Журнал «Вокруг Света» №03 за 1986 год
Шрифт:
25 декабря пароходу «Карляйль» удалось повернуть к Филиппинам. Дальнейшее плавание происходило под действием слабого юго-восточного муссона. Только 19 января 1905 года поднялся восточный ветер силою в пять баллов и удалось поставить пароход на фордевинд (Фордевинд — курс парусного судна относительно ветра, когда ветер дует пряма с кормы.). С попутным ветром, да еще с самодельным полотнищем брифока (Брифок — прямой парус на фок-мачте, поднимаемый при попутном ветре.) пароход развивал скорость до четырех узлов и стал слушаться руля. 23 января, к великой радости команды, показалась земля. Это был остров Катандуанес, прилепившийся к самому большому острову Филиппин. Большая глубина не позволяла стать на якорь, и судно неумолимо приближалось к отвесным скалам. Как это часто бывает, у самого берега судно настиг встречный шквал,
— Шлюпку на воду и верповаться. — Симпсон обрел обычную для него уверенность, обнаружив вход в мелководную бухту. И вот уже вспомогательный якорь — верп — осторожно спускают на шлюпку с 600 футами сизальского каната и тонким проводником. Полчаса изнурительной гребли против ветра — и верп летит за борт шлюпки. Выбирая канат с помощью лебедки, «Карляйль» подтягивается на сотню метров, отдает якорь. Затем выбирает верп и снова передает его на шлюпку. Все повторяется несколько раз, и к утру 26 января наконец отдали якорь на глубине 40 футов. Бухта Сан-Мигель встретила странников ожерельем кораллового пляжа и роскошной тропической растительностью. Гернет записал координаты этой самой южной точки дрейфа: широта 13° 48" с, долгота 123° 10" в. Позади 93 суток бедственного плавания и почти пять тысяч миль, причем 83 суток судно дрейфовало по воле ветров и течений. В этот день Симпсон угощал всех, кого хотел, крепчайшими коктейлями и все твердил: «Такой случай, такая удача...»
«Хороший был капитан Симпсон, — размышлял Гернет в последующую неделю, когда мотался на шлюпке вдоль безлюдного побережья, — доверительный, волевой, обаятельный, всюду сующий свой розовый нос и рыжие баки». Но теперь капитан поможет добраться лишь до столицы колонии. Там в банке получит команда оговоренные в цертепартии (соглашении. — В. Г.) свои фунты и доллары. Во всем дальнейшем, выглядевшем туманно, Симпсон едва ли заинтересован.
Наконец Гернет встретил в море американский каботажник. Вслед за ним на буксире (ну и ход у этой лайбы!) Гернет пришел в порт Даэт, где объяснил суть дела, умолчав о грузе. После этого на пароход была назначена стража. Добравшись до Манилы, Гернет посетил французского консула, представлявшего здесь Россию. Инструкций для него не оказалось, а помогать Гернету в буксировке парохода консул вообще отказался. По агентскому поручительству пришлось нанять частный буксир и к 13 февраля привести «Карляйль» в Манилу. Выгрузив на стенку 12 тысяч мест военных и интендантских грузов (дока в Маниле не нашлось), приступили к ремонту и замене винта, ведь благодаря неустанным хлопотам деньги для этого были получены. В марте Гернет получил шифрованную телеграмму от контр-адмирала Рейценштейна: идти в Сайгон, где поступить в распоряжение командира интернированного крейсера «Диана» князя Ливена.
12 апреля, в день, назначенный для выхода в Сайгон, команда парохода взбунтовалась и отказалась следовать дальше. Это грозило новой задержкой, а значит, не исключалась встреча с японскими крейсерами, по слухам, следившими за продвижением эскадры Рожественского в Южно-Китайском море. С помощью американского офицера Гернет нанял новую команду, а прежнюю под конвоем доставили на судно. Так и ушли в Сайгон: с двумя командами и дюжиной вооруженных янки. В Сайгоне капитан II ранга Ливен принял военные грузы, которые после заключения мира были погружены на крейсер.
Гернет под той же маской коммерсанта отплыл 22 июля в китайский порт Дагу, откуда перебрался в Пекин. Путь на Мукден был отрезан. Пришлось ехать древним торговым путем через Монголию на Кяхту, откуда по железной дороге и водным путем добираться до Хабаровска. Во Владивосток Гернет прибыл спустя два месяца после выезда из Сайгона.
