Жут
Шрифт:
Выбравшись наружу и стоя перед дубом, мы снова перевели дух. Все же не очень приятно совершать подобное путешествие в неведомую бездну. Там могло произойти все что угодно! А если бы кто-то случайно был внизу и встретил нас пулей! Мне стало не по себе, когда я подумал об этом.
Наконец, мы выскребли жир из горшка. На обратном пути мы не нашли мяту, но для отвода глаз я сорвал несколько других травинок, которые мог дать потом вороному. Халеф развлекся и стал собирать длинных черных улиток. Под кустами их было так много, что вскоре он наполнил горшок.
Конечно, мы вышли на поляну с другой стороны. Я дал коню травы; Халеф помазал одной из улиток его ноздри, а
– Что ты с ними сделал?
– Я вытряс их в карман висевшего там кафтана.
– Это, конечно, великий подвиг, которым ты можешь гордиться. Знаменитый хаджи Халеф Омар начинает вести себя как мальчишка!
Он ухмыльнулся. Я вовсе не собирался оскорбить его своим замечанием.
Когда мы подошли к Оско и Омару, оба поведали нам, что не произошло ничего, что бы их смутило. Зато углежог не мог уже сдерживать своего нетерпения и произнес:
– Ну, вот ты снова тут. Теперь ты позволишь нам подняться со скамьи?
– Пока нет. Вы подниметесь отсюда не раньше, чем мы сядем на лошадей.
– И когда вы уедете отсюда?
– Немедленно. На твой дружеский прием мы ответим столь же дружеским увещеванием: засыпь свою Пещеру Сокровищ и не пытайся никого заманивать туда. Иначе сам легко можешь разделить участь, что уготавливаешь другим.
– Не знаю, о чем ты говоришь.
– Подумай об этом! Я уверен, что скоро ты это поймешь. Когда я вернусь, станет ясно, внял ты моему призыву или же нет.
– Ты вернешься? Когда?
– Когда будет нужно, не раньше и не позже.
– Господин, у тебя такое лицо, словно я самый плохой человек на свете.
– Так оно и есть, хотя имеются и другие, которые почти так же погрязли во зле, как и ты.
– Что же плохого я совершил? Что ты можешь вменить мне в вину?
– Прежде всего, ты – лжец. Ты утверждал, что не знаешь аладжи. А они не раз останавливались у тебя, здесь их искали даже солдаты.
– Это неправда. Я никогда не слышал их имени, а уж видел их еще реже.
– Тогда почему ты укрываешь их лошадей?
– Их… лошадей? – запнувшись, спросил он.
– Да. Я видел их.
– Что? Как? Эти люди здесь, и я об этом ничего не знаю?
– Успокойся! Не думай, что перед тобой мальчишки. Пусть вы считаете себя умнее нас, эту игру вы проигрываете и проиграете. Ты же не будешь отрицать, что твой зять, торговец углем, побывал сегодня у тебя?
– Побывал? Я его не видел.
– Но он утверждает, что был у тебя и потом направился в Чертово ущелье, где решили напасть на нас.
– Господин, ты говоришь ужасные слова. Разве вы находились в опасности?
– Не мы, а твои дружки. Для нас никакой опасности не было. Вы не те люди, которых нам стоит бояться. Твои же дружки угодили в очень скверную переделку – они убиты.
Он испуганно вскочил с места.
– Убиты? – пролепетал он. – Что же случилось?
– Именно то, что они затевали: внезапное нападение, с той только разницей, что напали на них.
– На них?.. Кто?
– Мы, естественно. Мой хаджи Халеф Омар и я, мы одни, напали на них – шестерых хорошо вооруженных мужчин. Двое из них мертвы – они разбились, слетев со скалы. Остальных я связал, в том числе нашего коварного проводника. Я говорю вам это, чтобы убедить вас: мы не боимся этих глупцов. Ступайте и развяжите их, пусть они и дальше гоняются за нами. Только скажите им, что в следующий раз мы уже не пощадим их жизнь. Смерть будет витать и над вами, если вы не прислушаетесь к нашим словам. Вот что я хотел вам сказать. А теперь убирайтесь; вы свободны.
