Жут
Шрифт:
– Кара, обещанная им, – по сравнению с их преступлениями – совсем не похожа на кару. Завтра или послезавтра они вновь будут на свободе и потом все быстро забудут. Не лучше ли было бы немного умножить их страх, чтобы они дольше помнили об этом?
– Я ничего не имею против. Как же ты хочешь взять их в оборот?
– Мы убедим их, что они умрут той же смертью, на которую обрекали своих жертв.
– То есть задохнутся?
– Да, мы разожжем огонь.
– Возле пещеры?
– Естественно! И откроем лаз, чтобы дым потянулся туда.
– Тогда
– О нет! Костер будет небольшим, и разожжем мы его в стороне, поэтому большая часть дыма развеется. Их поленница была сложена так, чтобы дым тянуло внутрь; у нашего же костра все будет по-иному. Пусть лишь они видят, что мы открываем лаз; пусть лишь чуют запах дыма – ужас их будет неописуемым. Не так ли, сиди?
– Я думаю так.
– Так скажи, можно ли мне?
– Хорошо, делай это. Их душам полезно потрепетать; быть может, этот день станет поворотным в их жизни.
Хаджи отодвинул камень, заслонявший вход в пещеру, сложил рядом небольшую стопку дров и поджег их. Затем он опустился на колени и с таким рвением принялся загонять дым внутрь пещеры, что слезы выступили у него из глаз.
– Оставь это занятие, Халеф! – улыбнулся я. – Ты сам ведь задохнешься.
– О нет! Это доставляет мне радость. Теперь плуты перепугались, словно их бросили на раскаленный противень, на котором шайтан поджаривает своих любимцев.
Пока он с таким рвением занимался костром, все остальные отправились в дом. Там мы нашли кучу сосновой лучины и несколько сальных свечей. Этого хватило, чтобы осветить комнату.
Потом мы обследовали постель. Отбросив ее в сторону, мы наткнулись на старую дощатую дверь. Когда ее убрали, открылась довольно глубокая, четырехугольная яма; мы извлекли ее содержимое. Здесь имелось несколько увесистых слитков свинца, несколько жестяных коробок, начиненных пистонами, куча кремней и бочонок пороха. В последнем было просверлено отверстие, однако его снова заткнули тряпкой.
Я опустился на колени возле бочонка, чтобы вытащить тряпку и проверить качество пороха. Наткнувшись на кусок свинца, я швырнул его в яму. Раздался звук, который заставил меня насторожиться. Так звучат полые предметы.
– Может, под этим тайником находится еще один? – спросил я. – Послушайте-ка! Разве это не звук чего-то полого?
Я бросил вниз еще один кусок свинца – тот же звук.
– Yes! – сказал лорд. – Это фальшивый пол. Попробуйте, можно ли снять этот пол.
Мы снова закупорили бочонок и откатили его в сторону, чтобы искры от горящей лучины не попали на него. Потом – благо позволяло место – мы улеглись ничком вокруг ямы – глубина ее достигала примерно трех футов – и принялись ножами раскапывать земляной пол. Рыхлую землю вынимали руками.
Вскоре мы не могли уже дотянуться до дна ямы. На помощь пришел Халеф. Он был самым маленьким из нас, поэтому ему пришлось спуститься в яму. Сев на корточки, он стал усердно рыть землю.
– Мне любопытно, что за fowling-bull [28] он извлечет на свет, – улыбнулся лорд.
Раньше он был одержим страстным желанием отыскать на руинах Ниневии крылатого быка; теперь эта мысль побудила его к шутке.
Внезапно Халеф остановился. Звук, производимый его ножом, стал совсем другим.
28
Крылатый бык (англ.).
– Земля кончилась, – доложил малыш. – Я наткнулся на дерево.
– Давай дальше! – попросил я. – Попробуй очистить дерево от земли!
– Сиди, это какие-то бруски толщиной в руку; под ними пустота.
Немного погодя он достал две буковые доски.
– Их там лежит, пожалуй, больше двух десятков, – сказал он. – Я скоро увижу, что под ними находится.
Он извлек еще несколько досок; потом заглянул в образовавшийся проем. Предмет, попавший ему в руки, был так широк, что ему никак не удавалось достать его.
– Это кожа, – пояснил он, – но обвязанная веревками и довольно тяжелая.
– Тогда я спущу тебе лассо, – ответил я. – Продень его под веревками и убери остальные доски. Мы вытащим эту вещицу с помощью лассо.
Он послушался моего совета и потом вылез из ямы. Мы подняли предмет с помощью лассо: тот был спрятан в крепкий кожаный мешок, очень старательно обвитый веревками; откуда-то изнутри доносились металлические звяканье и звон. Отвязав веревки и приоткрыв мешок, застегнутый ремнем, мы извлекли его содержимое. Все присутствующие, не исключая меня, испустили изумленные крики, ведь мы увидели перед собой старинное, драгоценное воинское снаряжение штиптаров.
Вначале мы заметили искусно сплетенную кольчугу; она была серебряной или только посеребренной. Умелец, изготовивший ее, был несомненно мастером своего дела; пожалуй, ушло много-много месяцев, чтобы изготовить эту великолепную вещь. Назначалась кольчуга для человека небольшого роста, возможно, такого же, как мой Халеф.
Затем обнаружились два кремневых пистолета, богато украшенных золотом, и длинный, широкий кинжал с обоюдоострым лезвием, чья рукоятка из розового дерева также была отделана золотом, а в головке эфеса мерцала огромная, голубая жемчужина.
На дне мешка лежала кривая турецкая сабля, вложенная в простые кожаные ножны; лаковое покрытие на них стерлось. Сабля переходила из рук в руки; никто не промолвил ни слова. Наконец, Халеф протянул мне ее и сказал:
– Посмотри на нее, сиди! Она не подходит к остальным предметам.
Эфес был таким грязным, что нельзя было понять, из чего он изготовлен; казалось, его умышленно так перемазали. Однако я достаточно хорошо разбирался в оружии, чтобы тотчас заметить изящно выгравированную надпись на арабском языке. Прочитать ее было легко; она гласила: «Ismi ess ssa’ika» («Я – разящая молния»).