно оступишься, можно и ноги сломать, и шею свернуть. Зимою здесь, у кромки, я не раз видел лосиные следы. Звери в нерешительности топтались и снова уходили в поле, не рискуя преодолевать нежданную пропасть.
На подступах к реке вражек слегка раздается в ширину, хотя скосы его по-прежнему остаются обрывистыми. Тут по песчаному дну проходит уже довольно глубокая траншея — водотеча. По ней весною мчит с полей пенистый снеготал. Но все остальное время года буерак действительно сух.
Мы никогда бы, наверное, не догадались, что у него может быть собственное имя: ближайшие наши соседи явно запамятовали это имя, ни от одного я не слышал, чтобы звали его Сухим.
Как-то зимой Маруся, наша чернокуловская приятельница, пообещала встретить нас на станции и довезти до деревни на санях. Сойдя с поезда, мы прождали ее минут двадцать и решили идти пешком: раз нету, значит, не смогла приехать. Встретились уже в поле. Оказалось, Маруся выехала затемно, но мела поземка, в поле лошадь сбилась с наезженного пути, и они вдруг оказались перед обрывом.
— Мамонька родная, — улыбалась теперь Маруся во все зубы. — Глянула я — да это ж Сухой вражек! Вон куда леший-то нас спихнуть хотел... А ты уж, Максим, небось думаешь: проспала тетка Марья, забыла про тебя?..
И она принялась тормошить мальчишку, который еще ни разу в жизни не ездил на крестьянских санях.
Так благодаря Марусиному ночному происшествию мы узнали название этого оврага.
Городок. Если, идя от деревни, спуститься по дороге в Сухой вражек и взобраться на другой его берег, впереди, над крутым поворотом Нерли, покажется живописный холм, вершина которого бронзовеет стволами соснового борка. Как-то в самом начале июля мы поднялись сюда, и накрыл нас с головой жаркий земляничный дух.