Журнал «Вокруг Света» №12 за 1970 год
Шрифт:
Итак, между 1891 и 1896 годами Антокольский создал серебряное настольное украшение с фигурой Петра I. Известно, что в 1896 году отмечался двухсотлетний юбилей русского флота, созданного Петром I. И есть все основания утверждать, что серебряная каравелла с Петром I на капитанском мостике — неизвестная ранее работа выдающегося русского скульптора М. Антокольского — и посвящалась этому событию.
Серебряные сады Григория Новгородца
Луч света тонко очерчивает на серебряных стенах
На сосуде нигде нет подписи мастера, прошло уже около трехсот лет с тех пор, как вырос этот серебряный лес, и все же удалось узнать имя человека, взрастившего его.
Далеко за пределами Руси славились в XVI—XVII веках новгородские серебряных дел мастера — серебряники, создавшие свою школу резьбы и чеканки по серебру и золоту. Украшенные ими стаканы и чаши, кубки и ковши поражали современников узорами, в которых символика христианства переплеталась с отзвуками полузабытых языческих представлений предков, ибо традиции серебряного дела в Новгороде были не моложе самого города: многочисленные инструменты серебряников, ювелирные изделия и заготовки были обнаружены археологами даже в слоях X века. О размахе же ювелирного дела в Новгороде свидетельствуют бесстрастные записи в писцовых и лавочных книгах: в конце XVI века, например, здесь работало 93 серебряника, не считая крестечников, сережечников, колечников...
Сейчас изделия новгородских мастеров разбросаны по многим музеям страны, зачастую они безымянны — летописи почти не сохранили имен ювелиров, резчиков, чеканщиков. И только изредка среди записей — сколько какого серебра отпущено тем или иным монастырским владыкой на изготовление сосуда — мелькнет имя мастера.
В нашем музее, Государственной Оружейной палате, Русском музее Ленинграда хранятся шесть серебряных сосудов: четыре больших стакана, ковш и кружка, покрытые затейливым, изощренной фантазии узором. Исследование узоров позволило сделать вывод, что все они сделаны рукой одного и того же мастера-новгородца. Но кто этот мастер, было неизвестно.
Ключом к разгадке явились как бы продолжающие орнамент две надписи, сделанные на стаканах. На стакане, хранящемся в Оружейной палате, выгравировано: «Стокань великого гсдна преосвященного Питирима митрополита великого Новгорода и Великих Лук зделанъ ис казенного серебра». Надпись на другом стакане гласит, что он принадлежит «святейшему Питириму патриарху Московскому и Всея Руси» и изготовлен 1 сентября 1672 года.
Известно, что Питирим был новгородским митрополитом с 1644 по 1672 год, а затем был избран патриархом всероссийским и переехал в Москву. Значит, работа новгородского серебряника, украсившего первый стакан, так понравилась Питириму, что, даже став одним из могущественнейших людей Руси, уже будучи в Москве, где были свои придворные ювелиры, он не забыл мастера с волховского подворья. И тогда появилась надежда, что имя столь знаменитого мастера может где-нибудь проскользнуть в писцовых книгах.
После длительных поисков в архивах удалось найти запись о том, что к 1 января 1672 и 1 января 1673 года по заказу патриарха московского изготовлено два стакана «по образцу против прежнего», который «новгородец Григорий серебряник... прислал
Может быть, это упоминание относится к каким-то другим стаканам? Но дотошные писцы, кроме имени мастера, указали: «а в деле в тех двух стаканах вес 4 фунта 62 золотника». Вес исследуемых стаканов совпадал с древней записью.
Итак, мы узнали не только имя мастера, но и смогли проследить, как от года к году, не изменяя выработанному стилю, мастер Григорий усложнял свои узоры, вводил в свои сюжеты новые образы, свидетельствующие о его обширных познаниях как «книжной мудрости» и европейской графики, так и народного искусства русского севера.
А дальнейшие архивные поиски позволили установить, что молва об искусстве новгородского мастера разнеслась далеко за пределами Новгорода. И не только митрополит Питирим, покинув Новгород, увез с собой память об этом серебрянике, но и в Пскове, где были свои знаменитые резчики и чеканщики, заказывали ему драгоценные сосуды и церковную утварь. Сохранились записи, датированные 1674 годом, о том, что из Псково-Печерского монастыря «в Великий Новгород серебрянику Григорию Иванову делать ковши новые в монастырь». По аналогичным записям, сохранившимся в архивах, можно судить, что подобные заказы Григорию посылались неоднократно.
Но казалось странным, что Григорий, работавший по заказу московского патриарха, не покидал Новгорода. Почему Питирим, переехав в Москву, не вызвал туда и полюбившегося ему мастера? Ведь так обычно поступали со всеми ювелирами, изделия которых нравились царю или патриарху, нередко насильно, против воли отрывали их от родного насиженного места, присылали за ними подводы и переселяли в столицу, где они работали в художественных мастерских Московского Кремля...
И этому нашлось объяснение в архивах. В переписных книгах Новгородского «на Софийской на Торговой стороне посада» от 1677—1678 годов указан двор на «Славкове улице», в котором живет посадский человек Григорий Иванов, серебряник, с семьей, и сделана лаконичная, но о многом говорящая приписка: «Он — Григорей безногий».
Пока это все, что мы можем сказать о Григории Иванове. Известны точно только шесть его работ. Мы не знаем, ни когда он родился, ни когда умер. Но в истории русского искусства появилось имя еще одного мастера.
Сочинение в цветах и листьях
Стоял теплый летний день, один из тех, что так приятно припомнить зимой. Кроме того, был праздник — «День цветов», первое воскресенье августа. Поэтому не удивительно было оказаться в этот день на центральной площади праздника, в Главном ботаническом саду.
Сначала я шел мимо открытых газонов, на которых цветы — такие обыкновенные и знакомые, а рядом таблички объясняют по-латыни, что цветы эти не так уж обыкновенны и будто бы даже незнакомы. Потом дорожки сада привели меня в выставочный павильон. Здесь букеты, освещенные солнцем, пристроены в корзинках, на березовых поленьях, на фоне зеленого кафеля стены, в овальном проеме окна, некоторые даже подвешены на нитях.
Но самое интересное было, когда, спустившись по ступенькам, попал я в подсобную комнатку. Пахло ароматами всех цветов земли, и будто бы все цветы земли, в горшках, ведрах, кувшинах и банках заполнили здесь и подоконник, и столы, и подставки. На одной из свободных табуреток лицом к окну сидела женщина. Она составляла букеты.