Мы взяли наше оружие и вскочили на коней. Алим и Шарка сперва никак не распорядились своей свободой. Они стояли, оцепенев от ужаса. Когда мы удалились на порядочное расстояние, я обернулся и увидел, что они все так же понуро стоят.
На юг и запад от поляны, где жил углежог, вели следы, оставленные телегой. Мы направились на запад. Скалы отступили в сторону; мы достигли другой, более просторной долины. Колея была так отчетлива, что мы легко могли следовать вдоль нее.
Земля поросла сочной травой; здесь расстилалась небольшая прерия, на которой не росло ни деревца, ни куста. Вдали высилась горная цепь; возле нее дорога расходилась в две разные стороны.
До сих пор мы ехали молча. Лишь теперь я рассказал спутникам все, что узнал. Я не назвал лишь имени лорда. Мои друзья были в высшей степени изумлены услышанным. Халеф выпрямился в седле и воскликнул:
– О Аллах! Теперь мы знаем, что нам нужно. Сейчас нам ясно, как зовут Жута и где он живет; мы освободим купца Галингре. Пусть этот Хамд эль-Амасат, предавший его Жуту, получит плату за все свои злодеяния. Он убил моего друга – Садека из племени мерасиг. Тот был самым знаменитым проводником в Шотт-эль-Джериде [20] и пал от пули этого убийцы, которого настигнет в отместку моя пуля!
20
Шотт-эль-Джерид – бессточная впадина в центральной части Туниса. Длина около 120 км; ширина 60 км. Зимой, в период дождей, превращается в мелкое соленое озеро; летом пересыхает.
– Твоя? – спросил Омар, пришпорив лошадь так, что она взвилась на дыбы. – Ты забыл, что я сын Садека? Разве я не пересек половину Сахары, преследуя этого убийцу? Он ускользнул от меня. Но раз уж я знаю, где он, мне одному и надо с ним говорить. Или ты не слышал, какую клятву принес я на соли Шотт-эль-Джерида, когда узнал от тебя и сиди, что Хамд эль-Амасат, которого звали тогда Абу эн-Наср, убил моего отца? Я все еще помню каждое слово этой клятвы. Она гласила: «Аллах, Бог всемогущий и справедливый, внемли мне! Мухаммед, Пророк благословенных, внемли мне! Вы, халифы и мученики веры, внемлите мне! Я, Омар бен Садек, не улыбнусь, не подстригу бороды и не войду в мечеть, прежде чем джехенна не примет убийцу моего отца. Я клянусь в этом!» Так я сказал тогда, и вы подтвердите, что я сдержал свою клятву. Разве вы слышали, чтобы я рассмеялся? Разве я приходил в мечеть на молитву? Разве ножницы касались моей бороды, что почти склонилась мне на грудь? А теперь, когда я, наконец, встречусь с убийцей отца, мне надобно выдать его на суд остальных? Нет, хаджи Халеф Омар, ты не можешь этого требовать от меня! Тот, кто нападет на него, станет моим злейшим врагом, пусть даже прежде он был лучшим моим другом, пусть даже это будет сам эфенди!
В этот момент Омар был подлинным сыном пустыни. Его глаза сверкали, зубы скрежетали. Нечего было думать о примирении и пощаде. Его непреклонный тон произвел на нас такое впечатление, что мы на какое-то время застыли в молчании. Как водится, Халеф был первым, кто молвил слово:
– Ты все нам сказал, эфенди, но я одного не пойму. Куда мы едем?
– В Ругову, к Жуту.
– Это хорошо, но я считал тебя более человечным!
– Разве я не такой?
– Нет. Ты знаешь, что в пещеру привезут этого несчастного, да еще и приехавшего из западной страны, как и ты, а теперь ты виду не подаешь, что можешь и хочешь его спасти.