Журнал «Вокруг Света» №07 за 1972 год
Шрифт:
— Хм, — отвечает Австриец, — они вообще-то ни «фотография», ни «фотоаппарат» не передавали. Тут ты прав... Ты спросил у своего приятеля Шанны, сколько фотографий он сделал, верно ведь? А наши ребята передали просто: «Сколько он сделал?» Парень, который колотит в тамтам рядом с Шанной, знает французский. Получив послание, адресованное фотографу, к тому же обвешанному с ног до головы фотоаппаратами, он сразу понял, что «сколько он сделал?» относится к фотографиям. К чему еще это может относиться? То же самое с автомобилем. Шанна сказал: «Я оставил машину на обочине». Слово «машина» не передавалось, но, когда ребята перевели мне услышанную фразу, я сразу понял, о чем идет речь. Что он еще мог оставить на обочине дороги? Тут на помощь
Тем временем старик по-прежнему сидел, прислонившись к дереву. Он устроился уютно и благосклонно наблюдал за нами. «Он якуба?» — спросил я у Австрийца. «Нет, он вобе, — перехватили мой вопрос ребята. — Из деревни Тьени Сибли. Но он торгует с якуба и знает их диалект. Поэтому он понял наше послание». Можно представить себе, что получается, когда два разных тамтама пытаются договориться между собой — сплошная неразбериха. Все равно что включить одновременно две радиостанции, вещающие на разных языках. Но это случается редко: обычно тамтамы используются в границах территории, на которой живет племя. Как далеко передают тамтамы? Километров на восемь, десять. Но если разговор поддерживают «релейные станции», то есть цепочка тамтамов, расстояние может быть любым.
— А можно ли с помощью тамтама называть по имени? Ну, допустим, кого-нибудь зовут, скажем, Мока, как этот Мока поймет, что речь идет о нем, а не о каком-нибудь другом Моке?
— Ага, — оживляется Австриец, — понятно. В самом деле интересная штука, сейчас объясню. У каждого африканца есть второе имя, которое называется «имя для тамтама» или «тамтамное имя» — тут трудно дать точный перевод, у нас таких понятий нет. Это второе имя дается каждому ребенку, когда ему исполняется годика четыре, то есть когда он начинает понимать язык тамтамов, и оно остается за ним на всю жизнь. Теперь слушай внимательно. Это второе имя сложное и очень длинное, обычно оно делится на три части: первая часть — это имя, которое дается ребенку при рождении, вторая — наиболее характерный звук из «тамтамного имени» его отца, третья — название деревни, где он живет. Как видишь, ничем не уступает паспорту. Так что опасности перепутать человека нет.
— Ну а если ребенок, его отец и вся семья переезжают в другую деревню?
Австриец, услышав новый вопрос, только что не рычит:
— Ты, я смотрю, решил довести меня! Откуда я знаю?! Ну, изменят они всей семьей последнюю часть имени, ну, сообщат всем о своем переселении, ну, устроят новоселье... Откуда мне знать? Чего тебе надо от тамтама?
— Ну вот, — смеюсь я. — Ты же сам рвался продемонстрировать свои познания в африканской культуре? А сейчас на попятный? Давай, давай рассказывай, что они делают, когда переезжают?
— Делают то, что я сказал: меняют часть своего второго имени! Еще чего, надоеда?
— Белым тоже дают второе имя?
— Естественно. И причем такое, что рот откроешь! Африканцы всегда попадают в точку. Побудь здесь еще пару дней, и тебе тоже дадут какую-нибудь кличку. Тебя назовут Надоедой!
— А тебя они как прозвали?
— Хм... Ни за что не угадаешь. Когда я жил в Габоне, меня прозвали Шустрым. Они видели, что я всегда все делаю в спешке. Потом перебрался на Берег Слоновой Кости, тут говорят совсем на других языках, и я ожидал, что меня назовут как-нибудь иначе. И вот на тебе! И тут стали звать Шустрым...
Вскоре к нам присоединилась группа Шанны. Я присмотрелся к их тамтаму. В отличие от наших он не был обтянут шкурой, это был ствол с продольной щелью-ртом, способным издавать звуки двух тонов. Поэтому на нем играл один человек. Как рассказал мне работавший на нем «телеграфист», далеко не все в деревне умеют это делать, а только те, кто, обладая определенными способностями, с детства был отобран и обучен старейшинами. А вот понимают речь тамтамов все.
Тамтам, сказал мне еще парень, не принадлежит никому. Точнее, он принадлежит всей деревне. При этом есть
Пока продолжается наш разговор, ребята снова принимаются колотить в барабаны. Австриец смеется. Мне показалось, что тамтамы поначалу снова повторили знакомое «О"Ку ме! О"Ку ме!». Дальше я, естественно, ничего не понял.
— Кого-нибудь вызывают? — спрашиваю я.
— Вызывают, вызывают, — отвечает Австриец. — Чтобы передать любовное послание. Посмотрим, что получится...
Тамтамы не успокаиваются. И вдруг я вижу, как из-за деревьев появляются стройные, облаченные в цветные длинные одеяния девушки. Конечно, что говорят тамтамы, я не понимаю. Но, должно быть, нечто приятное — девушки смеются, обнажая белейшие зубы, и идут навстречу ребятам...
Альберто Онгаро, итальянский журналист
Перевел с итальянского И. Горелов
Скажите это: ...бисером ...листьями ...крыльями ...дымом.
…бисером
Зулусы давно и заслуженно слывут среди народов Южной Африки людьми гордыми, воинственными. Слава, согласитесь, завидная, но порой весьма обременительная. Ведь бывают в жизни моменты, когда приходится признаваться в своей слабости. Моменты, когда, как известно, у самых гордых и воинственных язык отнимается...
Но зулусы, по счастью, ко всем прочим своим достоинствам еще и изобретательны. Когда во рту немеет язык, они прибегают к другому, куда как красноречивому, — языку бисера. Раньше бисер изготовляли из подручных материалов: кости, семян и ароматичных пород деревьев, раковин, яичной скорлупы, камней, глины, слоновьего бивня, меди, наконец золота. Теперь чаще всего удовлетворяются дешевым фабричным бисером из стекла.
Бисер в зулусском хозяйстве применяется широко: из него делают все украшения — ожерелья, браслеты на руки и на ноги, подвески — в общем, все, что подскажет фантазия. В самих этих украшениях ничего, конечно, хитрого нет — где их не делают! Хитрость зулусской бижутерии заключается в. подборе геометрических рисунков и выборе цвета. Именно из этих элементов складывают зулусы свои любовные послания.
Изучение каждого языка начинается с азбуки; у языка бисера азбука своя, цветовая: белый цвет, как и в Европе, — цвет чистоты, а потому — и самой любви; розовый — робкий намек на бедность хозяина украшения (его используют редко — к чему расписываться в собственной бедности?); черный говорит, о снедающей душу грусти, некотором разочаровании в жизни и угрызениях совести в связи с затянувшимся холостячеством. В общем, с основными цветами все более или менее просто. Только ведь алфавит — еще не язык, и бисерная грамотность включает уменье пользоваться полутонами — меняя тональность одного и того же цвета, можно полностью изменить смысл фразы.