Зима стальных метелей (CИ)
Шрифт:
— Карманы проверь, мы сейчас с тобой как Робинзоны на острове, нам все в хозяйстве может пригодиться, — говорю неожиданному напарнику.
Запихнули тела, на заднее сидение, посмотрел я на датчик топлива, тихо выругался. Вылез, посмотрел в багажник — инструменты кучей свалены, два колеса и больше ничего. Канистры с бензином там не оказалось.
— Давай решать, куда и зачем поедем, — говорю немцу. — Горючего у нас километров на десять, если повезет, то на пятнадцать.
— Мне на фронт, — говорит этот любитель войны.
— И куда? — уточняю.
Есть у него две точки перехода, обе через замерзшую Неву.
— Это
— А у тебя? — спрашивает в ответ.
— Я никому не служу, занимаюсь своими делами, а остальное: служба, форма, награды, карьера — просто маскировка, чтобы на общем фоне не выделяться.
Он мое заявление выслушал, головой кивнул, что к сведению принял, и говорит:
— Майор, служба безопасности. Твои предложения?
— Раз не улетели, надо уходить на север к финнам по льду. Ты со своим командованием свяжешься и договоришься, чтобы меня в Швецию пропустили. Лично я уже навоевался досыта, не хочу я советский концлагерь расширять до последнего моря, — говорю шпиону.
— Тогда, может к нам? — предлагает немецкий майор из СД.
— Герр штурмбанфюрер, вам бы не вербовкой заниматься, а личным спасением, — усмехаюсь в ответ. — Тогда вам со мной — в Стокгольм. Стража Севера людей не бросает.
— Воины Гардарики — это вы? — спрашивает, насторожился.
Вот ведь, пошутишь пару раз, а по твою душу ликвидатора пришлют.
— Мы с тобой воеводу со свитой сегодня проводили. Это не наша война. Это вообще не война, просто бойня, не нужная и бесполезная, — отвечаю. — Ты правильно песню выбрал, хоть и знаем мы, кто их убил и за что.
— Да? Скажи и мне, а то мне кажется, что всех их убил я… — печалится лютый враг.
— Успокойся, всех их убил товарищ Сталин за право советских людей превратить в помойку чистый городок Выборг. Ты тут абсолютно не причем, — успокаиваю я его. — Что делать-то будем?
— Пробираться на север, — соглашается шпион с моим предложением.
Легко сказать, да трудно сделать. Нам нужно машину заправить. Где? Как? Вопросов много, ответов нет. Раз я здесь остался, надо полезное дело сделать. Заехали в адмиралтейство, я там рапорт оставил о гибели всего личного состава Ладожского отдела Смерш. И всех подконвойных. Попал в машину гаубичный снаряд, и исчезли все бесследно в огне и пламени. Умерли все. Подпись неразборчиво.
Сдал дежурному, поклянчил бензина, не дали. Каждый литр распределяет начальник отдела снабжения лично, надо — иди, проси. Надо — но не пойду. Предложить нечего. Так, отсюда недалеко знакомая мне школа. Он еще осенью была приведена в жуткое состояние — никогда не понимал привычки русских людей все ломать и портить, а также гадить, где попало. Зато там можно временно расположиться, и машину есть куда поставить, и трупы в подвал скинем. А то так с ними и катаемся, ладно еще, пропуск особого отдела патрули отпугивает. Но к вечеру следователя начнут искать, машину объявят в розыск.
Завернули в школьный двор, все окна зияют черными провалами, только на втором этаже крайняя рама фанерным листом заколочена. Кто там? Пойдем, посмотрим. Под ноги внимательно смотрим, не хватало на замерзшем дерьме поскользнуться.
Лязг железа. Пистолет уже в руке, привычка такая. Вместо двери полог висит. Отодвигаем осторожно, у печурки существо сидит. И говорит оно человеческим голосом:
— Ну что, охотник, добыл крысу, или мы сегодня умрем?
А у нас на двоих — ни единого сухарика. Вообще ни крошки съестного. Тяну немца обратно. У него личико арийское все перекошено, сверхчеловек рыдать собрался.
— Надо трупы обыскать и машину, может быть, найдем кусок хлеба, — говорю ему. — А если не найдем, будем магазин брать. Ты со мной, или пойдешь по своим делам?
— Вместе будем, — отвечает.
— Все говорят, что мы в месте, но немногие знают — в каком, — шучу по привычке, я не заплачу, не дождутся, педерасты гнойные.
Трупы в сугроб у стены сбросили, предварительно вывернув карманы. Удостоверения, деньги, талоны в буфет особого отдела армии, для нас вещь совершенно бесполезная, спички, табак у водителя, махорка у комиссара, папиросы у следователя, в машине пусто. Автомат ППШ с двумя круглыми дисками, и наган с пятью патронами — наследство бдительного комиссара. У меня — два пистолета, нож, ключи от золота партии в Стокгольме и мобильный телефон. Два удостоверения одно другого страшнее.
Немцу даю удостоверение следователя особого отдела. А то он совсем без документов, зачем они ему, его ведь должны под конвоем водить. Правда, форма на нем пехотная, но с трупа на него не налезет.
Не порадовали меня покойники.
По двору тень крадется.
— Эй, иди к нам, не обидим! Зря ты осенью не уехал, это уже не твой город, — говорю беспризорнику. — Там кто-то есть? — киваю на заколоченные окна.
— Она ни на что не годится, — начинает скулить беспризорник. — Раньше к ней мужики ходили, не глядели на ее кривую ногу, а потом совсем голодно стало, и мужиков всех переловили, кого на фронт, кого расстреляли, вы уж ее не трогайте, она и так скоро умрет…
Добил он своими речами шпиона, зарыдал майор СД.
— Откуда она? — спрашиваю.
Немец слезы вытирает, а пацан мне нехитрую историю рассказывает.
— Она здесь училась, прямо в этой школе. Потом их взяли на земляные работы, там она стала с солдатами гулять. Потом их забрали в зенитчицы. Там ей на третий день что-то на ногу уронили, и после госпиталя уволили из армии. На инвалидную карточку прожить нельзя было, вот тогда стала со всеми спать, лишь бы кормили. А ждать ей некого, из их класса одна девица вышла замуж за командира, и он повез ее и всех девчонок на стрельбы в Кронштадт. Там они все вместе и утонули, вместе с катером. А крысу я сегодня не поймал, на улицах их нет, они все в дома ушли, мертвецов по квартирам едят. А вам сегодня повезло, много мяса добыли. Нам дадите?
Немец начал блевать. Не сверхчеловек.
— Бери. Только смотри, чтобы машину не испортили, — отвечаю.
Кто я такой, чтобы осуждать кого-то? Мне всегда удавалось устроиться лучше других. Всегда был в элите. Погонщик, а не баран в стаде.
Но до хозяина ранчо мне еще далеко. Уж очень сильна конкуренция на путях к богатству и славе. Тащу немца за собой под локоток.
— Мы куда? — спрашивает.
— Подальше от моих старых знакомых, — говорю, — вряд ли тебе понравится то, что ты там увидишь.