Журналисты не отдыхают
Шрифт:
Прибыв в Гуляй-Поле, я обнаружил, что никакой анархии в столице Махно нет и в помине. Порядка тут было больше, чем во многих местах, где рулили большевики. По большому счету, всем заправлял батька лично. Даже Реввоенсовет был, в основном, для красоты. И власти у Махно было куда больше, чем у любого красного командира или уездного коммуниста. Потому что над ним не было партии. Чекисты ему тоже не мешали. Махновская контрразведка подчинялась только ему. Кстати, структура под руководством Льва Голика* мало чем отличалась от чекистов.
(* Вопреки распространенному мнению, махновской контрразведкой руководил Лев Голик, а не Лева
Да и внешне махновцы стали иными. Исчезли длинные волосы и разные причудливые наряды. Бойцы были коротко стрижены и одеты в гимнастерки. Война в ХХ веке не терпит показухи.
Во время своего визита я столкнулся с жестким противодействием. Самым активным моим противником оказался председатель Реввоенсовета Всеволод Волин. Он принадлежал к редкому типу идейных анархистов. Да-да. Несмотря на то, что сторонников этой идеи в России было полно, идейных среди них имелось немного. Для большинства анархизм был просто формой радикализма. Эти ребята мало задумывались над тем, за что они вообще воюют. А махновский анархизм - так это вообще была вековечная крестьянская мечта - в армию рекрутов не давать, налогов не платить, городских начальников к черту посылать.
А вот Волин имел взлелеянные взгляды. К тому же он являлся типичным интеллигентом - для него идейная девственность была важнее здравого смысла. Так что дружба Махно с большевиками его сильно раздражала. Он постоянно парил мозги батьки насчет всемирной анархистской революции. Я вызвал у него приступ бешенства вопросом - а как при всеобщей анархии будет работать железная дорога? Будучи нормальным гуманитарием, Всеволод Михайлович об этом не задумываться не желал.
Вторым персонажем была Мария Никифорова, весьма известная особа на Левобережной Украине. Она прославилась ещё в 1918 году, когда во главе отряда анархистов наводила революционный порядок. Как-то в Елизаветграде она поссорилась с местным Советом, в котором заседали меньшевики и правые эсеры. Недолго думая, она подогнала к зданию Совета броневик и открыла до дому беглый огонь. Большевики собрались её даже судить, но тут нарисовался большевик Полупанов, который, как и я, рассекал на бронепоезде. Он заявил, что Машу он хорошо знает и за неё ручается. А если кому что не нравится - так он может и пострелять*.
(* Реальная история)
Потом Никифорова ещё несколько раз устраивала какие-то авантюры во время которых усердно искореняла буржуазию и всех к ней приравненных. Уже на Дону большевики собрались её расстрелять. Спасло Машу только поручительство Махно. В Новочеркасске она прославилась тем, что реквизировала из магазинов огромное количество дорогого женского белья.
Я в своем времени читал пять биографий Никифоровой, которые никак не сочетались друг с другом. По одной из них, она бывала в Америке и Париже - и даже училась искусству скульптуры у самого Родена.
Мария, если не приглядываться, выглядела как худощавый парень. На меня она сразу наехала.
– - Вот, американец, был ты хорошим человеком, боевиком. А стал комиссаром.
– - А чем так плохи комиссары?
В ответ я услышал длинную и очень эмоциональную речь, из которой я понял - большевики такие же сволочи, как и остальные. Потому что они, гады такие, мешают ей самовыражаться - творить беспредел. Она ненавидела любую власть и любой порядок. В общем, Маша явно была законченной психопаткой. В моём времени такие
Махно был в грустном положении. С одной стороны на него наезжали отморозки во главе с Никифоровой. Которые хотели только стрелять и грабить. С другой - авторитетные командиры вроде Семена Каретникова. Им хотелось именно той самой "мужицкой воли" -- чтобы жить по своим понятиям и ни от кого не зависеть. И те, и другие говорили, что "батька стал не тот".
Потому-то мы и встречались один на один. Выход-то ему я Махно предлагал такой. Пока что приводить свою Повстанческую армию в порядок. А потом, когда начнется война, снова идти сражаться. Как я подозревал, долго ему без дела скучать не придется.
Окончание Великой войны породило совершенно иную ситуацию. Дело в том, что в России имелось множество тех, кому большевики не нравились и кто хотел бы свалить за бугор. Но раньше было особо некуда. Точнее, Германия не препятствовала въезду эмигрантов. Но там прибывшим заявляли: терпеть иностранцев на своей территории они не намерены. А потому - либо иди в концлагерь, либо добровольцем в армию. В Швецию пути практически не было - финны не пропускали эмигрантов, опасаясь, что те едут к Маннергейму. Через Мурманск добираться было тяжело - суда туда приходили редко, для того, чтобы на них попасть, требовались определенные знакомства и, конечно, деньги.
И вот теперь открылись все пути. Советская власть не препятствовала. Точнее, имелись желающие закрыть границу - но товарищ Дзержинский привел сведения по раскрытым антисоветским заговорам. Их было много. Так что решили - пусть уезжают. Так что я анализировал сведения по сложившимся эмигрантским центрам.
В Лондон перебралась из Америки Александра Федоровна, вокруг которой сгруппировались разные болтуны и проходимцы. В частности, знаменитое черносотенное трепло Николай Марков, тот который за номером два*. Ну, и такие же деятели. В основном, это были сановники Российской империи, многие из которых уехали ещё до большевистского переворота.
(* Н.Е.Марков. Один из лидеров "Союза русского народа". "Вторым" его называют потому, что в Государственной Думе было два человека с такой фамилией. Известен своими крутыми речами и сотрудничеством с нацистами. Более ничем не прославился.)
Сама экс-императрица постоянно выступала с заявлениями в прессе, призывала к крестовому походу против большевиков. Сетовала на черную неблагодарность русского народа. Дескать, что с такими церемониться? Если нужно залить страну кровью - то давайте зальем. Ей явно совсем снесло крышу. Она стала кем-то вроде Новодворской моего времени. Разумеется, мы все её пассажи с удовольствием перепечатывали в советской прессе. Прочтя одну её тему, Миша сказал:
– - Слушай, а может, мы гонорары ей станем платить?
Интересно, что, несмотря на родственные связи, англичане не спешили признавать Александру Федоровну законной государыней.
Другая монархическая тусовка скапливалась в Берлине. Эти ориентировались на великого князя Николая Николаевича. Впрочем, царский дядя держался осторожно. Он заявил, что "не предрешает будущего образа правления России". Из известных личностей тут крутился Пуришкевич.
Демократы в лице "Русского политического совещания" окопались в Париже. Это были, так сказать, "февралисты". Учредительное собрание и всякая такая ерунда.