Журнал «Вокруг Света» №11 за 1993 год
Шрифт:
«Я лежал на своем суоге — австралийской походной постели, состоящей из тонкого тюфяка, обернутого холстиной, и смотрел вдаль,— вспоминает Харви Арден.— От биллабонга доносилось заунывное пение бесконечно одинокой птицы, где-то выла бесконечно одинокая динго, и меня тоже охватило уныние. Я смотрел в звездное небо: светила, казалось, манили меня, звали в свой сверкающий хоровод. Все, кто стоял лагерем под австралийским небосводом, отмечали чарующую красоту здешних звезд. Поэтому мне было радостно видеть Южный Крест, ведь он всегда указывает на север и, стало быть, дает какую-то привязку к местности в этих бескрайних просторах. Не будь его, я бы и вовсе чувствовал себя потерянным. Когда падающая звезда, подобно лучу лазера, рассекает небо, до тебя вдруг доходит, откуда взялись легенды аборигенов, поселившихся здесь за 50 тысяч лет до
Исследователи северо-западной Австралии в середине прошлого века, разумеется, и не подозревали о существовании троп, которые аборигены называли «дорогами предков». Экспедиции начинались в Перте, он был основан в 1829 году, и шли на север вдоль Индийского океана к берегам Тиморского моря. Даже сегодня некоторые участки здешней береговой линии принадлежат к числу красивейших побережий на свете и выглядят нетронутыми, лишь кое-где попадаются разрозненные поселения и городки вроде порта Дампир, где корабли принимают на борт руду и минералы, или Порт-Хендленда в Пил-баре. А дальше к северу лежит Брум — центр торговли жемчугом и мекка современных отпускников.
Первые исследователи пробирались в глубь суши по труднопроходимой местности, какой не найти, пожалуй, больше нигде в мире. Неудивительно, что кочевники-аборигены подняли на копья не один десяток белых. Но первопроходцев было уже не остановить, потому что они пришли сюда жить, а не только изучать.
Один из них, Джеймс Мартин, в 1863 году произвел разведку побережья Кимберли. Увы, этот горе-первопроходец объявил здешние места удобными для лесоводства, богатыми влагой и травостоями. Хлынувшие сюда поселенцы быстро обнаружили, что тропический климат и растительность не подходят овцам. Три первых поселения пришлось покинуть, хотя впоследствии и обнаружилось, что некоторые районы Кимберли хороши не только для овцеводства, но и для выпаса крупного рогатого скота, равно как и для земледелия.
В 70 —80-е годы прошлого века вдоль побережий Пилбары и Кимберли стали появляться маленькие городки. Тут запасались всем необходимым пастухи, гнавшие гурты и стада на сотни миль в глубь суши. Это позволяло им безвозмездно получать земельные наделы от правительства, заинтересованного в освоении здешней terra incognita.
В шестидесятых годах нашего столетия началось строительство большой оросительной системы, и, несмотря на колоссальные трудности, северо-восток Кимберли превратился в истинный рай. Рукотворное озеро Аргайл, куда в сезон дождей изливаются воды реки Орд, занимает площадь в девять раз большую, чем гавань Сиднея, но это водохранилище затопляет сотни квадратных миль земли, на которой прежде размещались скотоводческие фермы...
«Этот бык с диким взглядом, по-видимому, невзлюбил меня,— вспоминает Харви Арден.— Казалось, его дрожащие ноздри вот-вот извергнут дым. Бык в ярости тряс изогнутыми рогами в фут длиной. Я предусмотрительно схватился за кронштейн в салоне маленького вездехода «судзуки», а тонна кимберлийской говядины дергалась под бампером, норовя скинуть машину, а вместе с ней и меня, со своей ходившей ходуном спины».
Почему же машина оказалась на спине быка, а Харви Арден — в этой машине? Он приехал на скотоводческую ферму Дрисдейл, чтобы принять участие в ловле быков. В Кимберли скот пасется сам по себе, питаясь скудной растительностью, и говядина тут получается жесткая, но вкусная. Большую часть ее продают за границу, мясо идет на гамбургеры. Раз в год фермеры устраивают смотр своему скоту, а для этого надо отловить как можно больше голов. Причем, сколько их, точно не знают даже владельцы скота.
