Журнал "Вокруг Света" №6 за 1998 год
Шрифт:
Полярное Зауралье, Салехард, Лабытнаги… Во рту от этих слов вкус снега и ветра. И хочется по-детски спросить: куда деваются в долгую полярную зиму-ночь птицы и звери, а заодно олени и их хозяева-ненцы?
Полярная крачка улетает зимовать к Южному полюсу. Ненцы и их олени остаются. Это их земля, их дом. Они научились жить в краю вечной мерзлоты, где даже летом не жарко в торбасах из оленьего меха. Но чтобы жить так, как жили здесь испокон веков,
А между тем у путешествующего готов новый вопрос: а чья действительно эта земля? Уж не других ли кочевников — газо- и нефтедобытчиков? Они коротают жизнь в поселках-помойках, и их промыслы смердят. Глаз ищет колючую проволоку и пулеметные вышки. Но никто не бежит и никто не стреляет. Сообща, безмолвно они убивают тундру.
Когда же бараки рассеиваются под вертолетным винтом, гринписовские тревоги уступают место благоговейному трепету перед невозмутимостью и величием тундры. Серый горизонт размыт, низкие облака стелются по зарослям кустарников, путаются в ветвях редких лиственниц, ласкают озера, островки, болота, безымянные речки... И возникает глупая уверенность: птицы и рыбы, олени и медведи, ненцы и их чумы будут всегда. Мы не успели все извести, а наши дети окажутся умнее и рачительнее нас.
Рубрику ведет Лидия Пешкова
Рассказ: Корнелиус
Ему показалось, что он видел Кэти, ждущую его терпеливо посреди длинных вечерних теней, пока он медленно, прихрамывая шел по дороге.
Его верная Кэти! И под холодным ноябрьским ветром, треплющим ее кудрявые волосы, она всегда будет ждать, глядя тревожно и с надеждой вдаль. Он попытался крикнуть, но ветер отнес его слова в сторону. Кэти зябко поежилась, повернулась и вошла в дом.
Наверное, она не узнала меня, подумал он. Небритый, оборванный, грязный.
На Кэти было новое платье, синее, как всегда. Интересно, что Кэти при любой моде умела быть потрясающе привлекательной. Она чувствовала стиль, но сама всегда оставалась той же.
Но я не тот! Возбуждение боя, удар, боль, смятение — все это ушло. Даже после того, как он упал. Корнелиус продолжал следить за ходом битвы, но постепенно реальность отступила, и его окружили бесплотные тени. Когда бой закончился — спустя несколько часов или дней, он не знал точно, — он встал и побрел прочь, на виду у англичан. Пересек равнину, направляясь на север, домой. Он шел к своей Кэти.
«Лучше, — решил он, — держаться подальше
Было очень трудно отличить друзей от врагов даже днем, и совсем невозможно — ночью. Часто ему мерещилась знакомая речь с характерным родным акцентом, но он не осмеливался выйти вперед, потому что в те времена и семьи были разделены на лоялистов и сторонников независимости.
Корнелиус боролся с усталостью. В полуобморочном состоянии он шагал дальше, не давая себе слишком много отдыхать, и упорно двигался вперед, к своей Кэти, стараясь не попасть в руки врагов. Сначала он пытался найти свой полк, но, похоже, в живых никого не осталось. Да и глядя на себя, он скоро понял, что его солдатская служба кончилась.
Им двигало страстное, чуть ли не паническое желание — скорее увидеть Кэти.
— Слушай меня, Кэти, — настаивал он. — Если я не вернусь, тебе не обязательно...
— Ты не должен говорить так. Ты вернешься.
— Но если нет, Кэти...
— Перестань, — сказала она твердо.
— Но деньги, Кэти! Если англичане...
— Если придут англичане, то я ничего не знаю, и деньги им не достанутся.
Кэти была спокойна, как всегда. Рассудительна. И печальна. Корнелиус поцеловал ее и ушел, унося секрет с собой. Он не говорил об этом и в своих письмах, потому что Кэти могла дать прочитать их Хендриксу, а Корнелиус хорошо знал этого старого сплетника и лоялиста.
Но теперь надо было спешить, потому что Бруклин эвакуировали, и англичане выиграли сражение у Белых равнин. Корнелиус боялся, что если они продвинутся еще немного севернее, то захватят и его ферму.
Правда, он не видел и не слышал пока никаких признаков наступления на север. Он пошел прямо по дороге. На нем не было военной формы, да и вообще он ее никогда не имел. Но при нем по-прежнему оставалось ружье. Без патронов. Оно все равно пригодилось — как опора во время ходьбы.
Теплая куртка, которую сшила Кэти, давно порвалась.
— Зачем мне куртка, Кэти?
— Пригодится. Возьми, пожалуйста.
Кэти рукодельница. Она может и шить, и вязать, и красить сукно. Кэти огорчится, увидев, во что превратилась эта красивая синяя куртка, и еще больше огорчится, когда увидит его раны, которые снова открылись и причиняли ему боль.
Вдоль дороги лежали его друзья, застывшие, ужасные — погибшие в бою. Две церкви стояли по краям деревни, как две незажженные свечи. В лунном свете Корнелиус узнавал чью-то одежду и чье-то лицо.
Ослабевший, почти в бреду Корнелиус чуть не упал от боли. Но страх, что он таким образом превратится в часть этой стены из мертвецов, заставил его найти в себе силы и двигаться дальше. Кончится когда-нибудь это кладбище?
Свежий воздух и широкая дорога немного привели его в чувство. На следующий день было уже гораздо легче идти, особенно с мыслями о том, что он все ближе и ближе к Кэти.
Он думал, как покажет ей тайник, объяснит, как избежать смертельной опасности, к кому обратиться за помощью — все это позволило ему преодолеть последние сотни футов.