Уже был заключен мир с Японией, но страна бурлила. Сюда докатилась буря потемкинского восстания. В те дни, когда Гернет составлял отчет о плавании «Карляйля», восстал Владивосток. 30 сентября 1905 года на улицы города вышли две тысячи матросов. В России начиналась эпоха революций. Спустя 12 лет Гернет нашел свой путь служения народу, которому остался верен до конца.
Василий Галенко, штурман дальнего плавания
На «Тивии» вокруг Европы
Это экипаж яхты Болгарского телевидения «Ливия», на которой впервые, да еще в тяжелый осенне-зимний период было совершено трехмесячное плавание вокруг Европы, пройдено почти 5 тысяч морских миль, или 9 тысяч сухопутных километров. Вероятно, успеху предпринятого путешествия "Способствовало и участие в нем семьи Папазовых, до этого прошедших на «Тивии» вокруг света, с которыми хорошо знакомы и советские читатели. Но и плавание вокруг Европы связано не только с романтикой, а и с реальным риском, что делает его истинным испытанием человеческих характеров.
— Много трудностей выпало на вашу долю? — спросили мы Симеона Идакиева.
— Достаточно, — улыбнувшись, ответил он. — Были и приключения, и испытания в экстремальных условиях. А подробнее о нашем плавании — здесь. — И Симеон Идакиев положил на стол рукопись своей книги «На яхте вокруг Европы», отрывки из которой мы и предлагаем нашим читателям.
Седьмой день пути. Прекрасная погода, попутный ветер. Под вечер мы подходили к острову Фемарн. Солнце опустилось в огненно-красные облака Его лучи пронзали металлические кружева моста, связывающего остров с материком, и заливали багровым отблеском притихшие у причала яхты и катера. В воздухе витала незримая угроза. Чувство это непередаваемо, вроде состояния беспричинной подавленности человека, которое словами выразить невозможно. Но ясное утро рассеяло тягостное чувство тревоги. На небе ни облачка. Ветер силой 3 — 4 балла кудрявил приветливое море, а до Киля всего 40 миль.
Подняли все паруса и взяли курс на запад. Однако не прошло и двух часов, как погода резко ухудшилась. Ветер изменил направление и подул почти в лоб. Он зримо и стремительно наращивал силу. Стаксель все чаще загребал краем воду. Цвет волн превратился в свинцовый, и они все чаще окатывали вахтенного с головы до ног.
На горизонте росла и набухала, надвигаясь, мрачная черная туча, от которой с огромной скоростью отрывались распластанные рваные облака. Зачастили шквалы, и крен яхты достиг 30 градусов. Было ясно: необходимо срочно менять паруса на штормовые. Вдруг трос стакселя лопнул, и громадное полотнище взметнулось к вершине мачты. Ситуация мгновенно стала критической, крен достиг 45 градусов.
Как сумасшедшие, мы бросились к парусу по сильно накренившейся палубе — о каких-то мерах безопасности размышлять уже было некогда. Парус, словно взбесившийся конь, взмывал, конвульсивно бился, хлопал, а при более сильных порывах ветра грозил смахнуть за борт экипаж. После нескольких минут нечеловеческого напряжения сил все же удалось его обуздать и кое-как закрепить Вздохнули с облегчением. Но ненадолго. К обеду скорость воздушного потока достигла 10—11 степеней по шкале Бофорта, имеющей всего 12 степеней. Жестокий шторм! Море побелело. До Киля оставалось с десяток миль. Яхта с двумя парусами держалась недурно На длинных галсах упорно пробиваемся вперед. Джу и Яна восемь часов просидели закрывшись в каюте
Наконец, где-то около четырех часов вечера заметили бледные очертания залива. Легли в дрейф, но вскоре волны стали биться в борт, крен яхты угрожающе нарастал. Не выдержав напора, оборвался стальной трос второго стакселя, и мы остались с одним парусом: штормовой бизанью. Запустили двигатель и на максимальных оборотах черепашьим шагом двинулись вперед.
Через два часа удалось войти в залив. Опускались вечерние сумерки И без того плохая видимость стала еще хуже. Все глаза проглядели в поисках огней порта в Штрандте. Неожиданно красный луч пробил густую пелену мрака. Пристань оказалась в двухстах метрах! Сбавили обороты, и ветер, будто только этого и ждал, с силой прижал нас к причалу. Попытались перевести «Тивию» в более защищенное от ветра место, но, увы, яхта даже не сдвинулась с места, словно ее приколотили к причалу гвоздями. На пристани собралась толпа немцев. Они не хотели верить, что в такой жестокий шторм мы пришли из Ростока. Но когда увидели оборванный стальной трос, два изодранных в клочья паруса, их традиционная сдержанность исчезла как дым.