Зима драконов
Шрифт:
– Мы не нашли Шема. Там остались следы рыси и лисы, а также совсем свежие следы медведя – и человека. Не твои, а крупного мужчины. – Он выпил вино и отставил бокал. – Ты взяла талисман Волка? Он носил его на шее.
Тогда ей и в голову не пришло поискать талисман.
– Нет, милорд.
– А меч?
Она вновь покачала головой.
– Мы их не нашли.
– Мародеры, – угрюмо сказал Герагин. – Пусть сгниют их подлые души.
– Когда я узнаю, кто это сделал, – отрывисто проговорил Карадур, – я посажу его на кол в снегу и вырежу сердце. Орм, я хочу, чтобы завтра
– Хорошо, милорд.
Лорд-дракон вытащил из-под туники сложенный листок бумаги.
– Мы обыскали дом, пытаясь найти ребенка. В задней комнате, за кухней, обнаружилось незаконченное письмо, адресованное тебе.
Соколица автоматически взяла листок из руки Карадура. Кто-то придвинул свечу, чтобы она смогла его прочитать.
Она развернула листок. И сразу же узнала четкий почерк Волка.
«Варги убили девятнадцать человек, но лучники Дракона патрулируют дороги и поля, и им удалось отразить четыре нападения, может, даже больше… По правде говоря, я бы тоже предпочел остаться здесь… уверен, когда Дракон поведет своих солдат на север, опытные воины, особенно лучники, понадобятся ем. у гораздо больше, чем волшебники и чародеи… Я не сомневаюсь, что тебя охотно примут… Из-за войны невозможно строить планы на будущее. Тем не менее я намерен осенью, после сбора урожая, но до пачала метелей, отправиться с Теа и Шемом на юг, чтобы навестить свою семью. Ты бы хотела присоединиться к нам?»
В глазах у Соколицы защипало, пальцы вцепились в листок. Она тщательно сложила его и спрятала под рубашку, рядом с сердцем.
– Благодарю вас, милорд.
Слуга наполнил ее стакан. Она выпила, не ощущая вкуса вина.
– Милорд, – обратилась Соколица к Карадуру, – не найдется ли в вашей армии места еще для одного лучника?
Солдаты зашевелились, а сидевший рядом с ней Герагин кивнул. Карадур отозвался не сразу.
– А ты хороший лучник?
– Я шесть лет служила мастером лучников у Кални Леминина.
– А почему ушла со службы? Хороший вопрос.
– Мне надоело выполнять приказы. Я хотела работать самостоятельно.
И чем ты занималась в последнее время?
– Я делаю луки, – ответила Соколица. – У меня мастерская на Фонарной улице. Лемининкай проявил щедрость.
– И кто твои заказчики? Солдаты?
– Иногда. Но не слишком часто. В гарнизоне есть спои мастера. Но многие богатые купцы содержат охрану, к тому же люди покупают луки для охоты.
– Да, я тоже люблю охотиться. Впрочем, я не пользуюсь луком. Я ценю твое предложение, Охотница. Но это не твоя война.
– Вы ошибаетесь, – возразила она и услышала, как сдавленно ахнул Герагин. – Это моя война. Волк был моим другом. Человек, который его убил, мой враг. Если у вас найдется место для меня, я пойду с вами; если нет, пойду одна. – Соколица понимала, что солдаты Дракона не говорят так со своим лордом.
Она ощутила его гнев, на миг вспыхнуло невидимое пламя. Женщина стиснула зубы.
– Найди меня завтра, – бросил Карадур. – Тогда все и решим.
Он встал
Когда Соколица забирала свое оружие, седовласый капитан коснулся ее локтя.
– Прошу меня простить, – сказал он. – Я знаю, ты устала. Но если у тебя найдется немного времени… – Соколица последовала за ним в пустую комнату: в такие помещения обычно приводят гонцов, чтобы они подождали, пока паж найдет того, кто выслушает донесение.
– Это Рогис, – продолжал капитан. Мерцающее пламя свечи освещало его серьезное лицо. – Тот рыжий мальчишка. Ты его видела. Он дышит, но не приходит в себя. После удара о стенку у него остался большой синяк на щеке. Макаллан, наш целитель, предположил, что ты можешь помочь парню. Говорят, меняющие форму умеют обращаться прямо к разуму человека.
Рогис лежал в комнате, которая находилась рядом со спальней Соколицы. Торик прилег в прихожей, словно кошка. Рядом с так и не пришедшим в сознание рыжим пареньком находились щеголеватый светловолосый мужчина и хорошенькая круглолицая девушка, сидевшая на стуле. Она смотрела на Рогиса, как змея на мышь.
– Макаллан, – представился щеголь. – Спасибо, что пришли. Это Киала. Я попросил ее приглядывать за парнем и сразу прислать за мной Торика, если Рогис начнет шевелиться. Однако ничего не произошло. Киала, вставай. – Макаллан поднес свечу к кровати.
Вся правая часть лица Рогиса превратилась в сплошной синяк. Его глаза оставались плотно сжатыми, уголки рта побелели.
– С лицом все будет в порядке, это обычный синяк; к нему прикладывали лед. Челюсть не пострадала. У него сильное сердце, и он может глотать. Я дал ему выпить настойку сладкой розы, это помогает остановить внутреннее кровотечение, да и вреда не принесет.
Соколица кивнула и положила ладонь на левую часть груди солдата; она не собиралась проверять работу сердца, просто телесный контакт смягчал прикосновение к чужому разуму. Со всеми возможными предосторожностями она попыталась слиться с сознанием Рогиса – так рыбак забрасывает сеть, но натолкнулась на темноту, по которой ее собственное сознание распространилось, точно сияющая шелковая паутина; темнота, страх, скорбь, недоумение, а потом огонь. Все это ударило в ее незащищенный разум, словно молния. И хотя это были лишь воспоминания, Соколица сразу разорвала связь, почувствовав, как ускорился пульс Рогиса, а его расслабленное тело напряглось.
– …больно, – прошептал юноша, а потом вновь застыл в неподвижности.
Женщина подняла взгляд и увидела, что все с напряженным вниманием смотрят на нее.
– Вес дело в том, что на него обрушились воспоминания о боли, – сказала Соколица.
Ты можешь ему помочь? – спросил Макаллан. Она еще раз посмотрела на юношу.
– Я попытаюсь.
Соколица вновь осторожно коснулась его груди и стала медленно проходить сквозь защиту Рогиса.
– Отпусти, –успокаивающе говорила она, точно мать маленькому ребенку, – не бойся, боль прошла, боль прошла, отпусти…