Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год
Шрифт:
Мы проложили курс «Арго» с таким расчетом, чтобы уложиться в один период навигации в Средиземном море. Это соответствует чистому времени, отведенному «Одиссеей» для плавания Улисса. При внимательном рассмотрении из знаменитых девятнадцати лет скитаний Улисса лишь несколько недель приходится на море, все остальное время он проводит на войне и в гостях у приятных особ женского пола. Мы доказали, что нескольких благоприятных для плавания недель — с июня по август или сентябрь — было достаточно для перехода от Трои до Итаки, даже если флотилию Улисса относило к берегам Северной Африки.
Сразу после избиения людей Улисса лестригонами «Одиссея» вдруг перебрасывает нас с логической трассы на остров Кирки,
Ответ: перед нами новый сюжет. От Трои до Месапо мы прослеживаем путь возвращающейся домой флотилии. Эта часть поэмы повествует о том, что приключилось с двенадцатью итакскими кораблями, когда кончилась война, и гибель флотилии — заключительный эпизод этой части повествования.
Что до приключений на острове Кирки и последующих эпизодов, с печальным финалом у острова быков Гелиоса, то они образуют отдельный цикл, повествующий об одном корабле, и место действия ограничивается Ионическими островами. Переход от одной сюжетной линии к другой бросается в глаза. Повествователь даже не пытается объяснить, каким курсом плыл единственный уцелевший корабль Улисса и какое расстояние прошел; от бухты Месапо герой сразу переносится к острову Кирки, вдруг оказываясь в совершенно незнакомом месте. «Нам неизвестно, где запад лежит, где является Эос; где светоносный под землю спускается Гелиос, где он на небо восходит...» Перед нами новое начало. Дальше нас ждет знакомство с ионическим циклом преданий.
Заглядывая своим «везучим» любопытствующим оком во все заливы и бухты между Ахероном и Итакой, «Арго» теперь сделал свое самое неожиданное открытие: исходный материал для вошедшего в «Одиссею» фольклора существует по сей день. Нас поразило, что многие фольклорные мотивы даже запечатлены на карте. Только надо уметь их прочесть. География подтвердила тождество сохранившихся народных названий с теми, что приводит Гомер.
Естественно спросить, каким же образом приключения Улисса, сперва на логическом каботажном маршруте из Трои на юг, затем в родном архипелаге героя, оказываются перенесенными на сотни миль в западную часть Средиземноморья, чаще всего — в Тирренское море между Сицилией и побережьем Италии? Ответ на это может дать обширная миграция греков в те времена, когда Гомер составлял свою композицию сказов об Улиссе. Греки продвигались на запад, учреждая колонии, и родной фольклор был их спутником. Обосновываясь в новых областях Великой Греции, они оснащали свои сказы деталями местной топографии, пренебрегая возникающими несоответствиями, поскольку в их представлении Улисс был непревзойденным путешественником и, следовательно, побывал здесь до них. Истина за восемь веков до начала миграции выглядела совсем иначе. Возвращаясь домой, маленькая флотилия микенских боевых галер должна была следовать возможно более коротким маршрутом, благоразумно держась поближе к берегу. Перенося действие «Одиссеи» в Сицилию и Италию, толкователи лишь превращали все плавание в головоломку.
Главного злоумышленника нетрудно опознать. По иронии судьбы речь идет о том самом блестящем географе, чье толкование похода Ясона за золотым руном привело мой «Арго» в Грузию за год до нашего плавания по следам Улисса. Страбон был самым проницательным географом своего времени. Он правильно угадал, что понятие «золотое руно» было связано с практикой улавливания крупинок золота овечьими шкурами в горных реках Кавказа. Тут он мог основываться на собственных наблюдениях. Уроженец Малой Азии, Страбон был лично знаком с регионом Черного моря. Позже он переселился в Рим, одно время жил в Александрии и столько путешествовал, что мог говорить о себе: «...я странствовал с востока на запад,
И все же он заслуживает снисхождения. Пусть Страбон ошибочно указывал на Монте-Цирцео, Мессинский пролив и различные пункты Великой Греции, однако в спорах с критиками он твердо стоял на том, что «Одиссея» основана на географических и исторических реалиях. Изо всех крупных трудов древних географов до нас дошла только «География» Страбона со всеми ее ошибками, и влияние этого труда было огромно. Не зная местности, он вовсе без злого умысла отравил колодец информации об «Одиссее». Уверен — побывай Страбон на северо-западе Греции и ознакомься сам с ее топографией, он пересмотрел бы свои выводы.
Мы в нашем плавании на «Арго» не расставались с образами гомеровских чудовищ — и были вознаграждены. Галера потому и привела нас к местообитаниям киклопов, лестригонов, Кирки и сирен, Скиллы и Харибды и всех прочих, что, как выяснилось, фольклорная география переплеталась с мореходной. Вот такой урок извлекали мы из нашей собственной одиссеи по мере того, как «Арго» освобождал повесть об Улиссе от наноса гипербол, туманных мест и противоречий. В конечном счете все оказалось очень просто. «Арго» вернул «Одиссею» домой, в Грецию.
Тим Северин
Перевел с английского Л. Жданов
Ваянг-Кулит — театр теней
В моей небольшой коллекции кукол есть одна, упрямо непохожая на остальных — лоб ее скошен, нос навис над подбородком, тонко прорисованы миндалевидные глаза, губы плотно сжаты. Это — ваянг, персонаж теневого театра. Я привезла его из Индонезии. Одета кукла в батиковую коричневую юбку-саронг, в ушах серьги. Судя по белому лицу, это благородный принц, а его высокая прическа, загнутая вперед как хвост скорпиона, говорит о постоянной готовности вступить в схватку со злом. Чуть приподнимешь бамбуковыми палочками гибкие руки, и он оживет, покоряя пластикой.
Ваянг — это и куклы, и театр, и представление, и еще — тени предков. Когда-то спектакли были не развлечением, а ритуалом общения с духами, у которых просили защиты. Различают ваянг-кулит — театр теней; ваянг-голек — театр деревянных кукол; ваянг-топенг — театр актеров в масках; ваянг-оранг—драматический театр. Хотя чаще всего ваянгом называют именно теневой театр.
Герои ваянга—боги и духи, принцы и принцессы, но это подлинно народный театр. Его персонажи носят яванскую одежду и поступают как яванцы. Паузы между актами занимают шуты и слуги. Они смешны, неуклюжи, часто попадают впросак. Но зрители любят их, понимая, что они лишь прикидываются глуповатыми, чтобы говорить правду. Эти простаки не прочь посмеяться над богачом, пижоном, неверной женой, а порой—обсудить и дела государственные. Но до недавнего времени большинство сюжетов были взяты из великих индийских поэм «Рамаяна» и «Махабхарата».
Куклы ваянг-кулит плоские, они вырезаны из буйволовой кожи и прикреплены к бамбуковому стержню. Головой куклы и торсом управляют, держа за стержень, а руками ее водят с помощью палочек-чемпуритов.
Ислам, запрещавший изображать все живое, сказался и на облике кукол. Они лишь приблизительно напоминают людей, каждый их жест — символ. Сжатые губы — острота ума, оскаленный в улыбке рот — глупость или хитрость, глаза навыкате — коварство. Особое значение придается цвету: белое лицо может принадлежать только благородному герою, черное — отважному воину, зеленое — трусу и завистнику, красное — злодею.