Джон Койерс раньше жил в Порт-Хендленде и зарабатывал большие деньги, возводя заборы и ограды. Все бы хорошо, только скука смертная. И вот он с женой, поднакопив деньжат, приобрел скотоводческую ферму. В Австралии принято покупать скот и инвентарь одновременно, а землю и постройки правительство сдает вам внаем.
— Жизнь требует делать все своими руками, — рассказывает Джон,— водопровод, орошение, электричество. Это непросто, но мы любим работать. В этом году продали голов шестьсот, наверное. У нас 680 тысяч акров земли, мы можем держать десять тысяч голов. Но как пригнать их на ферму? В былые времена нам помогали лошади, а нынче приходится
— Готов! — орет Джон.— Иди взгляни.
Отдуваясь и тряся пыльной шевелюрой, Харви Арден выбирается из машины и заглядывает в горящие от ярости глаза быка, который лежит под бампером. Джон подступает к нему с веревкой, намереваясь стреножить, но в страхе шарахается прочь, чтобы избежать неожиданного удара рогом, хотя и знает, что быку из-под машины не выбраться. И вдруг...
— Берегись! — кричит Джон. Бык все-таки вырвался на свободу. Он стоит перед людьми, и глаза его мечут молнии. Джон проворно ныряет за термитник.
«Пригнув голову, бык вонзает рога в борт маленького «судзуки»,— рассказывает Харви Арден.— Атака следует за атакой, рога скрежещут по металлу, джип раскачивается. Джон уже успел разозлиться. В гневе он сжимает руками стебли тростника и кричит:
— Эй, ты, зверюга чертова, прекрати калечить машину! — Голос его звучит уверенно и настойчиво — бык стоит и растерянно моргает — Иди сюда, ты! — Джон приближается к оторопевшему животному и презрительно швыряет пучок тростника ему в морду. У быка вмиг отпала всякая охота драться, и он вперевалку трусит прочь, бросив на меня напоследок злобный взгляд.
— Ладно, потом его заберем,— говорит Джон.
Мы едем обратно на ферму и всю дорогу снимаем с одежды ошметки тростника, желтые цветы акации и, конечно, муравьев. Лицо Джона сияет.
— Люблю такую жизнь! — радостно восклицает он. — Люблю, черт возьми!
Тут начинается вода,— говорит Майк Осборн, сбрасывая сандалии.— Снимай башмаки, иначе намокнут.
Двое путешественников спускаются по каменистому ущелью к Танл-Крик, где в последнее десятилетие прошлого века легендарный герой аборигенов, по прозвищу Голубь, объявленный вне закона, скрывался от преследователей и совершал набеги на жилища поселенцев, отобравших у его народа Страну грез.
— Тут ему было где спрятаться,— замечает Майк.— Поди отыщи.
«Бледные лучи наших фонариков обшаривают подземную пещеру, пол ее усеян известковыми валунами, остатками тропического рифа, насчитывающего 360 миллионов лет и не уступавшего размерами известному Большому Барьерному рифу у восточного побережья Австралии. Тектонические процессы вознесли его на сотни футов над уровнем моря. Громадный известковый массив, находящийся ныне далеко в глубине суши, образовал мощные горные хребты Нейпир и Оскар, которые будто стеной отгораживают Кимберли с юга. Тысячелетиями дожди и водные потоки прорезали тут удивительные, красивые ущелья, такие, как, к примеру, Гейки и Уиндьяна, или Танл-Крик, вымывший в толще известняка пещеру длиной 2500 футов, по которой я сейчас и иду, босой, по колено в воде,— вспоминает Харви Арден.— Нога наступает на острый камень, и ее пронзает острая боль. Камню 360 миллионов лет, однако это как-то не утешает. Я уже решаю вернуться за башмаками, но потом передумываю: страшновато бродить одному в темноте. Мы подходим к месту, где свод пещеры обвалился и в мрачное подземелье просачивается дневной свет. По местной легенде, могучий Радужный змей воспользовался именно этим лазом, чтобы удалиться в недра Земли после того, как помог остальным небесным героям сотворить этот мир. Совсем рядом на стене — тысячелетние рисунки аборигенов: белые следы подошв, выписанные рыжей охрой крокодилы. Почему тут нарисованы следы — понятно: видимо, древний художник, как и я, крепко приложился ступней к острому камню. Я не стал спрашивать Майка, водятся ли тут крокодилы. В Кимберли на все один ответ: «Может, и водятся, приятель».